ДАТИРОВКА «О ПОГИБЕЛИ БРИТАНИИ»
Разговор о датировке «О погибели Британии» — долгий и неблагодарный, так же как и о датировке времени жизни самого автора. К какому мнению здесь присоединиться — практически дело вкуса каждого исследователя. Однако мы все же сочли необходимым дать очень краткий и, конечно, неполный обзор основных точек зрения по этому вопросу — хотя бы для того, чтобы в следующий раз при написании работ общего характера мои коллеги (да не примут это наши соотечественники на свой счет — этот упрек относится и ко многим зарубежным авторам) уже не так уверенно выводили бы что-нибудь вроде «монах Гильдас, создавший свое сочинение в 447 году...»
Уже упоминалось о том, что в датировке произведения Гильды наблюдается значительный разнобой — если не упоминать отвергнутых теорий Энскомба и Уэйд-Эванса, по которым «О погибели Британии» было написано в VII — начале VIII века, то диапазон предложенных дат на данный момент колеблется от 475 до 560-х годов. Дополнительная трудность связана с тем, что датировка произведения неразрывно связана с увязкой описываемых Гильдой событий в пространстве. Для определения этих событий привлекались различные сравнительные материалы — материалы континентальных историков, археология, валлийская и англосаксонская традиция.
6.1. СТРАШНЫЕ СЛУХИ В ГАЛЛИИ
Весьма ценным источником для нас является упоминание о захвате Британии саксами в так называемой «Галльской хронике 452 года»[467]. Ввиду крайней важности этого свидетельства для хронологии британской истории V-VI веков и хронологии произведения Гильды следует остановиться на нем подробнее.
В последнее время эта хроника породила много споров, касающихся достоверности самого источника и записей, касающихся Британии. В дискуссии на страницах журнал «Британния» приняли участие такие специалисты, как М. Миллер, С. Малбергер, М. Э. Джонс и Д. Кэйси[468], Р. У. Берджесс[469].
Автор хроники, личность которого была неизвестна уже в IX веке (в самых ранних рукописях это произведение безосновательно приписывается Просперу Аквитанскому)[470], был благочестивым христианином, проживавшим в южной Галлии, вероятнее всего, в Марселе[471]. По мнению С. Малбергера[472], события после 424 года, вероятно, описаны хронистом в основном но памяти, чем и объясняются частые ошибки в датировке вплоть до конца 440-х годов; хроника была составлена, видимо, одномоментно в 452 году[473].
Хронист дважды упоминает о варварских рейдах на Британию. Оба эти упоминания связаны с периодами значительных бедствий, обрушившихся на Западную Римскую империю. Под 410 годом он сообщает о различных поражениях, которые потерпел Запад от варваров: опустошение Галлии вандалами и аланами, занятие Испании свевами и занятие Рима готами, а также добавляет, что «Британии опустошены нашествием саксов»[474]. Запись о событиях 441 года гласит следующее: «Британские провинции, до сего времени претерпевавшие различные бедствия и превратности, отданы во власть саксам»[475]. Это событие датировано вторым годом 306-й Олимпиады, у Моммзена — 442 год. Р. У. Берджесс полагает, что сообщение о саксах можно уверенно отнести к 441 году, в том числе и на основании его датировки в другой, более поздней, хронике, так называемой «Галльской хронике 511 года», где это событие помещено через три года после составления «Кодекса Феодосия»[476].
Выражения, использованные хронистом, как нам представляется, подтверждают рассказ Гильды о столкновениях между самими бриттами и последующих эпидемиях и голоде: под словом clades хронист, скорее всего, имеет в виду бедствия природного и стихийного характера — чуму, голод, а возможно, и наводнения, на которые содержится намек в «письме к Аэцию», a eventus, видимо, относится к превратностям из области политики.
Ч. Хоукс, переводя dicio как «господство» (dominion), полагал, однако, что дата «Галльской хроники» — это дата приглашения саксов Вортигерном, а письмо бриттов Аэцию было отправлено группой диссидентов, недовольных саксонским засильем, когда между саксами и Вортигерном еще царил мир. Мятеж же, по мысли Хоукса, произошел после 455 года, после гибели Аэция, для защиты от возможной интервенции которого саксы и были приглашены[477].
Д. Майерс, на наш взгляд, справедливо отмечал, что с точки зрения галльского хрониста, в этом году произошло нечто «решающее в борьбе за Британию. И хронист, очевидно, полагал, что это — конец процесса, а не начало его; он имел в виду отметить не первый приход саксов, а их окончательный триумф после периода катастроф и бедствий Британии, в котором они, очевидно, сыграли свою роль»[478].
У Н. Хайема возникали сомнения относительно употребления хронистом слова dicio; он полагает, что речь здесь идет о формальной капитуляции бриттов перед саксами после нескольких лет военного конфликта с варварами, последовавшего за их мятежом, описанным у Гильды в главе 24.
Однако употребление термина dicio в документах того времени носит достаточно определенный характер. Одна из итальянских хроник, рассказывая о захвате визиготами в 476-477 годах Прованса, сообщает: «Готы под предводительством Эйриха опустошили многие города Галлии, разграбили главный среди них — Арелат и подчинили из власти римской своей власти»[479]. Хронист вполне недвусмысленно говорит о том, что города Южной Галлии были взяты готами и перешли под власть готского короля.
На наш взгляд, запись галльского хрониста действительно говорит о событиях, описанных Гильдой в главе 24 — мятеже англосаксонских федератов. Из текста Гильды явствует, что бритты не оказали никакого организованного сопротивления (что неудивительно, если англосаксы фактически заняли место армии) и последовавшие месяцы, а может быть, и годы, были периодом анархии и растерянности. Возможно, именно в этот период, три-четыре года спустя, в 446 году, бритты послали последнее письмо к римским властям, умоляя о помощи...
6.2. «ОТЕЦ НАРОДА» И «ПИСЬМА ТРУДЯЩИХСЯ»: «ПИСЬМО БРИТТОВ К АЭЦИЮ»
Гильда сообщает, что измученные бритты в последний раз обратились к Риму с просьбой о помощи. Он пишет буквально следующее: «Igitur rursum miserae epistolas mittentes reliquiae ad...» (стало быть, опять посылают жалостные оставшиеся письма к...). В ряде популярных (и не очень) работ можно прочесть, что бритты послали письмо к знаменитому полководцу Аэцию. На самом деле имя адресата письма (как и многое другое у Гильды) способно вызвать только недоумение.
Наиболее ранняя и грамотная рукопись С, как мы помним, в XVIII веке пострадала при пожаре, и нужное нам начало главы 20 исчезло. X в этом месте имеет ad Agitium, An D — ad Agicium. Следуя Беде, первый издатель памятника — Полидор Вергилий воспроизвел имя адресата как «Aetium». Хотя не исключено, что Беда, который писал почти на триста лет раньше, чем была составлена самая ранняя дошедшая до нас рукопись (С), располагая текстом с правильной орфографией и хорошо разбираясь в позднеримской истории, мог и сам поправить Гильду. При втором упоминании этого имени все рукописи дают «Agitio».
