Он бросает взгляд в мою сторону, молчит, будто не понимает. Я тоже пояснений не даю. Он должен догадаться. О чем еще я могу спрашивать?
– Нехорошо подслушивать, Рада, – произносит, и я невольно улыбаюсь.
Потому что теперь знаю. Потому что он со мной в одной лодке и мы тонем в этом водовороте вместе.
– Я тоже люблю тебя, – шепчу тихо, но уверена, Никита меня слышит.
А когда оборачиваюсь, чтобы проверить, ловлю черную мглу расширенных зрачков. Он грязно ругается, со свистом колес сворачивает на обочину и, резко притянув к себе, усаживает сверху.
Боюсь, даже стойкая помада не выдержит такого наступления.
Глава 36
Рада
Две недели исчезают просто по щелчку. Мне теперь мало, так мало Никиты. Всегда. Я скучаю по нему, даже когда он спускается на кухню, чтобы приготовить нам завтрак. Это ужасно, да? Ничего не могу с собой поделать.
Даты сменяют одна другую и очень стремительно приближают день рождения Никиты. Ему исполнится двадцать девять. Я переживаю с первой минуты, как задумалась об этом, но в последнее время особенно. Потому что собираюсь устроить ему вечеринку.
Ну а что? День идеально выпадает на субботу, это ли не знак? Хотя все больше сомневаюсь, хорошая ли затея. Сама не жалую сюрпризы, как и Никита, но Макс сказал отличную вещь, мол, чем не повод их полюбить?
Это подбодрило меня, я ведь очень хочу сделать что-то хорошее. Для Никиты. Ему нужен лучик света в беспросветной тьме, потому что дела у семейства Горских складываются не лучшим образом. Он пропадает вместе с отцом на работе, а я рада, что могу хоть чем-то помочь: наконец понадобилась моя суперспособность гладить рубашки за пять минут. Правда, с его навороченной паровой станцией ума много не надо.
Сделку по продаже фирмы должны завершить в начале года, после праздников. Я не знаю подробностей, но представляю масштабы, и они пугают.
Поэтому продолжаю готовиться к торжеству. Без одобрения Макса и Татьяны ничего не организую. Да, я и родителей Никиты пригласила, так будет правильно – тихий, уютный вечер. Мы ездили к ним всего раз, но я знаю, что Татьяна хотела бы видеть сына чаще. И она правда хорошо меня приняла – она искренне рада, я ведь чувствую фальшь. Как, например, от его отца, но он старается, поэтому я спокойна. Ведет себя дружелюбно, а большего и не надо, он совсем не обязан меня любить. Вполне хватает того, что они с Никитой снова общаются, а я не чувствую себя яблоком раздора.
Татьяна, кстати, извиняется за мужа, хоть я и настаиваю, чтобы не думала об этом. Она не знает подробностей, в которые я не собираюсь ее посвящать, но за обсуждением меню для праздника не устает напоминать, что главное – счастье сына. А, по ее словам, она не видела его таким счастливым уже давным-давно.
Омрачает лишь одно: брат Никиты так и не отвечает на мой звонок. И на сообщения тоже. Я прошу Татьяну передать приглашение на праздник, но она советует оставить все как есть, говорит, отношения у них всегда были сложные.
Еще я решаюсь позвать Пустовых, они же вроде бы ладят с Никитой. А Макс приглашает какого-то общего друга Валеру Романова – тот из пловцов и на мальчишнике был. Ну, Волк и Клео, понятное дело, приглашены. Больше никого звать не хочу.
А Никита, тем временем, кажется, и не догадывается о грядущем, такой замученный приходит, нам удается его удивить.
В первые секунды, когда свет зажигается и мы хором выкрикиваем «сюрприз», он напрягается, тут же хмурит брови. Но как только его взгляд обводит всю толпу и останавливается на мне, Никита улыбается. Спокойно, тепло. А потом целует при всех прямо в губы, по-взрослому. Я так смущаюсь!
– Здесь же твои родители! – шикаю на него, но ему все нипочем, уже обнимает меня и здоровается с гостями.
Майя, которая опаздывает на час из-за большого потока клиентов в салоне красоты, незаметно подсовывает мне то, что я просила, и сразу виснет на Максе. Я окидываю беглым взглядом комнату: никто не смотрит – все выпивают, едят, болтают, Никита в центре внимания. Валера, что приехал с милой девушкой чуть старше меня, говорит тост, и я осторожно ретируюсь, чтобы спрятать подарок до нужного момента.
Подарок, над которым я ломала голову. Это единственное, что придумала. Вряд ли ведь я могу чем-то удивить парня? В смысле что-то купить тому, у кого и без меня всего хватает. Но я помню: Никита не устает повторять, как мало знает обо мне, как хочет узнать больше. Очень надеюсь, он оценит приоткрытую дверь в мое прошлое.
– Куда ты пропала? – спрашивает шепотом самый красивый мужчина во всем мире, когда я спускаюсь обратно.
Он переоделся из строгого офисного костюма, но ему даже лучше в обычном белом поло и джинсах.
– А ты следишь за мной?
– Где-то я уже это слышал.
Все смеются над короткими тостами Макса, пока мы с Никитой втихую обнимаемся в сторонке. Но когда друг заводит песню «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» и благодарит меня за встречу, я, кажется, заливаюсь краской и прячусь у Никиты под мышкой.
– Эй, родина должна знать героев в лицо! – возмущается в шутку бородач. – Спасибо крошке Раде за то, что этот вечер стал возможен! Чирз9, ребятки!
