Дойдя до последних, разрушенных цехов завода, сталкер услышал позади какой-то шум. Нащупав в кармане фонарь, он прижал его к цевью автомата и резко развернулся, включая свет.
Какая-то тень метнулась в сторону. От неожиданности Шуруп едва не вдавил спусковой крючок, но сумел сдержаться. Кошак? Черт его знает. Тот бы напал уже. В отличие от сталкера, вконец одичавшие кошки, под воздействием радиации, осадков и еще не пойми чего превратившиеся в настоящих монстров, в темноте видели прекрасно. Да нет, кошак бы напал сразу, пользуясь преимуществом. Тогда что это?
Шуруп простоял на месте не меньше минуты, но движение не повторилось. Видимо, показалось. Сталкер пошел дальше, то и дело оглядываясь.
На то, чтобы добраться до моста, в общей сложности у него ушло не меньше часа. Минут пятнадцать пришлось пролежать за насыпью – скрипеть зубами, слушая, как пощелкивает радиометр, и надеясь, что тот, кто копошится в зарослях, уйдет раньше, чем сам Шуруп нахватается рентген. Рельсы фонили, и чем ближе к мосту и реке – тем сильнее. Наконец в темноте он увидел перекрученный скелет ограждения. Здесь счетчик напоминал о себе чаще, но мост был практически цел, и на переправу сталкер потратил не больше пяти минут. Тело под ОЗК вспотело, несмотря на ночную прохладу, стекло противогаза то и дело приходилось протирать. Оставался совсем маленький отрезок пути. Главное было теперь – не потерять бдительность.
Еще двадцать минут – и вот он у реки. Сталкер сбросил рюкзак и достал из него продолговатый сверток. Распустил тесемки и аккуратно разложил на берегу небольшую надувную лодку. Еще раз огляделся, убедился, что ничто ему не угрожает, и принялся за работу.
Когда борта лодки обрели упругость, он бросил внутрь рюкзак, опустил лодку на воду и перебрался в нее сам, стараясь не потерять равновесие. Сильно оттолкнулся от берега и заработал веслами.
Луганка в этом месте была неширокой – метров двадцать. Сталкер усмехнулся, вспомнив то время, когда речку можно было перепрыгнуть, хорошенько разбежавшись. Отец рассказывал ему, что когда-то по ней ходили катера, и маленький Пашка никак не мог себе это представить. Что ж. Сейчас все вернулось на круги своя. Только катеров нет больше. И некому на них бороздить радиоактивные воды.
На берегу он, не тратя времени на то, чтобы спустить воздух, взвалил лодку на плечи и быстрым шагом устремился к массивным железным воротам. Аккуратно, боком, протиснулся в щель, стараясь не повредить резину, пристроил лодку у стены цеха и нырнул внутрь.
Кусты на другом берегу реки зашевелились. Кастет, увидевший все, что ему было нужно, оторвался от «ночного» монокуляра и нехорошо усмехнулся.
– Ну, все, сука. Труба тебе теперь.
– Дядя Паша вернулся! – Шуруп только успел стащить ОЗК, как по коридору, подобно молнии, пронеслась Вероника и запрыгнула к нему на руки.
– Вернулся, вернулся, вернулся… – повторяла девочка, прижимаясь к небритой щеке.
– Ну, все, все, маленькая. Вернулся. Я же обещал.
– Да, дядя Леша говорил, что если ты пообещал – то ты в лепешку расшибешься, но сделаешь, – чужие, взрослые слова из уст девочки звучали смешно. Седой, вошедший следом за сталкером, усмехнулся. Шуруп опустил девочку на землю и попытался рассмотреть ее лицо в тусклом свете лампочки, горящей вполнакала. Увиденное ему не понравилось. Черные пятна практически слились, делая лицо ребенка пугающим. Сталкер нахмурился.
– Ну ладно, малыш. Пойдем. Посмотрим, что там Лев Георгиевич наколдовал.
Это место под старой фабрикой Шуруп нашел случайно. Сколько он себя помнил – фабрика никогда не работала. Он даже не знал, что тут когда-то производили. Несколько месяцев назад его вытеснила сюда пара кошаков. Осторожные животные не нападали, дожидаясь, пока жертва устанет, но оттерли его от моста в развалины. В поисках спасения сталкер спрятался в полуразрушенном здании и нашел внутри люк. К его удивлению, люк вел в небольшое и отлично сохранившееся убежище. Даже счетчик молчал. Тут было сухо и пыльно – нога человека не ступала в подвал со времен последней войны. А может – и раньше. Место Шурупу понравилось, и он решил обустроить тут запасное убежище – мало ли. Не успеет до темноты добраться до дома или прижмет, как в этот раз. Шуруп натаскал сублимированной еды, лапши в пакетах с выцветшей и почти нечитабельной надписью: «Мивина», несколько канистр с водой и горючкой для генератора. Как знал. И именно сюда он увел заболевших в ночь перед планировавшейся расправой.
Во второй комнате было людно. Сталкер привычно пробежал взглядом по худым, изможденным лицам и нахмурился снова. Кого-то не хватало.
– А где Зоя?
Ответом была тишина. В ней отчетливо было слышно, как Шуруп скрипнул зубами.
– Здравствуй, Паша. Принес?