Нелепое, словно намеренно вводящее в заблуждение написание позволяет утверждать, что под написанием Agitius/Agicius может скрываться как Aetius, так и Aegidius (и даже какой-нибудь Anicius). Эта фантастическая орфография напоминает анекдот о том грамотее, который повесил в городе, где шли бои, вывеску «Оптека», оставив военных в недоумении — то ли пробиваться к «аптеке» за бинтами и йодом, то ли оставить «оптику» в покое[480].
Характеристика «Агиция» также достаточно двусмысленна. Приведем пассаж полностью:
«Стало быть, посылают жалостные оставшиеся письма к Агицию, римскому государственному мужу, говоря так: "Агицию трижды консулу — стон британцев", и, немного ниже, жалуясь: "варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам; мы зарезаны или утоплены между этими двумя родами погибели!"» (20)[481].
С одной стороны, известно, что в третий раз консулом Аэций стал в 446 году; с другой — сообщение галльского хрониста о захвате Британии саксами около 441 года ныне уже вряд ли возможно подвергать сомнению.
1) Первым историком, сделавшим попытку истолковать это противоречие, был Беда Досточтимый. Он был хорошо знаком с трудом Гильды; кроме того, при изложении событий V века он пользовался хроникой Марцеллина комита и хроникой Проспера. Вот что пишет Беда:
«... Светлейший муж Аэций, который был и патрицием, справлял третье консульство вместе с Симмахом. К нему несчастненькие оставшиеся бритты посылают послание, начало которого таково: "Аэцию, трижды консулу — стон британцев", и в ходе письма так излагают свои бедствия: "Гонят нас варвары к морю, гонит море нас к варварам: две ожидают нас смерти меж ними — или нас режут, или мы тонем". Однако, сделав это, они не получили от него никакой помощи» (1,13)[482].
Датировав по хроникам консульство Аэция и приведя при этом свою дату прихода саксов — 449 год, Беда счел, что «период процветания» длился всего два-три года. Это мнение не получило поддержки.
2) Еще Рудольф Турнейзен предположил, что Гильда неправильно датировал имевшееся у него письмо к Аэцию, которое на самом деле касалось саксонского мятежа. Стиль письма, как он считал, вполне соответствует V веку, однако Гильда ошибочно идентифицировал названных в нем «варваров» с пиктами и скоттами[483], в то время как на самом деле речь шла о германских завоевателях. «Если они действительно стали господами в этой стране около 442 года, — пишет Турнейзен, — то плач бриттов около 446 года о том, что они зажаты между морем и врагом, очень своевременен и вполне понятен»[484]. С точкой зрения Турнейзена согласился К. Стивене[485]. Того же мнения придерживается И. Вуд, причем он даже предположил, что появление в «Галльской хронике 452 года» записи о завоевании Британии саксами связано именно с фактом посольства к Аэцию, от которого к хронисту и могли дойти подобные сведения[486].
3) Отбросив дату прихода саксов у Беды (449), другие исследователи вернулись к его теории о том, что призыв к Аэцию был призывом против пиктов, а избавление от них и призыв саксов относится к гораздо более позднему периоду[487], то есть «период процветания» должен быть отнесен к 455-480, а войны с саксами — к 480-490 годам, причем на 490-е годы приходится «разрушение городской жизни». Особенно резко высказывает это мнение Д. Н. Дамвилль, утверждавший, что «особенно бесполезна, как мне кажется, старая теория, которую периодически вытаскивают на свет Божий, — о том, что Гильда неправильно расположил письмо, содержавшее "стон британцев", обращенный к "Агицию"»[488].
Археологические данные мало чем могут помочь в разрешении этой проблемы — ведь речь идет о нескольких десятилетиях. В последнее время среди английских археологов преобладает мнение, что массовое поселение саксов в Британии должно все же приходиться на вторую половину V века и, во всяком случае, быть позднее первой четверти столетия. По мнению Д. Хайнса, только к 475 году можно говорить о действительно массовой миграции[489]. Однако эти данные совсем не противоречат традиционной дате — 441-442 годы и рассказу Гильды, а даже, напротив, свидетельствуют в их пользу. Ведь у Гильды речь идет лишь о нескольких военных подразделениях: всем приглашенным англосаксам выделяются пайки — значит, их было немного. Вооруженным людям, практически заменившим собой государственную армию, совершенно нетрудно перерезать беззащитных жителей, сжечь и разграбить города — какая-то огромная орда для этого не нужна.
Плохо, конечно, когда народ не хочет кормить свою армию, но когда он не хочет кормить еще и чужую... то это заканчивается так, как описано у Гильды.
4) С новой точки зрения взглянули на эту проблему П. Кэйси и М. Джонс[490]. Они обращают внимание на то, что в 440-450-х годах на политической арене могло быть два Аэция: один — магистр армии на западе, с которым традиционно отождествляют получателя письма, другой — крупный политический деятель на востоке. Второй Аэций также был консулом, но лишь единожды — в 454 году. Поэтому источник, передавший Гильде содержание письма, хотел лишь подчеркнуть, что письмо было послано именно тому Аэцию, который был консулом трижды, но не дату обращения к нему[491]. Вероятнее всего, как предположили авторы, послание было адресовано Аэцию в тот момент, когда он находился в Северной Галлии, в частности, в Арморике. Если принять зафиксированную галльским хронистом дату завоевания Британии саксами, то письмо могло быть послано Аэцию в 429,432 или 436 году. Кэйси и Джонс сочли 429 год, в который также произошла поездка в Британию святого Германа, наиболее вероятной датой для этой миссии и предположили, что сама поездка Германа могла быть связана с этим призывом и с попыткой правительства Валентиниана III восстановить в конце 420-х годов контроль над северо-западом империи[492].
5) Все вышеупомянутые исследователи, однако, не отрицали, что «письмо к Аэцию» было в распоряжении Гильды, а некоторые даже полагали, что первые главы его сочинения (то есть рассказ о жизни после ухода римлян) были составлены на основе текста письма. Однако в последней монографии о Гильде, написанной Н. Хайемом, выдвигается предположение, что никакого письма вообще не было — Гильда его выдумал.
