– Погибли.
– Как?
– Демон…
– С дробовиком и автоматом?! Тебя-то кто подстрелил?
– Свои… случайно. Тварь налетела из ниоткуда. Суматоха… неразбериха… Я шел первым – вот и досталось по первое число.
Начальник нахмурился и отвел взгляд.
– Давненько о демонах не слышал. Да уж… Ну а тайник? Нашли? Что внутри?
– Пустота. И безнадега… – Егор вяло улыбнулся. – Вскрыт и обчищен до последней щепки.
– Дерьмо собачье! Лучших добытчиков сгубил зазря. Не знаю даже, что с тобой делать. Доложу Савве, пусть решает.
– Лады… – Егор откинулся на подушку и поморщился.
– Угу. Отдыхай.
Разумеется, я наврал. От и до. Не было никаких демонов, а подстрелили меня отнюдь не случайно. Но никто в Городе об этом не узнает. Никогда. Даже самые близкие друзья, иначе они вмиг превратятся в злейших врагов.
Два дня назад меня напрягли сгонять в библиотеку за книгами. Я как бы подчиняюсь Городу, хотя на болту вертел его законы. Но здесь все же безопаснее, чем на Безымянке, цивильнее. Долго думал, от кого тошнит меньше – от городского официоза или блатной гоп-компании. В итоге выбрал меньшее зло.
Да фигли, мне несложно. От Алабинской до Научки минуты три пешком. Район спокойный, черти всякие забредают редко. Смекнули, собаки, – дядькам с огнеметами лучше не докучать. Только в самой Научке библиотекари трутся, вернее – трется. Раньше их было двое, пока вашего покорного не послали за книжками.
Тогда-то одна шибко борзая обезьяна испробовала на своей шкуре Малыша и Коротыша. Вторая, не будь дурой, все поняла правильно и нынче при моем приближении забивается в туалет и тихонько скулит.
Кто такие Малыш и Коротыш? Ну, не кто, а что, хотя оба мне как братья родные. Это спаренные обрезы двустволок. Сам вытачивал и подгонял – адские машинки. Левые крючки спускают бойки по очереди, а если нажать правые – жахнут из всех стволов. Отдача такая, что хилому стрелку руки на хрен переломает. Но я не хилый. Предплечья у меня о-го-го, да и все остальное тоже.
Перезаряжать запаришься, но морока того стоит. Когда наглая лысая горилла поймала восемь порций крупной дроби в упор, мозги расплескало по всему атриуму. Вот башка есть – бум! – и нету, лишь кровавая бахрома свисает.
Когда ребята прознали про мои особые отношения с библиотекарем, начали допытывать – как так-то? Отпугнул чем или договорился? На подобные вопросы всегда отвечаю одинаково: просто книжки сдаю вовремя. И почти все принимают глупую шутку за чистую монету.
В тот день обыскал все полки, но ничего годного не нашел. Полезное давно вынесли, осталась дешевая развлекаловка. Про какие-то зоны, аномалии, артефакты… Кто это вообще читает? Чушь, да и только. Но пацанве нравится. Вдохновляются, видите ли, этой писней. Сталкерами стать хотят. Лучше бы грибы разводить учились и за свиньями ухаживать. И толку больше, и проживут дольше.
Но мое дело малое – набить рюкзак макулатурой и заняться чем-нибудь более интересным. Управившись за полчаса, решил немного пошерстить архив. В хранилище хреналион самых разных документов о Самаре и области. Даже если выжившие внутри Рубежа объединятся, то не изучат их и за десять лет.
Частенько тут зависаю, чтобы не чесать в Город раньше срока. Не люблю подземку. Шум, духота, вонь, и всем постоянно что-то надо. Подай, принеси, почини, приготовь, ты ж мужик. Тридцать лет, а бабы нет – когда сталкерят строгать начнешь?
Нет, я ничуть не против мирного быта. Просто не привык к тишине в туннелях. С пятнадцати лет на баррикадах, и вдруг – как обрезало. Перемирие. Для многих – долгожданное, для меня – непонятное. Люди плакали, смеялись, кидались друг дружке на шеи. Значит, это хорошо. Значит, так и надо. Но Малыш и Коротыш – продолжения моих рук. Я не мог просто взять и положить их на полочку, как старуха – вставную челюсть. Вот и стал все чаще пропадать на поверхности. Там все понятно. Там действуют знакомые законы, по которым жил долгие двадцать лет. С того самого дня, когда упали бомбы.
Обожаю архив. Тихое прохладное подземелье, пожалуй, самое безопасное во всей Самаре. Лишь библиотекарь воет в сортире. Отвлекает, зараза, но прикончить жалко – вроде безобидная зверушка. На самом деле – просто лень. И патроны опять подорожали.
Среди документов полно научных и технических – эти не шибко жалую. Война началась, едва мне стукнуло десять. С детства кисну в метро, и семи пядей во лбу отрастить не успел – некогда было. В Городе, конечно, живет немало умников: инженеров, профессоров, врачей, но я всегда предпочитал зубрежке опасные прогулки наверху. Главное – руки растут, откуда надо, и котелок варит. В наших реалиях этих навыков за глаза хватает.
Зато газетные вырезки почитать – всегда пожалуйста! Любопытно же, как жили люди тридцать, сорок, пятьдесят лет назад. А раз заметки спрятали в архив, значит, события действительно важные, иначе зачем хранить их под землей, за толстенными дверями?
