— Это может помешать мне вернуть свои силы?
— Нет-нет, я уже говорил, что от этого ничего не зависит.
— Тогда в чем подвох?
В том, что подвох есть, я не сомневаюсь. Иначе бы Э’рер не начал спорить с отцом. С Диггхардом К’ярдом вообще предпочитают не спорить. А значит, причина должна быть существенной.
— Это не слишком приятная процедура.
— Обучение въерхов тоже не собирание ракушек на берегу, — напоминаю я.
Это чистая правда.
Особенно такое обучение, которое мне с самого детства устраивал отец. У меня были лучшие учителя, много дополнительных занятий по раскрытию способностей. Не считая того, что все это еще контролировал правитель Ландорхорна, а я из кожи вон лез, чтобы ему угодить. Поэтому не на словах знаю о том, как после тренировок ломит тело, ты падаешь на постель и тебе даже снов никаких не снится.
— Те, кто перенес вливание силы рассказывали, что ощущение такие, словно тебе сжигают заживо изнутри.
Едх! А доктор решил мои чувства не щадить. Но, может, это и к лучшему.
— И после… Мы не знаем, как она поведет себя после.
— Придется потерпеть, если ты хочешь, чтобы никто не узнал о твоей проблеме, — напоминает о себе отец. — Но зато в тебе будет сила въерха.
Чужая сила.
— Подумай, Лайтнер. — Доктор поднимается. Больше ему здесь делать нечего. — Решать только тебе.
Он прописывает мне какие-то витамины, обещает отправить на тапет указания и даже рацион питания, который просит неукоснительно соблюдать. Я киваю, но больше для того, чтобы от меня наконец-то отстали. Когда за Э’рером закрывается дверь, я тоже поднимаюсь с желанием свалить отсюда подальше. Меня уже даже не так сильно штормит.
— Мы не закончили, — холодно произносит отец.
— Закончим, когда я высплюсь, — бросаю в ответ. — Не переживай, я не собираюсь никому рассказывать о своей слабости или как-то еще позорить имя К’ярдов. Отдохну, и сможешь влить в меня столько сил, сколько влезет.
— После ночного инцидента я уже не уверен, что тебя действительно заботит репутация семьи, Лайтнер.
Начинается! И спорить нет сил, и даже не уйдешь просто так. Но нам действительно есть о чем поговорить. Например, о том, что творит Ромина.
— Еще как заботит. И не только семьи. Меня волнует, что некоторые считают, что законы Ландорхорна писаны не для них. Въерхи заплатили собственными жизнями, подавив восстание людей, мы создали «Калейдоскоп», договорились о компромиссе, чтобы жить в мире. Но из-за таких, как Ромина, все может снова пойти ко дну. По ее приказу одну студентку накачали психотропными, а вторую сбросили в океан. Обычных девчонок.
— Уверен, что в этом замешана дочь судьи Д’ерри? — спрашивает отец.
— Она и ее дружки даже не особо пряталась.
— И как ты оказался в подобной компании?
Диггхард К’ярд спокоен, но сверлит меня взглядом, будто пытается докопаться до моих мыслей. В висках покалывает от пережитого напряжения, но когда отвечаю, голос звучит ровно:
— Стечение обстоятельств. Я отдыхал в клубе, где работает Мэйс. Заглянул туда вместе с Харом и своей девушкой.
Отец все сможет проверить, а в том, что он все проверит, я даже не сомневаюсь. Иначе бы не появился в участке, иначе бы сейчас не тратил на меня и разговоры свое драгоценное время. Не пытался узнать о моем отношении к Вирне Мэйс. Но едха с два я ему буду рассказывать о том, в чем еще сам толком не разобрался.
— Девушкой? — Впервые за наш разговор в голосе отца слышится удивление.
— Кьяной М’ель. Насколько мне известно, ты знаком с ее отцом.
Диггхард К’ярд задумчиво потирает пальцами подбородок.
— Я рад слышать, что тебя наконец-то заинтересовала политика и такие важные вещи, Лайтнер. Но мы с тобой уже говорили, что ты слишком усердствуешь в своих геройствах.
— Знаю. Сегодня я переоценил свои возможности, но и получил за это сполна.
— Надеюсь, тебя это чему-то научит.
— Как видишь, уже научило, — киваю я. — И хочу, чтобы научило других. Я хочу чтобы об этой истории узнали все.
Вот теперь ярость прорывается через мой голос, но я и не хочу ее сдерживать. Потому что сегодня по вине этой стервы пережил несколько самых жутких минут своей жизни.
— Чтобы Ромина Д’ерри была наказана, чтобы другие въерхи не считали, что они стоят выше законов Ландорхорна. И выше тебя.
Может, я немного перегибаю с пафосом, но когда тебя штормит на суше, выбирать не приходится. Говорить с отцом на его языке, где каждое слово можно вывернуть наизнанку — задача не из легких, но сейчас мне нужно, чтобы он меня услышал.
Лицо Диггхарда К’ярда каменеет.
— У тебя есть доказательства, Лайтнер? Кроме слов той девочки?
— Моего слова недостаточно? — я сжимаю кулаки.
— Ньестр Д’ерри — уважаемый въерх.
— Про него и речи не идет. Но доказательств более чем достаточно, и я их тебе предоставлю. Мы должны защищать людей, отец.
— Мы должны защищать себя.
— Защищая людей, мы защищаем себя. Нам хватает угрозы от воды, чтобы опасаться еще и ножа в спину. И я сейчас говорю не только о людях.