Трудно объяснить, считает автор, как копия подобного документа могла сохраниться после описанных Гильдой опустошений, произведенных саксами; вряд ли Гильда мог бы ошибиться в написании имени Аэция, имея перед собой письменный документ (если, конечно, предполагать, что это ошибка со стороны Гильды, а не переписчиков VI-X веков). Поэтому Н. Хайем предположил, что источником этого упоминания послужило устное сообщение, исходившее от одного из участников посольства, которые, вероятно, принадлежали к «городской элите послеримской Британии, то есть к образованному классу землевладельцев... Посланники, вероятно, принадлежали к тому же классу и поколению, что и собственные родители Гильды, или его деды, в зависимости от даты, и могли принадлежать к широкому кругу его знакомых»[493].
Однако с дальнейшими выводами автора трудно согласиться. Он полагает, что раз сообщение о послании достигло Гильды путем устной передачи, то и сам текст его вымышлен. «Vir, — пишет Н. Хайем, — это весьма общий термин, который совершенно несообразен в этом контексте, поскольку он означает "мужчина", "муж", в лучшем случае "воинственный муж". Представляется невозможным, чтобы это слово могло считаться достаточно хвалебным, чтобы британские просители употребили его по этому случаю. То, что такое использование этого термина имеет хоть какое-то отношение к подлинному тексту, следует считать невероятным»[494]. Выражение «трижды консул», на основании которого «призыв» относят к 446-454 годам, также кажется автору «совершенно неуместным обращением к тому, на чью военную силу полагались бритты. Для бриттов гораздо больше значения имело то, что Аэций был magister militum на Западе и командовал крупными соединениями варварских воинов, чем то, что он был почтен третьим консульством»[495]. И далее автор развивает теорию, согласно которой все «письмо» представляет собой созданную Гильдой стилизацию, основанную на словоупотреблении «Энеиды». Совпадение с «Энеидой» Н. Хайем видит в употреблении слова ter «трижды», которое повторяется «в обстоятельствах, которые представляют собой прямую параллель Гильдину "обращению к, Аэцию"», а именно обороты типа «terque quatuorque beati»[496]. Называя «Агиция» римским государственным мужем (Romanae potestatis virum), Гильда, по его мнению, намекал на слова Вергилия: nate, meae vires, mea magna potentia, solus[497], и тому подобное: «для аудитории, знакомой с этой строчкой, употребление слова vir во вступлении могло быть сочтено остроумной игрой со словом vires»[498]. Все это выглядит малоубедительно: все-таки Гильда достаточно знал латинский язык, чтобы не быть вынужденным заимствовать из Вергилия слова ter и vir.
В вышеупомянутой статье Кэйси и Джонса была сделана попытка отследить позднеантичные формы письменного обращения. Для этого авторами был использован материал папирусов (IV век) и «Барий» Кассиодора. Однако интересно было бы найти более близкие по времени и контексту формы обращения и титулатуры.
Таковые действительно имеются в «Новеллах» императора Валентиниана III[499], одна из которых прямо обращена к Аэцию, а в других он упомянут. В новелле IX, относящейся к 440 году, имя Аэция названо в связи с военными действиями против вандалов в Африке. Здесь он именуется excellentissimus vir patricius nostrus Aetius (превосходнейший муж, патриций наш Аэций)[500]. Новелла XVI (XVII), датированная июлем 445 года, прямо обращена к Аэцию с поручением разобраться в конфликте в галльской церкви. Она адресована Aetio viro illustri, comiti et magistro utriusque militiae et patricio. Заключается новелла припиской императора: «Divinitas te servet per multos annos, parens carissime» (Пусть сохранит тебя Бог на многие годы, дражайший родитель)[501]. Новелла XXXV (XXXVI), датируемая июлем 452 года, дважды упоминает Аэция, оба раза с одинаковым титулом: magnificus vir, parens patriciusque noster Aetius (великолепный муж, отец и патриций наш Аэций). Стало быть, сам император не считал неуместным обращение к Аэцию «vir» — «муж», в том числе и в том контексте, где речь прежде всего шла о его военных обязанностях. Из приведенных примеров следует, что наиболее существенными частями обращения к Аэцию были «патриций» и «муж» с различными титулами («превосходнейший», «великолепный» и другие; ср. «римский государственный муж» у Гильды).
Вообще в позднеримское время титул «патриций» был неразрывно связан с понятием pater, отец, причем под «отцом» понимался как отец империи, так и «отец» императора, лицо, играющее роль советчика и защитника государя[502]. Обращения императоров к людям, облеченным титулом «патриций» как к «отцу» или «родителю» вообще нередки.
Однако самое лестное, что можно было сказать Аэцию, — это назвать его «трижды консулом». Консулом Аэций становился в 432, 437 и 446 годах. В V веке занятие частным лицом должности консула трижды было исключительным явлением. Сами императоры многократно становились консулами: Аркадий — 6 раз, Гонорий — 13, Феодосии II — 18, Валентиниан III — 8 раз[503]. Среди частных лиц на Западе в период с 395 по 455 год многократное (два и более) занятие должности консула встречается четыре раза, на Востоке не встречается вообще. По два раза были консулами Стилихон и Петроний Максим, по три — Аэций и Констанций. Не нужно говорить о том, как близок был к трону Стилихон, будучи дядей и тестем императора Гонория. Констанций получил второе консульство в 417 году одновременно со своей женитьбой на сестре императора Плацидии и третье — за год до провозглашения Августом, в 420 году. Петроний Максим (консул 433 и 443 годов) после убийства Валентиниана III в 455-м занял престол. Таким образом, предоставление Аэцию, не члену императорской семьи, такой почести следует признать совершенно исключительным явлением. В 443 году Валентиниан III подписал закон (новелла 11), согласно которому человеку, бывшему дважды консулом, предоставлялось во всех случаях преимущество перед тем, кто был консулом однажды, даже если речь шла о патриции. Закон Валентиниана относился только к двум людям — Аэцию и Петронию Максиму. Неудивительно, что Аэций, имея такие почести, считал себя вправе требовать женитьбы своего сына на дочери императора Валентиниана III.
По нашему мнению, сведения о послании, скорее всего, действительно достигли Гильды в устной передаче. Использованная в письме к Аэцию удачная формулировка могла при своей актуальности стать частью обиходной фразеологии. За давностью лет (и, возможно, при том, что передача не была непосредственной) имя действительно могло исказиться, и Аэций оказаться смешанным с галльским магнатом Эгидием. Неопределенное Romanae potestatis vir могло скорее относиться к Эгидию, чей статус был довольно двусмысленным[504].
Еще более привлекательным кажется предположение Ф. Лота, который считал, что «декламаторский тон фразы, переданной Гильдой, позволяет думать, что в латинских школах Британии этим произведением восхищались и хранили его, как образчик стиля (comme modele de style)»[505]. В такой передаче письмо оказалось оторванным от исторического контекста, и Гильда, полагая, что обращения к римлянам за помощью происходили в период их непосредственного политического присутствия на острове, расположил письмо наиболее логичным, по его мнению, образом.
