Автор: Элиза Рейн
Название: «О клинках и крыльях»
Серия: «Фейри проклятые огнем». Книга первая
Перевод:Miss Worplesdon
Редактура:Verhovnaya
Вычитка: Ленчик Кулажко
Обложка: Ленчик Кулажко
Переведено для группы ВК:
Переведено для канала в ТГ:
18+
(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)
Любое копирование без ссылки
на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Делай, что можешь.
Игнорируй то, что не можешь.
ГЛОССАРИЙ
Мир
Иггдрасиль — древо жизни, а также общепринятое название мира пяти Дворов, которые соединены со стволом корнями — реками.
Известные расы, живущие на Иггдрасиле:
Фейри Двора Льда — светлая кожа, синие волосы, магия льда и воды.
Фейри Двора Золота — светлая кожа, золотые волосы, магия света.
Фейри Двора Тени — разные оттенки кожи, черные волосы, магия теней и ужаса.
Фейри Двора Земли — золотистая кожа, зеленые волосы, магия земли и природы.
Фейри Двора Огня — темная кожа, серебристые волосы, магия огня.
Высшие Фейри — также известные как Ваниры. Древняя раса провидцев, по легенде живущих в кроне Иггдрасиля.
Отмеченные рунами — люди, рожденные с руническими татуировками, соответствующими одному из пяти Дворов. Способны создавать силовые жезлы для фейри.
Валькирии — изначально девять дев — воительниц, благословленных защищать Одина и уже позднее, все магические стражи на службе Одина, проходящие подготовку в Фезерблейде.
Выражения, принятые на Иггдрасиле:
Валькирии (валь — КИ — рии) — стражи Одина.
Валь — тивар (валь — ТИ — вар).
Оскорелла (оско — РЕЛЛА) — Дикая Охота.
Хемскр (ХЕМ — скр) — глупый/идиот.
Эрсир (ЭР — сир) — командир.
ГЛАВА 1
КАИН
— Т-тебе не нужно меня убивать, — мальчишка пятится с поднятыми руками. Врезавшись в постамент, он останавливается и вздрагивает, когда на пол падает ваза и разлетается на кусочки. К его чести, он не отводит взгляда от моего.
Мальчишка не может увидеть Сколла, но волк уж точно его чует.
Хоть боги и оторвали мне крылья, и прокляли кожу, но моего волка они отнять не смогли.
Страх так и сочится из мальчишки, и когда Сколл им насыщается, мои вены опаляет огнем. Волк подпитывает мою силу и сам становится таким же диким, похожим на ужас. А я становлюсь сильным. Боги, сколько времени прошло с тех пор, как Сколл мог вот так чуять страх.
Это опьяняет.
— Скажи, почему ты ко мне пришел?
Мальчишка снова качает головой, не отрывая взгляда от моего. Я знаю, что он видит пламя, пляшущее в радужках моих глаз. Предвосхищение того, что будет дальше.
— Они сказали, что ты можешь мне помочь.
Сколл рычит, и взгляд мальчишки мечется. Ищет угрозу. Он никогда не сможет увидеть волка. Только я вижу эти мощные лапы, источающую слюну пасть, обнаженные когти и пылающие глаза.
Я делаю шаг вперед, когда волчье желание напасть перевешивает мое собственное любопытство.
— Они предложили хорошие деньги! — кричит мальчик, и я останавливаюсь.
Я слишком много времени провел наедине с волком. Слишком много времени наедине с мыслями и голосами.
— Кто тебя послал?
— С-с-скоро прибудут фейри, — бормочет мальчик.
Сдерживая ухмылку, я смотрю на него. Это знак, чтобы он продолжал.
— Меня послали заранее, с предложением.
Я делаю еще шаг к нему, осколки разбитой вазы хрустят у меня под ногами. Сколл тяжело дышит рядом со мной.
Взгляд мальчика мечется по углам, и запах его страха проходит через моего волка, подпитывая меня.
— Объяснись, мальчик. Иначе будешь гореть всю ночь. А это слишком долго для такой короткой жизни, как твоя.
ГЛАВА 2
МАДДИ
Обычно я почти ничего не чувствую перед обмороками. Немного мутит в животе, чуть-чуть кружится голова, а потом — только темнота.
Раздражает то, что мне всегда хватает времени подумать, очнусь ли я на этот раз.
Эти мысли вызывают настоящий страх, заставляют сердце дрожать перед тем, как я теряю сознание. Я знаю, что обморок не будет долгим, и что я не пострадаю, падая, потому что рядом моя сестра.
Но мне еще в детстве сказали, что когда-нибудь я не смогу очнуться. Любой обморок может стать для меня последним. Никто не знает, что не так с моим мозгом или магией. Все, что пока известно — это то, что в конце концов это меня убьет.
Мои родители перестали консультироваться с целителями много лет назад, когда узнали о неожиданном, но полезном побочном эффекте неправильной работы моего мозга. Но моя сестра не смирилась. Я знала, что она никогда не сдастся.
— О, помоги мне Один1, не в этот раз, — слышу я ее шепот, когда прихожу в себя.