Меня пронизывают очередным взглядом, и я уже готовлюсь спорить, тем неожиданнее звучит ответ:
— Я тебя услышал, Лайтнер.
Я киваю, усталость наваливается всей тяжестью, еще немного и свалюсь прямо здесь. Чего бы очень не хотелось. Потому что выдерживать отца еще несколько минут — это просто хидрец!
— Ах да, еще кое-что, — останавливает он меня в дверях, и на этот раз я готов выругаться уже вслух. — Что связывает тебя и Вирну Мэйс?
Что связывает меня и синеглазку?
Океан. Тайны. Едхово притяжение, которое, кажется, просочилось под кожу.
Что еще?
— Общий курс в Кэйпдоре, — бросаю я.
— И все?
— А должно быть что-то еще?
Ответа я не жду, выхожу за дверь.
Не уверен, что мне прямо сейчас хочется разбираться в том, что происходит между мной и Вирной.
Глава 3Ныряльщица
Вирна Мэйс
— Мне очьень жаль, Вьирна. — Дядюшка Ро, пожилой въетхергец, лысоватый и худенький, несмотря на рекламу сочной лапши, зазывающей в его заведение, развел руками. Его акцент смягчал раверханский язык, достаточно резкий и сильный. — Я взьял помьощницу недьелю назад. Вот есльи бы ты раньше сказала…
Если бы я раньше знала, чем закончится мой эпичный выход в «Бабочке», я бы тоже много чего сделала. В частности, не повелась бы на провокацию К’ярда, но махать ластами после того, как на берег вынесло, смысла нет. Что самое паршивое, я не представляла, куда мне идти еще, потому что на Пятнадцатом толковых заведений больше не было. Значит, надо ехать на Четырнадцатый, Тринадцатый, Двенадцатый, и искать там. Просто заходить во все мало-мальски приличные кафе и спрашивать, не нужна ли им официантка, посудомойка, уборщица. Потому что выбирать сейчас особо не приходится.
— Понимаю, — сказала я. — Удачного вечера.
Хотела было уже уйти, но мужчина вскинул руку:
— Подожди.
Замерев, я смотрела на то, как пластиковая сумка наполняется паками лапши и фрикаделек, а еще хрустящим хворостом (сухим хлебом, который в производстве выходил самым дешевым).
— Нет, — я покачала головой, когда дядюшка Ро протянул мне сумку. — Я не могу.
Въетхергец нахмурился, цепким взглядом оценив зашедшего в лавочку посетителя.
— Мьожешь, — сказал он. — Повьерь, я знаю, о чьем говорю. Гордость — хьороший помощник, но не тогда, когда ньужно кьормить семью. Кьогда я приехал в Льандорхьорн, мне многое пришлось испытьать. Так что бьери. Не обьижай старика.
Поколебавшись с минуту, все-таки взяла: в том, что касается гордости, дядюшка Ро был прав, сейчас не до нее. Мне нужно накормить сестер и как можно скорее устроиться на работу. Главное, чтобы не пришлось бросить академию, потому что не факт, что мне пойдут навстречу и согласятся поставить только в вечерний график.
— Спасибо, — сказала искренне.
— На здьоровье. — Въетхергец мне подмигнул и повернулся к очередному посетителю. — Дьобро пожаловать! Что вьы хотель?
Улыбнувшись ему еще раз, я вышла на улицу, подставляя лицо соленому колючему ветру. В конце концов, все не так уж и плохо: еда для сестер теперь есть, а сегодня я обегу все близлежащие районы, где-нибудь что-нибудь да найдется. Пусть даже самое ерундовое, что поможет кормить их первое время, а потом найду что-то еще. Что-то еще придется искать, потому что Лэйси зарабатывала гораздо больше, и деньги на дом, на оплату воды, электричества и даже земли, на которой он стоит, совершенно иные, нежели чем те, что позволят себя прокормить. До внесения квартальной платы время еще есть, так что все у меня получится.
На этот раз обязательно получится, опрометчивых решений и ошибок с меня хватит на всю следующую жизнь.
— Не взял? — спросила Митри, стоило мне переступить порог дома, но тут увидела еду, и глаза ее расширились: — Это что, в долг?
— Нет, это подарок. Но я заплачу, когда заработаю. — Прошла на кухню, и сестра направилась следом за мной.
Сегодня она вообще от меня не отходила ни на шаг: с той минуты, как я проснулась, только и делала, что забрасывала вопросами. Пришлось все ей рассказать, пусть даже изначально я не собиралась этого делать. Митри выслушала спокойно, а потом выругалась.
— И что, теперь все сойдет ей с рук?
— Не сойдет, — уверенно сказала я.
По крайней мере, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не сошло.
— Дай свой тапет? — попросила я, пока она разогревала еду. — Мне нужно узнать, в какой больнице Алетта.
Не уверена, что получится навестить ее сегодня, но по крайней мере, узнать о состоянии бывшей подруги я хотела сейчас. Просто сказать, что я рада, что с ней все в порядке.
Митри ушла за тапетом, а я сняла лапшу с нагревателя.
Надо будет позвать Тай, пообедаем все вместе, и я поеду дальше. После выходных еще придется переоформлять документы, без которых по Ландорхорну ни шагу нельзя ступить. А потом снова общаться с деканом (студенческая карта тоже канула в глубину вместе со всем остальным). Сомневаюсь, что разговор будет приятным.