Подытоживая сказанное, мы можем согласиться с мнением Р. Турнейзена, К. Стивенса и И. Вуда, считавшими, что на деле письмо к Аэцию действительно было направлено в 440-х годах, и Гильда (ошибочно или из соображений своей художественной логики) неверно его датировал. К. Стивене обратил внимание на то, что описанная в письме картина — «варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам» (20) близко подходит к описанию у Гильды англосаксонского завоевания: «и от моря и до моря пылание огня, поднятого рукою восточных святотатцев, опустошив некоторые пограничные города и поля, не утихло, покуда не слизало, выжигая жутким алым языком, почти что всю поверхность острова до западного океана» (24)[506]. Кроме того, при датировке письма 429 годом получается, что «период процветания» длился всего десять лет — маловероятно, что в таком случае он надолго запечатлелся в памяти людей. Скорее всего, его следует относить к 411-441 годам.
Попутно возникает любопытный вопрос: почему, если верить Гильде, Аэций никак не отреагировал на письмо бриттов?
а) Достоверно известен аналогичный случай, когда Аэций при по лучении подобной просьбы отреагировал на нее, хотя бы, может, и формально. Такое посольство лично предпринял испанский епископ Идаций, автор «Хроники». В 431 году «Идаций епископ» — Идаций рассказывает о себе в третьем лице — «взял на себя посольство (suscepit legationem) к дуксу Аэцию, который в то время вел военные действия в Галлиях», с просьбой принять меры против бесчинство вавших в Испании свевов[507]. В следующем году Аэций послал в Испанию вместе с Идацием комита Цензория: «Когда Аэций одолел в бою франков и заключил с ними мир, комит Цензорий был отправлен послом к свевам, и с ними возвратился вышеупомянутый Идаций». Еще год спустя Цензорий покинул Испанию; со свевами был заключен мир[508]. Однако в 437 году комит снова отправился к свевам[509]. По неизвестным причинам его пребывание там кончилось вооруженным конфликтом: по возвращении он был осажден королем свевов Рехилой и сдался ему[510]. После кончины короля в 448 году Цензорий, который, судя по всему, все еще оставался в плену у свевов, был убит[511].
б) Хронист 452 года, как уже упоминалось, говорит о том, что британские провинции «отданы во власть саксам» (in dicionem Saxonum redigimtur)[512]. Хотя, как отмечает С. Малбергер, автора «Хроники 452 года» редко интересуют события за пределами Галлии, здесь он обращается к столь отдаленным событиям, чтобы продемонстрировать глубокий кризис империи в 441-443 годах, поражения и захват римских земель варварами. Далее хронист сообщает о следующих событиях:
«Аланы, которым дальние галльские земли вместе с жителями были даны для раздела патрицием Аэцием, подчинили их при вооруженном сопротивлении и, изгнав господ, силой добились владения землей. Сапаудия[513] отдана оставшимся бургундам для раздела вместе с местными жителями. Карфаген взят вандалами, и вместе с тем это слезное событие и потеря вырвало Африку из-под власти римского государства. И с этого момента ею владеют вандалы»[514]. Как полагают Кэйси и Джонс, нельзя говорить о том, что запись о взятии Карфагена размещена автором в тексте неверно; он желал подчеркнуть не сам факт взятия города в 439 году, а уступку Африки вандалам в 442-м[515] как венец всех предыдущих потерь.
Хотелось бы несколько усилить этот аргумент, обратив внимание на то, что все события в этом ряду так или иначе связаны с Аэцием. Аэций расселил аланов; расселение бургундов было последствием поражения, которое нанес им также Аэций (хронист сообщает об этом под 436 годом)[516]. Современники не без оснований могли полагать, что и потеря Африки в значительной мере была следствием конфликта Аэция с полководцем Бонифацием (о котором говорится у хрониста выше)[517]. Не связывал ли он и опустошение Британии с именем Аэция?
в) Наконец, Иордании, (Get., 191), рассказывая о битве на Каталаунских полях, упоминает о том, что в войске Аэция были саксы (Saxones)[518]. Обычно полагают, что имеются в виду саксы, расселявшиеся на северном побережье Галлии. А если нет?
6.3. БИТВА ПРИ БАДОНЕ
Мы приступаем к этой теме не без некоторой досады, ибо, во-первых, собственно о битве при Бадоне существует огромная литература, и на эту тему можно было бы написать отдельную книгу, и, во-вторых, это событие в позднейших источниках оказывается связанным с именем короля Артура, в силу чего любое обсуждение вопроса о «битве при Бадоне» почти неизбежно тонет в безбрежном море «артурианы».
Упоминание в главе 26 «О погибели Британии» о так называемой «битве при Бадоне» или, если быть совсем точным, — «осаде Бадонской горы» (obsessio Badonici montis), как называет ее Гильда, считается ключевым местом для датировки памятника[519].
Достоверно об этой битве известно лишь то, что там сражались саксы и бритты, но относительно того, кто именно командовал враждующими сторонами, согласия нет. Текст Гильды не исключает того, что предводителем войск при Бадоне был Амвросий Аврелиан; традиция — «Анналы Камбрии», Ненний — включают эту битву в число побед короля Артура. Кто потерпел поражение — также неясно, прежде всего из-за неясности географического положения Бадонской горы. Эту сомнительную честь приписывали могущественному королю Суссекса Аэлле, жившему якобы в конце V века, королю Уэссекса с неожиданным бриттским именем Кередик, королю Кента Ойску — сыну или внуку Хенгеста, а то и целой коалиции англосаксонских племенных групп.
Мы не будем рассматривать здесь вопрос о том, «кто командовал при Бадоне» (он выходит за пределы настоящей работы), и коснемся лишь предположительной датировки битвы на основании свидетельства самого Гильды и того, как эта датировка влияет на определение времени жизни Гильды и написания его труда.
Чтобы пояснить читателю еще раз, о чем идет речь, приведем эту фразу по-латыни, а также по-русски (мы даем «рабочий» перевод, не учитывающий всех тех предположений, о которых дальше пойдет речь):
Ex eo tempore nunc cives, nunc hostes, vincebant, ut in ista gente experiretur Dominus solito more praesentem Israelem, utrum diligat eum an non; usque ad annum obsessionis Badonici montis, novissimaeque terme de furciferis non minimae stragis, quique quadragesimus quartus (ut novi) orditur annus mense iam uno emenso, qui et meae nativitatis est.
«С этого времени побеждали то граждане, то враги, так, чтобы в роде сем мог бы Господь испытать обычным образом нынешний Израиль, — любит ли он Его, или нет; и до года осады Бадонской горы, новейшей почти что и немалой резни преступников, с которой сорок четвертый, как мне известно, начинается год, по прошествии, однако, одного месяца, когда и я родился».
