Конечно, слово самодостаточный используется не только в брачных объявлениях. Говорят, например, самодостаточный ребенок – то есть такой, которого не надо непрерывно развлекать. Сидит себе подолгу, рисует, в игрушки играет. Вообще это слово сейчас очень модно. В интернете полно дискуссий о том, кто такой самодостаточный человек. Не то чтобы оно было совсем новым, но раньше оно употреблялось нечасто и было совершенно книжным. (Между прочим, вот я пишу, а Word мне слово самодостаточный подчеркивает: не знает он такого слова.) Притом относилось оно обычно не к конкретному человеку. Вот типичные примеры:
В литературе классицизма и Просвещения выработался особый тип афористического мышления, то есть мышления отдельными закругленными и самодостаточными мыслями, по самому замыслу своему независимыми от контекста. (М. Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского, 1963).
Гуманистическая антропология, признавшая человека существом самодостаточным, была естественной реакцией против подавленности человека в традиционном христианском сознании (Н. Бердяев. Проблема человека, 1936).
Сейчас же от былой книжности осталась разве что легкая претензия на глубокомыслие.
До последнего времени словари толковали слово самодостаточный как «то же, что самодовлеющий». Тут история слова самодостаточный пересекается с другой историей. Я говорю о непростой судьбе глагола довлеть.
Он значил «быть достаточным» (ср.: «Довлеет дневи злоба его», т. е. «достаточно для каждого дня своей заботы»; отсюда – злободневный). Собственно, довлеть – того же корня, что довольно. Однако в современном русском языке он закрепился в совсем ином значении – «подавлять, тяготеть», возникшем по созвучию со словами давление, подавлять. Ср.: «Памятник довлеет над площадью», «Над ним довлеет одна мысль»… Еще в середине прошлого века словари признали это значение (хотя оно до сих пор остается несколько вульгарным). Это вызвало протесты пуристов. Академик В. В. Виноградов ответил заметкой, в которой проследил смысловые колебания глагола довлеть аж с конца XVII века. Сохранился замечательный документ – письмо писателя Федора Гладкова на имя президента Академии наук СССР А. Н. Несмеянова, содержащее полемику с В. В. Виноградовым (оно опубликовано в комментариях к трудам Виноградова). Прекрасен его финал:
Я нисколько не сомневаюсь, что культура языка для Вас не менее дорога, чем литераторам. И я думаю, что к этому сигналу писателя Вы не отнесетесь безучастно. Может быть, у Вас найдется минута затребовать гранку или верстку с этим злополучным словом и взглянуть, как толкуется оно в образцовом Словаре Академии Наук в противовес исторической лингвистике и здравому смыслу (1952).
По мере того как забывалось старое значение глагола довлеть, утрачивало свою внутреннюю форму и книжное прилагательное самодовлеющий. Соответственно его синоним самодостаточный получал преимущество.
К концу прошлого века он стал предпочтительным, а попав в массовый обиход, обзавелся и новым смыслом. Никак нельзя ведь сказать: «самодовлеющий ребенок», «Самодовлеющая девушка познакомится с самодовлеющим мужчиной»…
Мода на слово самодостаточный вполне объяснима. В последнее время русский язык стал гораздо благосклоннее, чем раньше, смотреть на простое соответствие человека психической норме. Особенно ярко это заметно по возникновению новых значений у слов адекватный и вменяемый. Слово адекватный сейчас чрезвычайно активно используется применительно к человеку. При этом не указывается, чему этот человек адекватен. Просто – адекватный, то есть без тараканов в голове, без неожиданных и странных проявлений, без комплексов, сверхценных или фиксированных идей. И главное, подразумевается, что все это – хорошо. Вменяемый – тоже хорошее качество человека. В юридическом смысле вменяемость предполагает, что человек отдает себе отчет в совершаемых поступках, поэтому его можно за них судить. Однако в обиходе это слово вовсе не связано с преступлениями: вменяемый – значит достаточно разумный, способный понять, что ему говорят. Причем говорят уже не только о вменяемых людях, но и о вменямых текстах, вменяемых взглядах и даже о вменяемых ценах. На самом пике моды на это слово мне попалась небольшая статья М. Берга «Западник на западе» (Ежедневный журнал. 2010. 15.12), в которой чуть ли не все было вменяемым:
Что пишут вполне вменяемые (Здесь и далее в цитатах – курсив мой. – И. Л.) демократы-интеллектуалы о системной и несистемной оппозиции?
Но его позиция освящена культурой, она культурно вменяемая.
…А либо просто плюнет, либо пробормочет что-то про русский максимализм и идеализм, про не очень вменяемую российскую интеллигенцию.
В основном это были культурно вменяемые люди – они ругали Маргарет Тэтчер, которая сокращает расходы на культуру и образование, ругали Рейгана, который просто пошляк-ковбой.