Лев Георгиевич за эти дни ссутулился и постарел еще сильнее. Нервы и болезнь давали о себе знать. И хотя болевых ощущений от «чернухи», как болячку окрестили в убежище, не было, но люди слабели. Настолько быстро, что вскоре не могли уже самостоятельно ходить. Вот и сейчас – в углу подвала на подстеленной мешковине лежали несколько человек.
– Принес, Лев Георгиевич.
Он достал из рюкзака пакет и передал его профессору. Тот сразу же вскрыл его, заглянул внутрь и широко улыбнулся.
– Это то, что надо!
Шуруп затаил дыхание.
– Это значит, что вы сможете победить болезнь? – сердце пропустило удар.
– Это значит, что у нас есть шанс.
Шуруп только кивнул.
– Лучше, чем ничего, правда?
Профессор не ответил. Он уже с головой погрузился в какие-то расчеты, распаковывал препараты, раскладывал их на столе, время от времени нажимая какие-то кнопки на машине, стоящей рядом.
Этот агрегат Шуруп притащил из областной больницы. Дошел. Сам. Насмотрелся по дороге всякого, извел почти весь боезапас, поймал немалую дозу, но дошел. Смог найти в разрушенном, огромном здании нужные профессору аппараты и лекарства, едва не остался там насовсем, столкнувшись в развалинах морга с чем-то невероятно быстрым и сильным, но все же добыл все необходимое и вернулся. В убежище даже не спросили, где он пропадал три дня, наверное, считали, что искал больных. На обратном же пути сталкер узнал то, что и сейчас грело сердце надеждой. Но он пока не говорил об этом никому. Зачем обнадеживать людей раньше времени? Сначала надо победить болезнь.
– Ты готов, Павел? – он вынырнул из глубины своих мыслей и увидел, что Лев Георгиевич выжидающе смотрит на него. Шуруп кивнул и принялся засучивать рукав.
То, что Шуруп – иммунный, стало понятно несколько дней назад, после того как проведя столько времени с больными без какой-либо защиты, сталкер не заболел. Именно благодаря этому Лев Георгиевич смог найти решение проблемы. Ну, или он считал, что смог найти.
Игла вошла под кожу, двинулся поршень, большой шприц быстро наполнился темной венозной кровью. Лев Георгиевич извлек иглу, ловко зажал место укола ватой, смоченной спиртом, и кивнул в угол.
– Пойди, отдохни. Умаялся, небось, за эти дни?
– Умаялся, – вздохнул Шуруп. – Я пойду с Вероничкой посижу.
Девочка, услышав свое имя, улыбнулась.
Шуруп нашел Веронику в объятиях умирающей матери пять лет назад, в руинах супермаркета в Городке. Он не знал, ни откуда они, ни как туда попали. Одни, без мужчин и оружия, они ничего не смогли противопоставить стае из пяти здоровенных псов. Мать до последнего пыталась защитить девочку, и даже когда упала, сбитая с ног, прикрыла ребенка своим телом. Несколько очередей разогнали животных, знающих, что такое огнестрельное оружие. Но мать Вероники это не спасло. Слишком много было укусов, слишком много крови она потеряла. Все, что она успела сделать, – взять со сталкера слово, что он защитит ее девочку. С тех пор ребенок жил вместе с Шурупом, и ближе дяди Паши у девочки не было никого, несмотря на попытки женщин с «тепловоза» взять ее под свое крыло.
Гладя сидящую у него на руках Веронику, Шуруп сам не заметил, как задремал. А проснулся он уже от того, что его теребил озабоченный Седой.
Кастет поднял руку, и отряд послушно остановился. Внимательно рассмотрев дорогу, сталкер кивнул в ответ своим мыслям и снова двинулся вперед. Выглянул из-за покосившегося забора, осмотрелся и помахал рукой ведомым. Повинуясь жесту, пять фигур продолжили движение, ощетинившись во все стороны стволами автоматов.
Кастет не мог нарадоваться тому, что все получилось так легко. Сонный Иван Николаевич выслушал его и позвал Авдеева – старшего над солдатами.
– Дело надо закончить, – говорил Кастет с горящими глазами. – Это сейчас они там сидят. А что будет, когда у них жратва закончится? Опять к нам пролезть попытаются? Шуруп уже один раз показал, что мы ни хрена не знаем о собственном доме. Что, если есть еще входы, о которых мы не догадываемся? Он сам уже болен – после карантина он с ними, получается, несколько дней уже общается. То, что он их увел, показывает, что крыша у него съехала плотно. А если он наших на поверхности ловить начнет? Хрен его знает, что в голове у психа. Я считаю, надо заканчивать. Я знаю, где они, я смогу провести туда людей. Помимо Шурупа, там только Седой, остальные – пацанва, оружия не державшая, бабы и мелочь совсем. Одной группы хватит, чтобы навсегда отвести от убежища опасность.
Авдеев кивнул.
– Парень прав, Николаич. Шуруп с катушек съехал окончательно. Мало того что он подставил всех под удар – так он еще и против твоей власти пошел. Врал тебе, получается. Всем врал. Решил, что девчонка его ценнее всего убежища. Это плохо, Николаич. Припрется под утро – а болячка внутри. Не пускать? Так поперек попрет. Нет. Не для того двадцать лет мы тут все налаживали, чтобы в одночасье из-за одного идиота все похерить. Я согласен с Кастетом. Надо точку ставить.
На старосту было больно смотреть. Он ценил Шурупа. Но когда на кону стоит жизнь убежища…
– А может, утра дождемся? У людей спросим? – нерешительно произнес Иван Николаевич.