К. Стивене удачно охарактеризовал этот пассаж в следующих словах: «Эта фраза настолько трудна, что смысл, который, как кажется с первого взгляда, должен был бы быть в этих словах, едва ли можно из них извлечь... Более того, в своем нынешнем виде это предложение для "О погибели Британии" совершенно необычно. Гильда — писатель трудный, постольку поскольку его фразы напыщенны и развернуты и потому что их грамматическая структура сложна — а не невразумительна, как здесь. Расхождения в рукописях множат подозрение, что здесь что-то не так. Более того, есть трудности и с самим смыслом»[520].
Для удобства читателя варианты текста — как рукописные, так и предложенные исследователями — сведены в следующую таблицу.
Ключевая фраза о битве при Бадоне («О погибели Британии», глава 26): варианты поправки
Курсивом отмечены нечетко читающиеся в рукописи слова.
прописными буквами отмечены слова, совпадающие во всех вариантах текста.
Т. О'Салливан, рассматривая этот вопрос, выделил в исторической мысли несколько течений, или, точнее, способов датировки этого события.
Первое из них, которое можно было бы назвать классическим или традиционным, поддержанное таким видным кельтологом, как Г. Циммер и освященное именем Теодора Моммзена[521], до сих пор является наиболее распространенным. Согласно Моммзену, битва произошла в год рождения Гильды 44 года назад, но абсолютная дата ее определяется по-разному: Моммзен, например, считал, что Гильда написал свой труд до 547-го (дата смерти Маэлгуна) и соответственно родился за несколько лет до 504 года. Той же точки зрения придерживался Ф. Лот: считая правильной датировку кончины Гильды примерно 570 годом, он полагал, что битва едва ли произошла ранее 490 года, и, скорее всего, до 502-го (если считать самым поздним моментом написания «О погибели Британии» 546 год — до смерти Маэлгуна)[522]. Относясь к произведению Гильды пренебрежительно, Лот считал, что предлагать какие бы то ни было поправки к тексту, ссылаясь на грамматическую правильность и ясность — просто издевательство, когда речь идет о Гильде[523]. Однако крупнейший кельтолог Р. Турнейзен на это все же осмелился, предложив читать вместо quique — cuique — «от которого»[524].
Сторонница той же гипотезы М. Миллер предложила следующую поправку к тексту Гильды[525]: в словах «сорок четвертый, как мне известно (ut novi), начинается год...» она предложила читать вместо ut novi — ut nove, понимая nove как «только что». При таком прочтении фраза приобретает следующий смысл: «до года осады Бадонской горы, новейшей почти что и немалой резни преступников, каковой год — сорок четвертый (так как календарный год только что начался, при том что, однако, прошел один месяц), когда и я родился»[526]. Данная поправка в принципе не вносит ничего нового в классическое прочтение этого места (Гильда родился в год битвы при Бадоне сорок четыре года назад), однако делает структуру фразы, которая, по-видимому, подверглась порче в процессе передачи, более ясной. По мнению Миллер, абсолютные даты должны быть 502-506 для рождения Гильды, и 545-549 — для публикации «О погибели Британии». И сейчас эта точка зрения продолжает оставаться популярной; ее высказывал, например, такой крупный историк, как Д. Н. Дамвиль, в пределах выработанной им хронологической схемы относивший битву при Бадоне примерно к 500 году[527]. Однако это не помешало И. Буду на страницах того же сборника «Гильда: новые подходы» высказать совершенно противоположное мнение (см. ниже).
Согласно второй точке зрения — «-англосаксонской» — «осада Бадонской горы» и соответственно рождение Гильды имели место не за сорок четыре года до написания труда Гильды, а сорок четыре года спустя после какого-то другого, точно не определенного события. Как выразился Т. О'Салливан, эта точка зрения имеет своего небесного покровителя — Беду Досточтимого. Беда в своей «Церковной истории народа англов» излагает события следущим образом (1,16):
Et ex eo tempore nunc cives, nunc hostes, vincebant, usque ad annum obsessiones Badonici montis, quando поп minimas eisdem hostibus strages dabant, quadragesimo circiter et quarto anno adventus eorum in Britanniam.
«И с того времени побеждали то граждане, то враги, до года осады Бадонской горы, когда они немало перебили тех самых врагов, примерно на сорок четвертый год после прихода их в Британию».
Иными словами, Беда считал, что эта неназванная у Гильды точка отсчета — появление англосаксов в Британии, что, по расчетам Беды, случилось около 449 года. Историки Нового времени обвиняли Беду в неправильной интерпретации Гильды (Г. Петри даже позволил себе сказать, что Беде что-то «прибредилось» — hallucinatus fuerit)[528]. Однако другие авторы — А. де ла Бордери, Д. Г. Уилер[529] — защищали Беду, подчеркивая, что Беда писал свои сочинения в начале VIII века и что имевшаяся в его распоряжении рукопись была, по меньшей мере, на триста лет старше нашей старейшей рукописи С.
Ла Бордери, указывая на то, что конструкция фразы Гильды в ее настоящем виде двусмысленна и даже безграмотна (можно понять так, что год написания «О погибели Британии» есть в то же время и год рождения Гильды)[530], предположил, что слова Беды о приходе саксов в Британию не придуманы им, а увидены в тексте Гильды, и что фраза Гильды звучала в ее первоначальном виде так: novissimaeque ferme de furciferis non minimae stragis, quique quadragesimus quartus adventus eorum in Britanniam (ut novi) orditur annus mense iam uno emenso, qui et meae nativitatis est, то есть: «последней почти что и немалой резни преступников, год которой считается сорок четвертый, как я знаю, после прихода их в Британию, которому пошел уже месяц»[531].
Уилер полагал, что о сражении, произошедшем 44 года назад, странно было бы говорить «в наше время». Приводя параллель из современности, он заметил, что, например, немецкие авторы, писавшие в 1914 году о франко-прусской войне 1870 года, говорили, что эти победы были одержаны отнюдь не «в наше время», а «во время наших отцов»[532]. Беда, по мнению Уилера, видел в имевшемся у него тексте Гильды, что битва «произошла на сорок четвертый год эры, которая, по мнению Беды, приблизительно совпадала с тем периодом, к которому он относил приход англосаксов». Этой точкой отсчета должен был являться момент, с которого в Британии прекратился традиционный для Римской империи счет годов по консулам, и случилось это якобы в 473 году, с началом правления императора Льва, что подтверждает традиционную датировку битвы 516 годом. При этом написание «О погибели Британии» должно быть отнесено примерно к 536 году: Гильде около 30 лет, битва произошла 30 лет назад — но не менее 20, так как те, кто видел оба события (битву и мятеж англосаксов), уже умерли[533]. При этом Уилер предлагал читать вместо ordinatur — «насчитывается» ordinant — «насчитывают», а слово novi понимать как прилагательное во множественном числе «новый» — то есть «по расчетам новых [авторов]».