Чуть позже, мы ловим момент, когда все смотрят в интернете сделанный фан-клубом видеоролик о победах Никиты, и сбегаем наверх. Я щипаю его за бок в ответ на жадные прикосновения, веду за собой, а уже в спальне в сопровождении пошлых шуток Горского протягиваю подарок, обернутый в смешную яркую бумагу с толстыми котиками.
Никита долго вглядывается в мое лицо, прежде чем его взять. Садится на край кровати, медленно разворачивает с серьезным выражением. Теперь мне тоже совсем не до смеха.
Это фотоальбом, который вела Алевтина Степановна – та самая бухгалтерша, что выручала с подработкой и дорогими платьями. Она вела его, пока была жива: все-таки схватила инфаркт на рабочем месте. В толстой, неказистой книжке с фотографиями пряталась вся я – с детских лет и до шестнадцатилетнего возраста. Старые фотки с утренников и из летних лагерей, общие фотографии с классом из театра и наши с Майей в гостях у Алевтины Степановны. Майя, кстати, подложила еще один снимок с тех самых соревнований, где мы познакомились с Никитой. Нашла в интернете.
Пусть это немного, но все, что у меня есть. Все, что дорого.
– Какой пухлый карапуз, – смеется Никита над моей детской фотографией, я там в пачке изображаю балерину.
Сама хихикаю, сама тону в воспоминаниях, ныряю без остатка вместе с Никитой, который крепко держит за руку. Понимаю, что плачу, лишь когда слезы капают на страничку альбома. Быстро стираю их, чуть отворачиваюсь, чтобы не увидел, но он нежно касается подбородка.
– Посмотри на меня, – просит вкрадчивым голосом, ловит взгляд.
И его лицо вдруг быстро расплывается, потому что я начинаю реветь белугой.
– Вот за это я тебя люблю, – говорит, прижимая ближе, позволяя забраться с ногами к нему, утешает, убаюкивает, как маленькую.
– За… за-а то, что р-рёва? – заикаясь и захлебываясь, бормочу несвязно.
– За то, что ты настоящая.
От его простых слов я и вовсе завываю.
– Ну что ты сделаешь! – посмеивается он. – Может, я слишком редко говорю, что люблю тебя? Могу повторять каждый день.
– Не-нет, – вытираю пальцами щеки, облизываю соленые губы, шмыгаю носом, – н-не надо! Тогда слова обесценятся.
– Хорошо-хорошо, – сдается Никита. – Спасибо за такой увлекательный экскурс в твою жизнь.
– У меня есть еще кое-что, – выдохнув, шепчу уже сдержаннее, почти ровным голосом.
Майя скинула только вчера. Я и забыла, что она откопала в прошлом году эту запись с шоу талантов. Мне там лет десять, я пою – редкое зрелище. Песенку про морского дьявола и моряка, которого успела позабыть, потому что он долго плавал. Заливисто так, с душой.
– Слушай, надеюсь, обо мне-то хоть не забудешь, пока я на Кубке Европы в марте буду? – отсмеявшись, спрашивает Никита.
Это похоже на риторический вопрос. Но затем его лицо вдруг меняется, хитрая улыбка поселяется в уголках губ.
– А давай ты поедешь со мной? Возьмешь отпуск или к чертям уволишься? Я же знаю, ты обсуждала с Майей поступление в ветеринарку! Тебе нужно готовиться, наймем репетиторов, мы…
– Воу-воу, полегче. Я за тобой не успеваю.
Я поднимаю руки, потому что честно пытаюсь переварить услышанное. Никита выдыхает, а после смеется и зарывается носом в шею, щекочет губами.
– Просто с тобой хочется всего и сразу.
Я улыбаюсь в потолок и робко шепчу, что подумаю. Сердце бьется быстрее, и я делаю глубокий вдох.
– Я ведь никому не говорила, что люблю. А теперь жалею об этом, потому что Алевтина Степановна так и не узнала. Майя с Ирой делают так много, но тоже не слышат от меня доброго слова. Я больше не хочу бояться, эти слова не проклятие. Я люблю тебя очень сильно, – произношу со всей страстью и нахожу его глаза.
Лед вспыхивает пламенем. В один миг. И именно сейчас нас прерывают. Майя бросает быстрое «извините» и исчезает за дверью.
– Ой, все с ними понятно, пчелка! – Макс же бесцеремонно врывается в комнату. – Так и скажите, чтобы мы по домам шли.
Вот только расходиться никто не спешит. Мы с Никитой спускаемся, как раз когда Майя вспоминает про настольную игру «Активити», которую принесла с собой. В результате турнир затягивается еще на два часа, а я чуть живот не надрываю от смеха, пока Волк носится по залу и не понимает, что отец Никиты, изображая вампира, просто выполняет задание с карточки и не собирается всерьез нападать на кого-то из нас.
Валера с девушкой прощаются с нами первыми, им рано утром еще самолетом лететь – так они говорят. Правда, остальные тоже быстро собираются следом. Макс с Майей уходят последними, потому что Клео снова устраивает истерику, не желая расставаться с Волком. Приходится ребятам обоих на ночь забрать.
В тот миг, когда мы с Никитой остаемся во всем доме одни, что-то в его настроении неуловимо меняется. Я это чувствую и широко улыбаюсь. Хватаю Горского за локоть, взбегаю по лестнице, но он вдруг тянет меня обратно.