Мысленно я отмечаю этот раз в своем списке. Шестьсот пятьдесят три. Я пережила еще один обморок.
Реальность искривляется, когда я открываю глаза, и разум пытается увести меня из комнаты и от сестры обратно в убежище, существующее только в моей голове.
Усилием воли я цепляюсь за пространство холодно-голубой комнаты, в которой живу вместе с Фрейдис. Хотя мне и приходится сглатывать от приступа тошноты, я заставляю себя улыбнуться.
— Хотя бы в этот раз я уже лежала, — бормочу я, проводя нетвердой рукой по меховому покрывалу на кровати.
Фрейдис прижимает руки ко рту и смотрит на меня сверху вниз.
— Сидела, Мадди. Ты сидела. И падая, ты уронила половину вещей с тумбочки, — она показывает на пузырьки духов, блестящие украшения и коробочки прессованной пудры, валяющиеся на пушистом ковре из лисьего меха у нее под ногами.
— Ой, дерьмо.
Сестра закатывает глаза, когда я ругаюсь — видимо, это неподобающе для принцессы, а потом я сажусь. Фрейдис прижимает руку ко лбу, и ее строгое лицо искажается от боли. Я неловко встаю на ноги и тянусь к ней, но она отмахивается.
— Я в порядке. Давай, нам нужно скоро быть на балу, и я должна заново накрасить тебя тенями. Садись.
— Прости, — шепчу я и сажусь, как было велено. Я сожалею о том, что разбросала ее красивые штучки, но это я делаю регулярно. Я прошу прощения не за это. Ее веки вздрагивают, когда боль уходит, и вот за это я себя ненавижу.
— Не вини себя, — она собирает пудру и краски, садится рядом со мной на кровать и аккуратно поворачивает мое лицо к себе. — Ты ни в чем не виновата.
— Как ты… — я пытаюсь задать вопрос, но живот сводит от грусти, и я вынужденно замолкаю. Я прикладываю все усилия, чтобы скрыть волну эмоций, пробегающих по лицу, но получается только неловкий кашель и кривая улыбка. — Как ты думаешь, у тебя по-прежнему будет болеть голова во время моих обмороков, когда мы больше не будем жить при одном Дворе?
Фрейдис смотрит на меня таким же грустным, понимающим взглядом.
— Мы связаны, Мадди, — мягко произносит она. — Это не изменится после моего отъезда.
Я опускаю взгляд.
Все изменится, когда она уедет. И я не знаю, как с этим справлюсь. Я собираю всю свою любовь к ней и растягиваю улыбку так широко, как только могу, надеясь, что она достигнет моих глаз, когда снова смотрю на нее.
— Не могу поверить, что ты станешь Валькирией, — говорю я сквозь растянутые губы.
Она смотрит на меня с сомнением.
— Если я пройду обучение и смогу доказать, что достойна Одина, — поправляет она меня.
Я усмехаюсь.
— Фрейдис, у тебя есть власть родителей и твоя собственная сила. Ты преуспеешь в любом испытании, какое для тебя приготовят.
Хотя сестра и страдает от моего недуга (она не падает в обмороки, но испытывает приступы головной боли, когда я отключаюсь), она не страдает от отсутствия магии, как я. В ее волосах видны ярко-голубые пряди и несколько заслуженных в бою кос, а ее магия льда была сильна с самого детства. Она унаследовала от родителей лицо с высокими, благородными скулами, у нее кожа цвета белого мела и идеальные заостренные уши. Она выглядит именно так, как и положено настоящей аристократке-фейри.
У меня тоже острые уши, но волосы почти совсем белые и без кос. Кожа у меня слишком румяная для знати из Двора Льда, и губы цвета розовых лепестков, совсем не подходящие к модным при Дворе в этом сезоне оттенкам темно-фиолетового.
Не то, чтобы было важно, что Двор Льда думает о моей внешности. Они все равно не знают, кто я, ведь никто не согласился бы кланяться фейри Двора Льда почти без синевы в волосах, совсем без магии и падающей в обмороки.
Кроме того, родителям выгодно прятать меня от их мира. Меньше шансов, что кто-то узнает, на что способно мое больное сознание вместо того, чтобы наколдовать снег или метать оcколки льда.
— Помни, Мадди, — говорит Фрейдис, касаясь моей щеки. — Я всегда буду знать, все ли с тобой хорошо. Мы связаны.
— А буду ли я знать, все ли хорошо с тобой? — спрашиваю я, стараясь держать эмоции под контролем.
— Помнишь того напыщенного аристократа, у которого мы украли бриллиант в прошлом месяце?
Я киваю.
— Ну, я взяла у него еще кое-что, — она достает из внутреннего кармана платья два одинаковых маленьких зеркальца, украшенных ракушками из бирюзовой эмали. — С их помощью мы сможем видеть друг друга, когда я уеду.
Надежда захватывает меня так сильно, что, когда я беру у нее одно зеркальце, пальцы дрожат. С трудом, но я подавляю желание немедленно проверить, как это работает, и убираю вещицу в карман рубашки.