Мне так отчаянно хочется узнать, как пахнут стоящие на подносах охлажденные коктейли, источающие серебристую дымку, что я почти сворачиваю с нашего пути. Но я заставляю себя идти прямо, не отставая от сестры и ее стражников.
Я замечаю снежного барса в ошейнике и на поводке, лежащего около ног хозяйки, и благодарю богов за то, что мы дошли до помоста в самом центре зала раньше, чем я бы оставила Фрейдис и побежала прямо к этой большой кошке.
— Дочь моя, — говорит наша мать сестре, сидя на одном из ледяных тронов, — сегодня ты выглядишь ослепительно.
— Как и вы, моя королева, — отвечает сестра, соблюдая придворный этикет.
У меня же чешутся руки, но я силой воли удерживаю взгляд и ладони расслабленными.
Не то, чтобы мне не нравились мои родители. Отца я знаю совсем мало, а у матери всегда хватает сил одарить меня чем-то похожим на улыбку. Они никогда не обижали меня и не обращались со мной плохо. Они просто… отказались от идеи спасти меня. Когда они поняли, что то, что убивает меня, также является, главным преимуществом, каким обладает Двор Льда.
Так что я подавляю вздох и сохраняю нейтральное выражение лица, когда глубоко кланяюсь вместе со стражами.
— Сегодня здесь множество подходящих кавалеров, — говорит мой отец.
Щеки Фрейдис окрашиваются легким оттенком персикового, как солнечные лучи на снегу.
— Этот вечер — не для кавалеров, отец мой. — Отвечает она, и я вижу отторжение в ее глазах.
Отцу тоже не хочется, чтобы Фрейдис уезжала, ведь без нее трон Двора Льда останется без наследника.
Но посланники богов высказались: после нескольких столетий сна, Фезерблейд объявляет набор рекрутов-Валькирий, и отказ не будет принят.
Моя мать тихо цокает языком, искоса глядя на отца.
— Конечно, сегодня не время для кавалеров. Сегодня — вечер для великой чести, — улыбается она.
Я скольжу взглядом по новой косе в прическе Фрейдис, той, что она заплела, когда ее отобрали для обучения в Фезерблейде. Она заслужит еще много, в этом я уверена.
Мать встает, и бальный зал мгновенно погружается в тишину.
— Спасибо, что вы сегодня с нами, верные друзья, — ее мягкий голос разносится по огромному залу. — Хотя мы и будем скучать, но миссия нашей дочери — великая честь для нас. Сила, доблесть, честь, истина и победа — вот ценности, разделяемые Валькириями, стражами Одина. И идеальное место для нашей дочери — подле богов, — она протягивает руки к Фрейдис, и все головы в зале поворачиваются к ней.
Мой взгляд прикован к королеве. Увижу ли я в ее глазах хоть каплю грусти или сожаления?
Нет. Я вижу только гордость.
Как ни странно, я чувствую укол горечи.
Фрейдис — идеальное олицетворение ценностей, перечисленных Королевой, в ней есть все это.
Но не в остальных фейри Двора Льда. Не в моих родителях.
Сколько ни говори о доблести и истине в нашем мире, правда такова: выигрывает тот, кто знает секрет.
Я слабее других, магия во мне едва теплится, но я ценнее для моих родителей, чем любое оружие, и опаснее, чем любой солдат, если попаду в чужие руки.
Поднявшаяся волна недовольства во мне сходит на нет, стоит только заговорить моей сестре.
— Благодарю всех, кто пришел пожелать мне удачи. Я с гордостью буду представлять наш народ и храбро сражаться за Иггдрасиль, — она поднимает над головой руку с открытой ладонью. — Во славу Одина! — кричит она, и ее слова звенящим эхом отдаются от стен.
Мне становится стыдно за свои мысли. Конечно, моя мать права, когда гордится Фрейдис. Я тоже горжусь.
Но я также боюсь. Боюсь бесконечных часов, которые проведу в одиночестве, когда она уедет. От панических мыслей на меня накатывает головокружение, и легче становится только когда Фрейдис поворачивается обратно к родителям, и музыка снова начинает звучать.
— Вы уже знаете, когда меня заберут?
— На рассвете, — отвечает мать, и моя паника возвращается.
— Кого они пришлют? — спрашивает Фрейдис.
— Не знаю. Сейчас осталось шестеро живых Валькирий, верно? — мать поворачивается к отцу, чтобы тот подтвердил ее слова. Он пожимает плечами, но его взгляд останавливается на мне.
Я поднимаю брови, молясь, чтобы это было разрешением ответить на вопрос матери.
В моей голове звучит отцовский голос: «Давай».
И я с удовольствием покидаю реальность.
ГЛАВА 4
МАДДИ
Через секунду я оказываюсь в галерее. Это место в моей голове, но я годами не догадывалась, что у других в разуме такого нет. Я думала, что мысли остальных устроены так же.
Очевидно, это не так.
Я называю это место галереей, потому что это бесконечный коридор, до отказа набитый ледяными статуями.
Почти все они ростом с меня, некоторые из них тонко вырезаны, некоторые совсем грубо, но все это создала я.
Ну, за исключением трех статуй, что были здесь изначально — медведя, волка и орла.