С Бедой соглашался и К. Стивенс, также датировавший битву примерно 486 годом, считая истинной датой «прихода саксов» дату успешного англо-саксонского мятежа, зафиксированную «Галльской хроникой» (около 442 года)[534].
К сторонникам этой теории следует причислить и Полидора Вергилия. Полидор отмечал, что Гильда вспоминает об этой замечательной битве, поскольку сам родился в этот год, и этот год был через 44 года после прихода англосаксов в Англию, следовательно, в 492 году (к слову, Полидор считал местом битвы Нортумбрию)[535].
Здесь есть еще один любопытный момент. Дело в том, что наша ключевая фраза — «сорок четыре года назад спустя месяц» в издании Полидора отсутствует вообще. Что это — влияние Беды или такой вариант он нашел во второй своей, близкой к Авраншской, рукописи? Не является ли эта фраза прокравшейся в текст ранней глоссой одного из первых владельцев рукописи (сына Гильды, например), что объяснило бы и ее неуверенное правописание во всех рукописях?...
Третья точка зрения, «амброзианская», которой придерживались Ф. Сибом, С. Баринг-Гулд, Н. Толстой, Т. О'Салливан, считает событием, на сорок четвертом году после которого произошла битва при Бадоне и родился Гильда, победу Аврелия Амвросия над англосаксами. Подробно разработавший эту теорию Т. О'Салливан признает дату перехода Британии под власть саксов, приведенную в галльских хрониках, подлинной. Из текста Гильды очевидно, что прошло не так уж много времени после варварского «мятежа», когда бритты смогли объединиться против захватчиков под руководством Аврелия. Полагая, что письмо Аэцию, отражавшее самый Отчаянный момент в положении бриттов, на деле было послано в 446-554 годах, О'Салливан делает вывод, что победа Амвросия должна была иметь место в 447-457 годах (или чуть позже). Следовательно, сама «осада» должна быть датирована 490-500 годами. В данной схеме сорок четыре года — уже не промежуток, определяющий реальный возраст Гильды. О'Салливан приводит ряд аргументов, позволяющих полагать, что на самом деле на момент написания своего труда Гильда был сравнительно молодым человеком, может быть, лет 25-30, и написание «О погибели Британии», таким образом, должно быть отнесено приблизительно к 515-530 годам[536].
Следует отметить, что «победы Амвросия» часто представляют в виде длительной кампании («побеждали то граждане, то враги»); особенно живая картина этих событий развернута у Д. Морриса. Однако текст Гильды говорит, на наш взгляд, о том, что решающая победа Амвросия, благодаря которой бритты смогли бороться с завоевателями на равных, была однократным событием — «бросили вызов на битву победителям». Такое событие, естественно, запомнилось и вполне могло послужить точкой хронологического отсчета.
Удивительным гибридом «амброзианской» гипотезы с «классической» является теория, предложенная Н. Хайемом. Принимая дату «Галльской хроники», он считает, что начало 440-х годов знаменовало собою окончание «мятежа саксов», который начался несколько (менее десяти) лет назад. Битва при Бадоне произошла до этой даты, а в целом конфликт окончился для бриттов полным поражением, что, как полагает Хайем, в завуалированной форме отражено в «О погибели Британии». Таким образом, войну с саксами и битву при Бадоне он относит к 430-440 годам; в 441 году саксы одержали окончательную победу, а «О погибели Британии» было написано в 479-484 годах[537].
Аргументы Хайема в пользу того, что битве при Бадоне не стоит придавать решающего, глобального значения в истории Британии (как это делал, например, Д. Моррис) не лишены убедительности. Во-первых, считает Хайем, битва эта была отмечена Гильдой именно потому, что она имела для него личное значение — она произошла в год его рождения. Для Гильды важнее конкретный год, а не именно эта битва. Связав свое рождение с этим чудесным и счастливым событием, Гильда думал поднять свой авторитет[538].
В пользу того, что война окончилась полным поражением бриттов, Н. Хайем выдвигает следующие доводы. Во-первых, об этом говорит общее состояние страны — «не заселены теперь города нашего Отечества, как раньше, но они до сих пор лежат в трауре, опустошенные и разрушенные». Во-вторых, как считает автор, «в "О погибели Британии" присутствует неизменная корреляция между периодами политических катастроф и непокорностью Богу. То, что Гильда показывает нынешнее поколение исключительно порочным, предполагает, что его страдание от рук варваров также исключительно»[539]. Победы бриттов, по мысли Хайема, показали бы Гильде, что «Богзащищает победоносный и повинующийся ему народ: в рамках той системы объяснения истории, которая была у него, аморальнсть британского общества несовместима с военными победами»[540].
На наш взгляд, текст Гильды не позволяет принять подобные выводы. Связь благочестия с жизненным преуспеянием у Гильды не столь непосредственна, как кажется автору (это, скорее, какое-то кальвинистское представление). Говорить так — значит упрощать и выхолащивать содержание произведений Гильды. Основная мысль Гильды совсем не в том, что бритты и Британия процветают тогда, когда они покорны Богу. Трагедия его соотечественников, как старается нам показать Гильда, в их легкомыслии, неумении ценить дары Божьи. Бог даровал бриттам Британию, прекрасную плодородную страну, не имея при этом в виду никаких их особых заслуг и молитв (3). На этот великодушный дар бритты отвечают бунтом, тиранией, идолопоклонством (4). Следует наказание Божье — римляне завоевывают Британию, но это наказание не только за бунт против Бога, но и за трусость и легкомыслие. Появление христианства также представляется Гильде бескорыстным подарком, не обусловленным никакими достоинствами бриттов (8). Гонение — жестокое испытание для молодой церкви, но появление мучеников, подобных Альбану, — также «безвозмездный дар» Бога (10). После гонений церковь начинает процветать, но ее поражает яд ересей (12). Из этого своеволия вырастает тирания Максима, который лишает Британию защиты (13), и она страдает от варварских нашествий. Благочестие помогает наиболее смелым из бриттов одержать победу (20), но наступившее время процветания оказывается эпохой невиданного разврата, жестокости и безбожия (21), после чего следует и наказание — приход саксов. Пафос Гильды — не в том, что бритты просто переживают наказание за свои грехи (хотя это он тоже показывает), а в том, что они используют во зло время своего счастья и процветания. Уже хотя бы фраза Гильды — «Наглость врагов на некоторое время утихла — но, однако, не порочность наших: отступили враги от граждан, а не граждане от своих преступлений» (20) — могла бы сказать Н. Хайему, что для Гильды порочность отнюдь не несовместима с превосходством на поле брани. Очевидно, что отнюдь не благочестие помогло Маэлгуну расправиться с множеством королей, начиная с собственного дяди, который был окружен отважнейшими воинами (33).
