Корней ЧуковскийО поэме «Мороз, Красный Нос»
I
В своих воспоминаниях о Некрасове один из его современников, хорошо знавший его в течение десятков лет, отозвался о нем так:
«Это был человек мягкий, добрый, независтливый, щедрый, гостеприимный и совершенно простой… не заботящийся о завтрашнем дне, когда сегодня надо помочь другому».
Чудесные душевные свойства Некрасова отразились в его поэзии. Ее основной источник — горячее сочувствие угнетаемым людям:
Иди к униженным,
Иди к обиженным —
Там нужен ты.
Эту свою заповедь Некрасов не нарушал никогда. Он называл свою музу «печальной спутницей печальных бедняков, рожденных для труда, страданий и оков». Он так и говорил о революции: «великое дело любви».
Но как бы ни были искренни и благородны убеждения Некрасова, он не мог бы воздействовать ими на многие и многие поколения русских людей, если бы был слабым, неискусным писателем, неумело владеющим поэтической формой.
В чем же заключалась великая художественная сила Некрасова?
Прежде всего — в реализме, но не в том равнодушно-протокольном, фотографическом воспроизведении действительности, которое прикрывается иногда этим названием. Реализм Некрасова был лирически страстен, исполнен то яростной злобы, то порывистой нежности. В стихотворении «Элегия» поэт говорит о себе:
Народному врагу проклятия сулю,
А другу у небес могущества молю.
Здесь дана точная формула его реалистического отношения к миру. Изобразить или отразить современную жизнь — этого ему было мало, он жаждал преобразить, переделать ее. Его реализм был действенным. Это был реализм борца.
«Где народ, там и стон», — говорил Некрасов о порабощенном крестьянине.
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
И о бурлаках, которые стонали на Волге:
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах.
Однако из некрасовских образов безрадостными были только те, в которых для поэта отражался временный порядок вещей, обреченный историей на слом. Самое сознание, что этот порядок «не будет же вечным», что он ограничен определенным периодом времени, придавало оптимистический смысл наиболее скорбным некрасовским образам.
Пусть сын Орины «погас, словно свеченька», пусть в Матрене Корчагиной «нет косточки неломаной, нет жилочки нетянутой» — все эти ужасы обусловлены душегубным общественным строем, который рано или поздно должен рухнуть, и тогда для русского народа не будет помехи развернуть свой неисчерпаемо богатые духовные силы. Восхищаться этими духовными силами Некрасов умел, как никто. Таким восхищением проникнута вся его поэма «Мороз, Красный нос», которая, несмотря на свою внешне печальную тему, так и пыщет радостными чувствами. Поэт радуется русскому народу, его силе и правде, этим несокрушимым устоям его бытия.
Некрасов был убежден, что после этой поэмы ему придется навсегда прекратить свое творчество.
Я последнюю песню пою, —
говорил он, обращаясь к сестре — Анне Алексеевне Буткевич[1], во вступительных стихах к этой поэме.
К счастью, песня оказалась далеко не последней: впереди у поэта было еще около двенадцати лет плодотворной и вдохновенной работы.
Но политическая жизнь в России была в ту пору такой тяжелой, что Некрасову действительно могло показаться, будто дальнейшее творчество для него уже невозможно.
Поэма писалась в 1863 году, то есть в то самое время, когда правительство Александра И, испуганное революционным подъемом, начавшимся после Крымской войны, выступило в поход против передовой демократии; оно приостановило некрасовский журнал «Современник», арестовало Н. Г. Чернышевского, заключило в крепость Д. И. Писарева. Обыски и аресты в среде молодежи стали обычным явлением.
Естественно, что в эту мрачную эпоху Некрасов испытывал очень тяжелое чувство. Оттого он и говорит в своем обращении к сестре, что его «последняя песня»
Будет много печальнее прежней,
Потому что на сердце темней
И в грядущем еще безнадежней…
Но чувство безнадежности было чуждо Некрасову. Он верил, что победа реакции временная и что окончательным победителем будет революционный народ.
Даже эта поэма, которую`он сам называет печальной, свидетельствует о его оптимистической вере в будущее торжество народа. Всеми ее величавыми образами Некрасов убеждает читателя, что, как бы ни была в ту пору мучительна крестьянская жизнь, сами крестьяне так мужественны, так богаты огромными духовными силами, что нет на свете такого врага, которого не могли бы они сокрушить в борьбе за всенародное счастье.
