Вот почему вопрос о происхождении Футбольной ассоциации в Англии в XIX веке, несмотря на то что он социологически увлекательный и важный, не имеет отношения к продолжению существования футбола. Футбол не связан пуповиной со своим первоисточником.
Португальский форвард Эйсебио празднует забитый в ворота сборной Болгарии гол на ЧМ-1966. Португалия выигрывает со счетом 3:0. AFP/Getty Images
Выражаясь более формально, сущность футбола заключается в повторении – в этой игре, в предыдущей игре и в следующей. И ни одна из этих игр не является менее оригинальной, чем другая. Каждая игра – выражение сущности футбола, которая целиком состоит из повторяемости. Из этих повторяющихся действий, узнаваемых зрителями, можно выстроить серию или серию серий, которые стали бы историей или серией историй. Скажем, можно сравнить производительность команды во время турнира, или на протяжении всего сезона, или даже между разными сезонами. Всегда можно выделить определенную серию и придать ей эпическую трактовку. Взять, к примеру, два героических сезона клуба «Ноттингем Форест» в 1977–1978 годах, когда на протяжении сорока двух матчей команда не потерпела ни одного поражения. Этот рекорд затмил только «Арсенал» в 2003–2004 годах, получивший титул «Непобедимый» после беспроигрышной серии в сорок девять игр. Или, наоборот, взять крайне неудачный сезон, катастрофическую серию поражений – как тридцать два провальных матча «Дерби Каунти» в 2007–2008 годах.
Джордж Бест празднует второй забитый гол «Манчестер Юнайтед» в матче против «Бенфики» в финале Кубка Европы 1968 г. «Манчестер Юнайтед» побеждает со счетом 4:1. Popperfoto/Getty Images
Сущность серии – повторение. Футбол – постоянный акт продуктивной мимикрии или имитации, который воспроизводит себя в большинстве игр. Всегда будет следующий сезон и новый турнир. Оригинала нет, есть лишь многократно повторенные акты повторений. Футбол – это не только беспрестанное посредничество, существование его выражается в воспроизведении, в бесконечно изобретательных процессах мимикрии.
Театр идентичности и неидентичности
Футбол – это драма. Все говорят так. Но с одной важной, на мой взгляд, оговоркой: футбол – драма более подлинная, чем театр. Пока, несмотря на героические усилия Брехта, Арто, Гротовского, Питера Брука, Ричарда Шехнера и других драматургов прошлого столетия, театр уныло костенел и медленно угасал, становясь лишь своего рода утешением для либеральной сентиментальности, драма процветала в футболе и в виде него.
Яркие постановки «Живого театра», основанного в Нью-Йорке в 1947 году и весьма популярного по сей день, лишь подтверждают исключение из правил, являясь парадоксальным доказательством того, что театр умирает, повторяя судьбу оперы.
Футбол – это не только самая близкая аналогия с опытом античного театра в Афинах или Эпидавре, где аудитория драматических фестивалей достигала от пятнадцати до восемнадцати тысяч зрителей, он характеризуется той же базовой определяющей чертой – судьбой.
Дело не в том, что футбол – это единственный вид спорта, которому свойственна некая «фальшь», а скорее, в том, что футбол – это вообще не спорт в обычном смысле. Художественный критик и ярый болельщик «Ливерпуля» Хэл Фостер как-то раз сказал мне, что футбол – это сцена, где порой воплощаются скрытые процессы судьбы, особенно национальной судьбы, и это ярко проявляется, когда мы наблюдаем, как англичане пробираются через очередной международный турнир, прежде чем совершить некий акт коллективного самоубийства, один из которых – унижение со счетом 2:1 в матче против Исландии на чемпионате Европы в 2016 году.
Футбол – это театр идентичности семьи, племени, города, нации. Но это представление идентичности в ее всегда закрученных, сложных, коллапсирующих и удвоенных формах. Футбол – это театр дифференциации идентичности, который разыгрывается игроками и фанатами, исполняющими свою драму под надзором сил судьбы. Это роковая драма, которой мы добровольно подчиняемся во время игры.
Позвольте мне привести несколько примеров дифференциации идентичности. Во-первых, это особый случай Ирландии, за который я обязан Майклу О’Харе и Коннелу Вону[19]. Ирландская футбольная ассоциация (IFA) была основана в 1880 году и представляла всю Ирландию, хотя большинство футбольных команд было из района Белфаста. Это было очевидно во время британского колониального правления. А в 1921 году после раздела Ирландии и создания Ирландского свободного государства в Дублине была учреждена Футбольная ассоциация Ирландии (FAI). И дело в том, что и IFA, и FAI претендуют на одну и ту же территорию. Номинально и конституционно нет такого государства, как Республика Ирландия. Существует только остров Ирландия, который представляет собой двадцать шесть графств Республики плюс шесть графств Севера. А называть Ирландию «Эйре», в манере ряда правящих британских левых, тоже неудачная идея, ибо считается, что это унижает многих ирландцев. И Северная Ирландия – это не суверенное государство, а составная часть Соединенного Королевства. По крайней мере на данный момент, учитывая Брексит. Скажем так, все это довольно сложно, но получается, что, когда Республика играет в футбол с Севером, Ирландия играет сама с собой. Вот вам и наглядный пример дифференциации идентичности. В первый раз это случилось 20 сентября 1978 года и закончилось без какой-либо драматической иронии нулевой ничьей. Конечно, дополнительный слой иронии еще в том, что многие «республиканские» игроки родились в Англии – особенно это было наглядно во времена великого тренера Джека Чарльтона. И их часто называют Англией Би (England B) или пластиковыми падди (the plastic paddies).