Кроме того, если, по мнению Хайема, бритты в эпоху Гильды терпят «исключительные страдания» от рук варваров, платят им огромную дань, а сам Гильда якобы вынужден завуалированно критиковать саксов под именем «чертей» и «собак» и писать под странным псевдонимом «Гильда», чтобы не вызвать гнев всемогущего короля англосаксов, то, по меньшей мере, странно с его стороны говорить, что в его время царствует спокойствие (даже, пожалуй, «безмятежность» — serenitas), из-за которого молодое поколение расслабилось и потеряло моральные устои. Неясно также, почему война Амвросия Аврелиана в конечном счете завершилась поражением — неужели за те несколько лет, что, по мысли автора, прошли между Бадоном и 441 годом, он и его сотоварищи успели развратиться, а если успели, то почему Гильда об этом не говорит и ставит военное поколение в пример современникам?
В заключение следует сказать, что, видимо, перед нами один из многих случаев, когда общепринятая трактовка оказывается верной. Как, по нашему мнению, справедливо отметил Д. Моррис, «основные события — приход саксов и их мятеж, миграция [бриттов в Бретань. — Н. Ч.], сопротивление и одержанная бриттами победа были приняты как факт позднейшими историками, начиная с Беды — и это правильно, и потому, что они подтверждаются и датируются современными континентальными данными, и потому что опыт первых читателей Гильды накладывал на него, Гильду, определенные ограничения». Современный историк, говорит Моррис, может искажать события XVI или даже XIX века — большинство аудитории — не историки — не станут возражать. Однако если он «поздравит читателей XX века с тем, что им на своем веку не приходилось знать, что такое война [статья написана в 1966 году. — Н. Ч.], или начнет восхвалять Германию за то, что там с незапамятных времен без перерыва царит демократия, то ему никто не поверит. Опыт живых людей можно неправильно интерпретировать, но его нельзя выдумать»[541].
Четвертая и наиболее оригинальная хронологическая схема была предложена И. Вудом. Отметив, что слово «новейший» мало подходит к событию сорокачетырехлетней давности и подивившись, зачем нужно было отмечать, что прошел именно один месяц, он пишет следующее: «Если считать, что трудности этого пассажа заключаются в исключительном сжатии информации, можно предложить интерпретацию, которая объясняет трудные слова в следующем грубом переводе: "С этого времени [т. е. с победы Амвросия]... до года осады Бадонской горы, новейшей, и, конечно, не последней резни этих забияк (trouble-makers), прошло сорок три года [буквально: «начинается сорок четвертый год»], как я знаю, так как это сорок четвертый год с моего рождения, а теперь прошел месяц (с Бадона)". Другими словами, Гильда родился в год победы Амвросия, в то время как осада Бадона и написание "О погибели" произошли сорок три года спустя. Гильда просто избежал самоповтора. Эта хронология подтверждается также тем, что внуки Амвросия в эпоху Гильды занимали видное положение. Если считать, что Амвросию было по меньшей мере тридцать, когда он победил саксов, то разумеется, сорок три года спустя внуки Амвросия были уже взрослыми. Более того, Беда, как кажется, понял хронологию Гильды именно таким образом, ибо он датирует Бадон приблизительно через сорок четыре года после прихода саксов»[542]. В абсолютной датировке Вуд относит мятеж саксов к 440-455 годам; победа Амвросия произошла спустя недолгое время (скорее всего, менее чем через тридцать лет, ибо около 480 года Констанций Лионский говорит о мирном существовании британской церкви). Бадон и сочинение Гильды, таким образом, должны быть отнесены к последним десятилетиям V века, самое позднее — к 520 годам.
Как уже говорилось выше, выбор той или иной хронологической схемы — практически дело вкуса исследователя: в пользу большинства из изложенных выше точек зрения можно выдвинуть веские доводы.
По нашему мнению, написание «О погибели Британии» должно датироваться первыми двумя десятилетиями VI века, причем в хронологических расчетах «битву при Бадоне» можно вообще отбросить. Представляется очевидным, что мятеж варваров, описанный Гильдой в главе 25, — это событие, зафиксированное галльским хронистом в начале 440-х годов.
Рассказывая о последствиях мятежа англосаксов, Гильда употребляет имперфект, из чего можно сделать вывод, что страдания бриттов продолжались достаточно долгое время (iugulabantur... petebant... perstabant, 24). Далее Гильда прямо утверждает, что после трагедии «прошло некоторое время» — tempore... interveniente aliquanto (25), и англосаксы, перестав грабить провинцию в целом, возвратились «домой» (domum) — то есть, очевидно, в восточную часть острова, куда они, по выражению Гильды, уже запустили свои когти. После чего уцелевшие «сбегаются... и собираются с силами» (confugiunt... vires capessunt), бросают вызов варварам и одерживают победу под руководством Аврелия Амвросия.
Настала эпоха, «когда то граждане, то враги побеждали» (nunc cives, nunc hostes, vincebant) — перед нами снова имперфект. Из этого можно сделать вывод, что это время длилось также довольно долго, после чего последовала битва при Бадоне. Далее Гильда говорит, что на момент написания книги уже умерли те, кто на своем веку видел оба события — как «отчаянную погибель» Британии, так и «нечаянную помощь» (tarn desperati insulae excidii insperatique... auxilii, 26). Чтобы практически не осталось людей, помнящих 441 год, должно было пройти не меньше шестидесяти лет (причем надо учесть, что Гильда, по всей вероятности, общался с этими людьми в детстве и молодости, чем и обусловлено его замечание). Определенным указанием служит и то, что Аврелий Канин, по всей видимости, — внук Амвросия Аврелиана[543].
Исходя из этих данных, публикацию «О погибели Британии» нужно относить к рубежу V—VI веков, скорее, к первому десятилетию VI века. Дополнительным аргументом в пользу данного предположения может служить упоминание в главе 3 «О погибели Британии» того, что заморские товары раньше привозились по рекам Темзе и Северну (а теперь не привозятся). Как отмечает К. Р. Дарк, активное возобновление завоза в Британию импортных товаров, прежде всего керамики, относится к концу 520-х годов и, возможно, связано с тем политическим интересом, который проявлял к Западу император Юстиниан[544]. Так что написание Гильдой «О погибели Британии», вероятно, следует отнести к периоду 500-520 годов.
Однако это не должно отменять приведенной в ирландских анналах даты кончины Гильды — конец 560-х годов (особенно если считать указание на «сорок четыре года» не имеющим отношения к Гильде) и полагать (вместе с Т. О'Салливаном), что «О погибели Британии» написано молодым человеком. Гильда вполне мог дожить до восьмидесяти пяти — девяноста лет.
6.4. «КРОВОЖАДНЫЕ НЕ ДОЖИВУТ ДО ПОЛОВИНЫ ДНЕЙ СВОИХ»: УМЕР ЛИ МАЭЛГУН В 547 году?