Я это к тому, что примерно так же реагируют культурно вменяемые люди на Западе, когда они слышат, как Россию сравнивают с хорошо знакомой им страной, словно реальность с раем.
«Он человек очень адекватный и абсолютно вменяемый» – это сейчас едва ли не высшая возможная похвала. И за ней стоит какое-то совсем новое представление о жизни. Вспомним «Обыкновенное чудо» Шварца: «Вы сумасшедший?» – «Что вы, напротив! Я так нормален, что сам удивляюсь». Конечно, эту фразу говорит главный негодяй – Министр-администратор, и невозможно себе представить, чтобы ее произносил другой герой пьесы.
Подчеркиваю, тут дело не в том, чтобы обзываться сумасшедшим – это не фокус. Каждый без труда вспомнит обозначения разных видов психических расстройств, которые используются как бранные слова. И слова неадекват и невменько, хотя как раз вполне новые, но в концептуальном отношении неинтересные. Потому что ругать за интеллектуальную неполноценность – это сколько угодно, а вот хвалить за нормальность – это нечто для нашей культуры действительно новенькое.
Дела и делишки
Недавно по телевизору шел какой-то старый советский фильм, а в нем звучала исполняемая бодрыми женскими голосами песня. Эту-то песню я краем уха и услышала. Тут все дело в характерной манере пения – голос журчит, согласных вообще не слышно. И вот мне показалось, что я слышу строку припева: «Энергичные / И практичные» (это о друзьях). Я была изумлена: вот уж никак не ожидала услышать слово практичный в этом контексте. Оно скорее из рекламы бытовой техники Hansa: «Немецкая практичность во всем». В немецких магазинах женской одежды русское ухо поражает частота, с которой звучат два слова – praktisch и günstig. Конечно, русское практичный не вполне тождественно немецкому praktisch, а русское дешевый тем более отличается от немецкого günstig, но все же трудно представить себе русскую даму, которая, примеряя в магазине нарядное платье, одобрительно восклицает: «Дешево и практично!»
Для нас такое сочетание намертво связано с диалогом Миронова и Папанова из фильма «Бриллиантовая рука»: «Лелик, но ведь это неэстетично!» – «Зато дешево, надежно и практично». Я особенно люблю рекламный слоган шоколадок Ritter Sport: «Quadratisch. Praktisch. Gut». Ну, с quadratisch понятно: такие шоколадки действительно отличаются от большинства других своей квадратной формой. Gut – тоже понятно: это слово значит не только «хороший», но и «вкусный». Но praktisch? Для нас такой эпитет никак не соединяется с представлением о шоколадке. Реклама Ritter Sport идет и в России, и не случайно этот слоган обычно дается без перевода. Как сказано в той же «Бриллиантовой руке», «непереводимая игра слов». Пробовали одно время по-русски: «Квадратный, практичный, хороший». Но это, право слово… Еще был громоздкий вариант: «Отличный шоколад в практичной упаковке». Он, оказывается, назывался практичным в том смысле, что его открывать удобно.
Пока я все это соображала, на экране спели следующий куплет и снова затянули припев. Я вслушалась и разобрала: «Энергичные, / Симпатичные…» Но это же другое дело! У слова симпатичный тоже, конечно, непростая история в русском языке, и все же энергичные и симпатичные друзья – это нормально.
Однако вернемся к слову практичный. В практичности, конечно, нет ничего плохого, для жизни это качество очень даже полезно. Но русская культура так устроена, что все утилитарное, все связанное с расчетом и выгодой располагается в ее иерархии ценностей довольно низко. Практичность – это свойство Штольца, а он, как известно, всем хорош, да только любим и жалеем мы Обломова.
Впрочем, тут стоит задуматься вот о чем. Сейчас в русском языке целый пласт лексики меняет свой концептуальный и оценочный потенциал: слова карьерист и амбициозный перестали быть однозначно отрицательными, слова успешный и эффективный теперь могут характеризовать людей. По логике вещей, польза, выгода, практичность – следующие в очереди на реабилитацию. Правда, практичность пока не пробилась в число признаваемых русским языком ценностей. Есть в этом слове какая-то мелкотравчатость, а от своей любви к широте и размаху русский язык не готов отказаться. Пока, во всяком случае.
И все же. Все же то, что должно происходить, происходит. Только полем битвы оказалось не слово практичный (греч. praktike, от praktikós – «деятельный»), а слово с родственным греческим корнем – прагматичный (от греч. pragma, pragmatos – «дело, действие»).
До недавнего времени слова прагматичный, прагматик за пределами специальных (лингвистических, семиотических, философских, исторических) контекстов употреблялось нечасто. Однако за последнее десятилетие они стали необыкновенно популярными, при этом прямо на наших глазах меняя свой смысл и оценку. Поначалу слово