За все время прочитал пару тысяч хрупких пожелтевших листков, но ничего особо ценного не нарыл. Такой-то депутат на таком-то съезде внес такой-то закон. Такой-то колхоз установил рекорд по сбору кукурузы. С концертом приехал популярный столичный ВИА. После распада Союза криминогенная обстановка обострилась, вот вам интервью начальника полиции. И следом – останки начальника полиции нашли в таком-то лесу.
Сурово, однако, но интересно. Не то что сейчас. Метро – поверхность, метро – поверхность. Выжил – хорошо. Сгинул – что поделать, все там будем. Такова сталкерская доля.
В тот злополучный день попалось кое-что действительно важное. Статья за двенадцатое марта девяносто первого – рассказ некоего Богданова А. В., ночного сторожа музея-усадьбы Льва Толстого. Он поведал журналистке, как поздно ночью у дома остановился воронок. Пара военных – лейтенант и майор – тыча в лицо ксивами и распоряжениями, заставили мужичка свалить куда подальше. Мол, проводится спецоперация, объект взят под усиленную охрану, все гражданские должны немедленно пойти к черту.
Он вернулся домой, в хрущевку через дорогу, с третьего этажа коей открывался потрясающий вид на музей. Богданов А. В. лично видел, как полчаса спустя к зданию подкатили два военных «Урала». Из первого выгрузилась рота лопоухих призывников и принялась таскать из второго зеленые деревянные ящики, в каких обычно хранятся всякие армейские припасы.
То ли от усталости, то ли от недосыпа один ящик уронили. Журналистка так забавно описала момент, хоть премию давай. «И тут Богданов увидел, как по мостовой во все стороны покатились алюминиевые банки, блестя в свете фар».
Сторож понаблюдал за разгрузкой около часа и пошел спать. Поутру обшарил окрестные кусты и нашел банку. Вскрытие показало вкуснейшую советскую тушенку, гостовскую. Пытался отыскать тайник в музее, но тщетно – вояки спрятали добро на совесть. Мужик еще удивился – на кой черт тушенку в музее прятать? А вскоре Горбачев объявил о создании Союза Суверенных Государств. В августе того же года грянул путч, и от СССР остались рожки да ножки. А хитрый майор, скорее всего, предугадал большую заварушку и подготовился к новой «свободной» жизни, стибрив целый грузовик казенной жратвы.
И тут в башке щелкнуло – усадьбу стоит проверить. Может, воришка сбагрил хабар, а может, и не успел – времена сложные были. Нескольких тонн тушняка хватит на год, и от меня в кои-то веки отстанут с дурацкими поручениями. Смогу наконец заняться настоящим сталкингом, а не добычей хавки и книг. Ведь вокруг так много неизведанного и неизученного… Острова, речные порты, промзоны, дальние хутора, секретные заводы и бункеры… Точно, надо идти! Благо от Алабинской километров пять всего. Но топать самому не вариант – в домах и узких двориках засела нечисть, а на набережную без танка лучше вообще не соваться.
Спрятал листок в карман – и домой. Вручив рюкзак с книгами дозорным, расписался в журнале и прямиком в бар «Крайний выход» – уютную берлогу для своих. Демон бы побрал Савву с его дебильными законами. Все под роспись: кто куда пошел, во сколько пришел, что принес, какое задание взял на завтра. Долбаная бюрократия. Впрочем, на Безымянке еще хуже. Гоп-стоп на входе, гоп-стоп на выходе, гоп-стоп везде, где только можно. А можно, собственно, везде. Еще и в рабство угонят.
– Михалыч! – окрикнул бармена.
Тощий парнишка махнул в ответ. Вот же ирония – прозвать Михалычем безбородого сопляка, не нюхавшего ни пороху, ни бабу. Что поделать – работа важная, ответственная, вот и кличка под стать.
– Михалыч, плесни самогоныча.
Сидящие за стойкой сталкеры ехидно захихикали. Паренек покраснел и тихо хлопнул передо мной стопариком. Первая рюмка после ходки – за счет городского бюджета. Хоть какой-то плюс от бумажной волокиты.
– Кобру видел?
Бармен покраснел еще гуще. Все знали, как он страдает от безответной любви к грубой жгучей девушке, которую не укротил даже я.
– Недавно вернулась, – пробубнил он. – Вроде дома сейчас.
– А Пахом?
– В загуле. Минут двадцать назад ушел.
– Не в шпалу хоть, надеюсь?
В ответ Михалыч ухмыльнулся:
– Не-а. Но с собой литру взял. Сказал, не в настроении сейчас, при всем честном народе. Душа уединения просит.
– У Пахома? Душа? Ну, это он загнул! – вернул ухмылку я, про себя облегченно выдохнув – загул товарища был бы сейчас совсем некстати. – Ладно, маякни мелюзге – пусть метнутся и позовут обоих.
Парнишка кивнул и вышел на перрон, где носились стайки чумазой детворы. Молодняк, едва услышав, что помощь нужна не абы кому, а самому Ежу, тут же наперегонки помчал по указанным адресам.
Я заказал чай в пакетике и миску грибного рагу. Сыпанул на стойку горсть патронов и уселся подальше от посторонних ушей. К сожалению, у «Крайнего выхода» нет ни стен, ни укромных темных уголков. Оставалось поглубже натянуть капюшон и надеяться, что в ближайшее время не выстроится очередь из желающих пожать лапу.
Кобра пришла сразу, даже куртку не накинула. Серая майка, камуфляжные штаны, берцы и два жетона – один на шее, второй под шнурками. Когда имеешь дело с тварями и чудищами, лучше подстраховаться. Нередко от сталкеров остаются одни ботинки.