Болельщики сборной Сербии и Черногории поднимают флаг во время матча ЧМ-2006 с Аргентиной. Их сборная сыграла последнюю игру в своей истории и уступила со счетом 0:6. Vladimir Rys/Bongarts/Getty Images
Или возьмем пример Сербии. Я помню посещение Белграда во время Кубка мира 2006 года. У меня была запланирована беседа во второй половине дня 16 июня, что совпадало по времени с матчем между Аргентиной и сборной Сербии и Черногории. Я вежливо попросил перенести разговор на утро, чтобы посмотреть эту игру с хозяевами пансиона и с кем-нибудь еще, кто хотел бы прийти. Все устроилось, мне пошли навстречу, я дал интервью утром, а после обеда мы собрались в простом ресторане под открытым небом перед большим телевизором. За месяц до этой игры, 21 мая, в Черногории состоялся референдум, и пятьдесят пять процентов электората проголосовало за независимость страны. Независимость Черногории провозгласили 3 июня, и таким образом к моменту матча страна, игравшая на чемпионате мира, уже де-факто больше не существовала. Усугубил ситуацию и национальный гимн, звучавший после выхода команд на поле: «Hej, Sloveni», или «Эй, славяне», – старый национальный гимн бывшей Югославии, которая распалась еще во время войны 1991 года. Получилось, что страна, которая больше не существовала, исполняла гимн государства, которого давно уже не было. Хозяева в деталях передали мне всю эту иронию идентичности и дифференциации. Аргентина же тем временем буквально раздавила сборную Сербии и Черногории со счетом 6:0 – это было крайне унизительное поражение. Я думал, что мои новые друзья будут расстроены, но не тут-то было. Они были в восторге, что у всех на виду было разыграно это действо, явно показавшее бедственное, раздробленное и нестабильное положение их национального существования, и на мое недоумение они ответили так: как можно ожидать, что команда страны, которой нет, будет играть с какой-то уверенностью?
Музыка должна звучать
Футбол – это место, где драма национальной идентичности или неидентичности пророчески разыгрывается сама собой вопреки истории насилия и войн. Истинный характер драмы не находится в тексте, или в сценарии, или в ремарках, не говоря уже о субъективных замыслах драматурга, которые частенько могут быть обманчивыми и даже бредовыми. Нет, истина драмы проявляется в исполнении и как перформанс. Как писал Гадамер в книге «Истина и метод»: «На самом деле драма существует, только когда она разыгрывается, и в конечном счете музыка должна звучать»[20].
Это относится и к футболу. Сложнейшие тактические планы, составленные на iPad или сведенные воедино после бесконечных консультаций в больших черных кожаных папках, которые так любит Луи ван Гал, теряют всякий смысл с первым свистком судьи в начале матча. Пресс-конференции и интервью с тренерами и игроками всего лишь способ приятно убить время, а суть футбола содержится в матче, в процессе самой игры. И конечно же музыка должна звучать. Не петляющими, тонкими ритмами дорических од, исполняемых трагическим хором, а постоянным, комплексным хоральным сопровождением пения фанатов, которое может оказывать почти гипнотический эффект, отзываясь эхом на игру и передавая энергетику действий на поле. К сожалению, эта громкая музыка фанатов полностью разрушается ужасом, льющимся из звуковой системы стадиона, особенно бессмысленными песнями, такими как (господи помилуй) «We are the Champions» группы Queen. Если хотите, можете назвать меня реакционером, но я считаю, что стадионную музыку надо запретить.
В своей первой книге «Рождение трагедии из духа музыки» (1872) Фридрих Ницше проводит известное различие между двумя силами, составляющими античную драму, двумя началами, которые воплощаются в виде божеств, двумя спаренными тенденциями: аполлонической и дионисийской. Аполлон – это искусство скульптуры, совершенство индивидуальной телесной формы, выражающейся в фигуре трагического героя. Дионис – это искусство музыки, представляющее собой единение инструментального разгула, которое вызывает сильное чувство опьянения, раж, или Rausch (упоение), что созвучно в английском языке слову Rush (порыв).