Другая возможность для датировки жизни Гильды, или, по крайней мере, написания его труда, связана с датами жизни упоминаемых у него королей: Константина, Аврелия Канина, Вортипора, Кунегласа и Маглокуна.
Не все из них оставили яркий след в истории и легендах Уэльса. Наиболее известным из пяти является Маглокун (в средневековом произношении Маэлгун), который фигурирует как в светских сагах, так и в житиях святых и генеалогиях. Данные Гильды и этих источников не противоречат друг другу — Маэлгун был могущественным правителем североваллийской области Гвинедд.
Имя Вортипора также встречается в родословных валлийских династий. Поскольку его род был ирландского происхождения, то Вортипор фигурирует как в ирландских, так и в валлийских генеалогиях, а кроме того, мы располагаем первоклассным источником — надгробной надписью самого правителя, написанной латинским и ирландским (огамическим) алфавитами.
Что касается Кунегласа, то, хотя о его жизни ничего не известно, генеалогии называют его двоюродным братом Маэлгуна и соответственно он фигурирует в родословной правителей Гвинедда.
Константин же и Аврелий Канин с трудом поддаются идентификации. Аврелия Канина, видимо, следует считать потомком упомянутого у Гильды Аврелия Амвросия, однако судя по всему, он (как и пишет Гильда), не оставил после себя потомства[545]. Имеющиеся в поздних генеалогиях туманные упоминания о различных правителях Корнуолла по имени Константин также не позволяют уверенно отождествить Константина Гильды с кем-либо из них.
Однако могут ли данные об этих правителях помочь датировать произведение Гильды? Для того чтобы ответить на этот вопрос, можем ли мы датировать с определенностью их правления?
Никаких дат правления этих королей, кроме Маэлгуна, мы не имеем. Неоднократно делались попытки определить время их жизни на основании родословных, однако до сих пор к определенному мнению историки не пришли.
Заметка о смерти Маэлгуна имеется в «Анналах Камбрии», записи которых за VI век, как уже неоднократно говорилось, сомнительного происхождения. Как утверждают «Анналы Камбрии», Маэлгун скончался в 547 году: «Большая чума, в которой скончался Маэлгун, король Гвинедда» (mortalitas magna in qua pausat Mailcun rex Genedot[aep[546].
Легенды о смерти Маэлгуна от «желтой чумы», которая представлялась в виде желтого чудовища, заглянувшего в замочную скважину церкви, где скрывался король, были широко распространены в Средневековье, поэтому не исключена возможность, как указывает О'Салливан, что хронисты просто отождествили ту эпидемию, от которой по легенде, скончался Маэлгун, с крупной эпидемией конца 540-х годов, упомянутой в известных им ирландских источниках[547]. Эту эпидемию обычно отождествляют с эпидемией бубонной чумы, которая прокатилась по Восточной Римской империи в начале 540-х годов, описанной у Прокопия Кесарийского[548].
Справедливости ради, в ирландских источниках чума 540-х годов именуется не только и не столько «желтой», как утверждает О'Салливан; «желтым» (buide) обычно называли великий мор второй половины 660-х годов, а эпидемия середины VI века в ирландских источниках именуется crom (красно-коричневая, красная)[549]. Видимо, позднее в традиции она смешалась с чумой VII века, явлением иным по своему характеру (современные медики полагают, что то был возвратный тиф).
Согласно генеалогиям, отца Маэлгуна звали Кадваллон Долгорукий (Llaw (h)ir), сын Энниауна, а мать Кадваллона была ирландкой[550]по имени Меддив[551].
В литературе иногда встречается дата смерти Кадваллона — 534 год. Казалось бы, это могло помочь датировке произведения Гильды, поскольку таким образом начало и конец правления Маэлгуна были бы точно датированы 534-547 годами. Но откуда получена эта дата?
В середине XII века Робер де Ториньи[552], аббат бенедиктинского монастыря Мон-сен-Мишель, автор ряда исторических сочинений, в том числе истории английского короля Генриха I, переписал ряд старых записей из бретонских анналов. (Как мы помним, Авраншская рукопись Гильды также принадлежала монастырю Мон-Сен-Мишель). В нынешнем виде записи датированы от Рождества Христова.
Пять первых из них заслуживают особого внимания. Приведем их полностью:
«421. Родился св. Гильда. В его дни был Артур, король бриттов, сильный и добрый.
513. Заморские бритты (transmarini Britanni) пришли в Арморику, т.е. Малую Британию.
534. Убит Каваллон (Cavallonus), могущественнейший король Большой Британии.
580. Были епископами святые Самсон, Маклу (Maclous), Маглорий (Maglorius) и Павел.
643. Дагоберт, король франков и св. Юдикаэль учинили мир»[553].
Мы согласны с Т. О'Салливаном, который вслед за П. К. Джонстоном[554] полагал, что датировка в этих анналах сдвинута на сто лет вперед: таким образом, датой рождения Гильды должен быть 521 год (видимо, увязанный с одной из датировок битвы при Бадоне), а вторая дата на самом деле — 634 год, дата смерти другого Кадваллона, также короля Гвинедда[555]. Возможно, что ошибочная дата от Рождества Христова и дала автору Первого жития (который мог быть знаком с этими анналами или их прототипом) повод утверждать, что Гильда прибыл в Бретань в третьей четверти V века[556]. Мнение М. Миллер о том, что положение записи о Кадваллоне между других Записей[557], в частности, перед записью о святых Самсоне и Павле, действовавших в VI веке, свидетельствует о подлинности этой хронологии, не кажется нам убедительным. В конце концов, анналы дошли до нас только в выписках, и неизвестно, ни что собой представляла выглядела оригинальная датировка[558], ни сами анналы, так что датировка царствования Маэлгуна на основании даты смерти его отца не может считаться достоверной.
Трудно определить и возраст Маэлгуна на момент написания «О погибели Британии». Популярно мнение, что «изящный учитель всей Британии», о котором говорит Гильда в главе 36, учил и самого Гильду, и Маэлгуна, и что этим учителем был святой Ильтуд[559]. Однако если считать, что на момент написания своего сочинения Гильде было 44 года, то эта теория плохо совместима с тем, что пишет Гильда чуть ранее, в главе 33, цитируя 54-й псалом: «кровожадные и коварные не доживут и до половины дней своих». Из этого следует, что Маэлгуну, скорее всего, не больше тридцати пяти.
Приблизительный подсчет родословных по поколениям, осуществленный Т. О'Салливаном, показал, что Вортипор, Кунеглас и Маэлгун действительно должны были жить в первой половине VI столетия, причем ближе к его началу[560]. Это подтверждает общую схему датировки, предложенную нами выше. Однако говорить о 547 годе как о безусловном terminus post quem для написания «О погибели Британии» достаточных оснований нет.