Я с памятной доски сотру все знаки
Чувствительности, все слова из книг,
Все образы, всех былей отпечатки,
Что с детства наблюденье занесло,
И лишь твоим, единственным веленьем
Весь том, всю книгу мозга испишу…
Сказаны эти слова непосредственно после встречи с Призраком, в конце первого акта. Однако сама месть осуществляется только в финале трагедии, в пятом акте. Гамлет почему-то не спешит выполнить завет отца. На протяжении пьесы Гамлет постоянно корит себя за медлительность, подстегивает, напоминает самому себе о необходимости действовать. Так происходит, например, в заключительном монологе второго акта, в котором Гамлет сравнивает себя с актером, только что на сцене пережившим целую бурю страстей по поводу выдуманной истории о «делах давно минувших дней». У Гамлета же — не выдуманная история, а настоящий повод к действиям. Однако ничего не происходит, и вот Призрак является вторично — чтобы «вдунуть жизнь» в «остывшую готовность» Гамлета. А потом, уже в четвертом акте, Гамлет будет завидовать способности норвежских воинов, которых он встретил на своем пути в Англию, идти в бой не задумываясь, без «привычки разбирать поступки до мелочей». И опять — вопрос к себе, о своей собственной медлительности:
Но что за смысл без умолку твердить,
Что это надо сделать, если к делу
Есть воля, сила, право и предлог?
Нелепость эту только оттеняет
Все, что ни встречу…
Итак, почему же медлит Гамлет? Объяснений этому может быть несколько. Прежде всего, есть причины, так сказать, технического порядка: хорошо охраняемого короля убить не так-то просто. Кроме того, остается вероятность — и об этом также говорит Гамлет в конце второго акта, — что Призрак был на самом деле Дьяволом, принявшим обличье его отца и толкавшим Гамлета на преступление и неправую месть. Гамлету нужны доказательства виновности Клавдия, поэтому он и затевает историю с постановкой пьесы, провоцирующей короля на разоблачение.
Но вот доказательства получены, виновность установлена, а Гамлет все медлит. Может быть, он просто не способен убивать по своей природе? Нет, это не так. Убил же он Полония, да и Клавдия в конце трагедии тоже. Можно вспомнить также смерть Розенкранца и Гильденстерна, подстроенную Гамлетом, но для нас сейчас важнее то, что Гамлет сам, своими руками вполне способен убить человека. Но только тогда — и это сразу бросается в глаза, — когда ему некогда рассуждать, когда он не находится во власти «привычки разбирать поступки», которая составляет суть его натуры. Бесконечное анализирование собственных действий поглощает все его время и силы, отнимая способность эти самые действия совершать. Об этом говорит Гамлет в своем знаменитом монологе «Быть иль не быть»:
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От долгих отлагательств…
Одна из причин оттягивания мести, действительно, коренится в особенностях натуры, характера самого Гамлета. Однако и это еще не все. Гораздо важнее, что Гамлет, может быть сам того не сознавая, перетолковал для себя завет, оставленный отцом, расширил заданную им задачу. Поручение, которое целиком выполнялось бы с убийством Клавдия, он воспринял по-иному. Еще до встречи с Призраком Гамлет ощутил порчу всего мира, распадение всех связей, превращавших его в гармоничное целое; естественно, что одним убийством Клавдия мир ото зла не очистишь. А именно так — как борьбу со всем злом мира — воспринял Гамлет слова отца:
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
А в другом переводе — М. Лозинского — еще определеннее:
Век расшатался — и скверней всего,
Что я рожден восстановить его.
Именно так — не убить Клавдия, а восстановить расшатавшийся, «вывихнувший сустав» (если переводить буквально) мир.
Итак, задача, взятая на себя Гамлетом, — это искоренение всего мирового зла. Такую задачу может взвалить на себя человек, в высшей степени этим мировым злом уязвленный. И даже для самого сильного из людей задача эта останется непосильной.
Собственно, под тяжестью ее и гибнет Гамлет. Удалось ли ему изменить мир, справиться со злом? Вопрос этот в трагедии остается открытым. И все же сама попытка Гамлета становится символом вечно борющегося человеческого духа. Борющегося — вспомним слова Белинского — за создание новой, мужественной гармонии. Может быть, поэтому именно Гамлету в конце воздаются самые высокие воинские почести. Может быть, поэтому повесть о нем остается жить в веках.