В поэме изображены муж и жена — Прокл и Дарья, крепко сплоченные крестьянским трудом. В лице Дарьи поэт воспевает прекрасную, благородную, трудолюбивую славянскую женщину. Прокл — такой же замечательный труженик.
Вообще не было в тогдашней литературе другого поэта, который в такой же мере имел бы право называться поэтом труда.
Самое это слово труд звучит в его поэзии особенным звуком, словно оно написано более ‘крупными буквами, чем все остальные слова. Так не звучало оно ни у. одного из других поэтов дореволюционной эпохи. За всеми рельсами, насыпями, мостами и шпалами, о которых пишет Некрасов в «Железной дороге», он увидел раньше всего рабочие руки, которые создали их. Человек как работник, человек за работой, человек, работа которого характеризует собой его личность, еще никогда до Некрасова не. занимал такого огромного места в русской поэзии.
Поэма «Мороз, Красный нос» по глубокому проникновению в жизнь крестьян, по могучей изобразительной и лирической силе едва ли не превосходит все, что сказано в поэзии о радостях и муках труда.
Биография обоих героев поэмы, и Прокла и Дарьи, представлена здесь-в виде ряда непрерывных работ, чередующихся одна за’ другой, которые и описываются в поэме то подробно, то бегло, но с неизменным сочувствием.
В самом начале поэмы, даже прежде чем мы увидели Дарью, нам уже показаны ее «быстрые руки», работающие «проворной иголкой».
Потом мы видим ее с топором:
Наплакавшись, колет и рубит
Дрова молодая вдова.
Потом мы видим ее в поле — она пашет, идет за сохой:
До ночи пашню пахала.
Потом она берется за косьбу:
Ночью я косу клепала,
Утром косить я пошла…
Потом в руках у нее «проворные» грабли:
Сухо ли сено убрала?
Прямо ли стоги сметала?…
Потом она становится жницей — и две главы (двадцать первая и двадцать вторая) посвящены ее работе с. серпом:
Солнышко серп нагревает,
Солнышко очи слепит.
Потом она за ткацким станком: «Лишь бы не плакали оченьки, стану полотна я ткать», потом она за прялкой (в двадцать пятой главе}:
Веретено мое прыгает, вертится,
В пол ударяется.
Потом она на огороде: копает картофель, и Некрасов с такой зоркой любовью следит буквально за каждым движением ее быстрых, не знающих праздности рук, что его любовь передается и нам, как будто мы и сами участвуем в этих работах.
Здесь целая энциклопедия крестьянских работ, причем вся ‘огромная художественная сила поэта уходит на то, чтобы возвеличить, прославить крестьянское труженичество, вознести его в область высокой поэзии.
Ставшее могучим народным инстинктом, трудолюбие русских крестьян прославлено Некрасовым в образе «величавой славянки», для которой весь ее трудовой обиход — любимая, родная стихия:
Я видывал, как она косит:
Что взмах — то готова копна!
Эта «женщина русских селений» до такой степени проникнута верой в спасительность труда, что все свои отношения к людям определяет исключительно трудом: «Не жалок ей нищий убогий: вольно ж без работы гулять!» Именно в этом извечном трудолюбии масс Некрасов видит неколебимые устои их жизни. Он так и говорит о своей героине:
В ней ясно и крепко сознанье,
Что все их спасенье в труде…
Здесь еще одна небывалая тема, введенная в поэзию Некрасовым: женщина как участница общенародной работы. Некрасов навсегда утвердил в русской лирике веру, что поэтизация женщины возможна не только в сфере любовных отношений, но главным образом на основе признания беспримерно-огромной работы, которую несла и несет она в мир.
И Прокл — в такой же работе. Даже когда он умирает, его работа остается главнейшей чертой его личности, затмевающей собой все остальное:
Уснул, потрудившийся в поте!.
Уснул, поработав земле!
И когда он уже лежит на столе, Некрасов раньше всего отмечает его рабочие руки:
Большие, с мозолями руки,
Подъявшие много труда…
И характерная подробность, рисующая эту атмосферу труда: когда старик проводит с умершим сыном последнюю ночь, он и то не может оставить свои руки в бездействии:
Старик бесполезной кручине