Но все остальные созданы мной и сейчас я должна найти нужную.
Я сосредотачиваюсь на вопросе матери. Сколько сейчас существует живых Валькирий?
Пол коридора под моими ногами приходит в движение. Я стою очень тихо, пока он не останавливается, а передо мной не оказывается вырезанное изо льда тисовое дерево. Форма статуи никак не связана с хранящимся внутри воспоминанием, но я на секунду задерживаюсь, разглядывая узоры на листьях и текстуру коры.
Потом я протягиваю руку и касаюсь льда, который тут же превращается в воду, а заключенное в нем воспоминание растекается по моей коже, вызывая холод и покалывание на кончиках моих пальцев. Это приятный, пробирающий до костей мороз, который я знаю так хорошо, будто он часть меня, как цвет волос или шрамы на моих коленях от частых падений в детстве.
Реальность возвращается ко мне, а статуя снова обретает форму, и на секунду я одновременно смотрю на ожидающих сестру и родителей, и вижу, как лед восстанавливается кусочек за кусочком, принимая вид тисового дерева. Когда я окончательно возвращаюсь в бальный зал, я держу в руках кусок бумаги.
Большинство воспоминаний, переданных мне родителями, были записаны на листах бумаги. Некоторые из них получены в разговорах, ничего не подозревающие участники, которые не могли знать, что фейри с магической памятью прячется за одной из штор, запоминает все, что они сказали. Но большинство статуй в галерее содержат воспоминания из свитков пергамента, похищенных в ходе рейдов по всему Иггдрасилю, или выторгованных у недобросовестных личностей, знакомство с которыми мои родители будут отрицать, но которым в тайне отлично платят.
Некоторые воспоминания о вещах, которые я видела, важных датах и событиях, но их совсем немного. Мало тех воспоминаний, которые принадлежат лично мне.
Что не отменяет постоянного желания искать их.
Все, что я вижу, слышу, узнаю, может вызвать эту потребность. Мне сразу хочется выяснить, что я знаю об этом, что хранится в бесконечном ледяном коридоре.
Когда родители поняли, что я могу сохранить и вспомнить каждую мелочь, которую видела, слышала или читала, они нагрузили меня сверх меры. Я потратила много времени на то, чтобы понять, как лучше хранить воспоминания, как определить, что должно остаться в галерее, а что — нет. Сейчас они гораздо реже нагружают меня информацией, но куда чаще заставляют что-то искать в памяти.
Я не знаю, осознают ли они так же хорошо, как я, что растущая коллекция ледяных статуй и постоянное посещение галереи в моей голове неразрывно связаны с моими обмороками. Теперь, когда обмороки стали частью моей жизни, нет смысла прекращать пользоваться моими способностями и нет никакой взаимосвязи между количеством моих посещений галереи и числом моих падений. Но я не могу не думать о том, стали бы родители так много использовать мои ментальные способности, если бы сразу знали, что это убивает меня.
Иногда мне кажется, что я не хочу знать ответ.
В чем я точно уверена, так это в том, что из-за способностей они никогда не позволят мне покинуть Двор Льда.
— Итак? — голос матери заставляет меня моргнуть и посмотреть на кусок бумаги у меня в руках.
Он не совсем состоит из плотного вещества, и скорее похож на блестящий, подрагивающий призрак бумаги, чем на настоящий свиток пергамента.
Сестра демонстрирует нашу связь, тоже глядя на него. Еще в юности мы выяснили, что только мы двое видим то, что я приношу с собой из галереи. Она не знает, что именно я расплавляю и возвращаю обратно, только может разглядеть поблескивающую магию памяти, в то время как все остальные не могут увидеть вообще ничего.
Это воспоминание состоит из страниц какой-то книги. Или может, отчета? Кто-то неразборчиво писал от руки, разными оттенками чернил и почерками. Я пробегаю глазами до списка имен Валькирий, рядом с большинством из которых аккуратно подписано красным цветом: погиб.
Я продолжаю читать список, пропуская имена с такой отметкой, пока не нахожу первое, необозначенное, как имя мертвеца.
— Харальд Огромный. Фейри Двора Тени, коричневые крылья, — начинаю читать я.
Моя семья кивает, а двое стражей неловко смотрят друг на друга. Они знают, что со мной что-то не так, и подозреваю, что они догадываются, что я не просто служанка, поскольку служат стражниками Фрейдис уже десятилетие. Им дороги их жизни и языки, так что они ничего не расскажут, просто… будут нелепо выглядеть, пока странная фейри читает невидимую книгу.
— Эрик Добрый, знаменитый целитель, фейри Двора Земли. Единственный среди Валькирий, чьи крылья окрашены более чем в один цвет, — продолжаю я. Я читаю быстрее, чтобы узнать, из каких именно цветов были крылья, но об этом ничего не говорится.
— Брунгильда Знающая, — читаю я дальше, но, когда поднимаю глаза и вижу выражения лиц моей семьи, пропускаю остальную информацию о ней.
Брунгильда — самая знаменитая Валькирия среди фейри Двора Льда, легенда нашего Двора. Мне приятно, что рядом с ее именем нет подписи «