– Приветствуем тебя, обходчик!
Поклон.
– Приветствуем тебя, фонарщик!
Поклон.
– Приветствуем тебя, сигнальщик!
Поклон.
Церемония окончена. Сегодня Дунина очередь быть председателем, и она занимает место за столом. Мы с Жюлем усаживаемся в пластиковые кресла.
– Объявляю собрание открытым, – провозглашает Дуня. – Кто хочет взять слово?
Жюль поднимает руку.
– Ты хочешь сорвать развод родителей? – интересуется он, доставая из заднего кармана джинсов вчетверо сложенный листок, вырванный из журнала. – Держи, это статья о детях, чьи родители разводятся. Я нашел ее в журнале «Все для женщины».
– Ты читаешь женские журналы? – хихикает Дуня.
– Не я, а мама. Я только смотрю комиксы. Иногда нахожу там интересные статьи. Как эта, например.
– Интересуешься разводами?
– Это для Эмиля, – продолжает мой друг. – Там описано, как понять, что ребенок тяжело переживает развод родителей. Он плохо спит, ничего не ест, меняются привычки. Может, например, перестать играть в любимые видеоигры. Или внезапно случится энурез. Это когда…
– Спасибо, я знаю. То же самое, что «писаться в постель», только по-научному. Прости, но как все это может мне помочь?
В глазах друга начинают прыгать озорные искорки.
– А что? – улыбается он. – Проще простого: начни изображать все эти симптомы. Твои родители испугаются и передумают разводиться.
– То есть ты мне предлагаешь стать анорексичным лунатиком, ходить как зомби, рычать, когда со мной разговаривают, и пускать слюни? А вдобавок еще отказаться от «Контр-страйка» и начать писаться в постели? Просто супер!
Жюль смотрит на меня широко открытыми глазами. Дуня понимает, что идея так себе.
– А как обстановка дома? – спрашивает она.
– Не очень. Отец как помешанный чинит все подряд. Сестра озабочена глобальным потеплением. А мать кроме ретроградного Меркурия вообще ничего не видит. Иногда мне кажется, что я живу в психушке…
– Будешь жить неделю с одним, неделю с другим? – интересуется Дуня.
– Честно сказать, понятия не имею. Знаю только, что прошлым летом папа первый раз не поехал с нами в отпуск. Еще раньше я заметил, что мы все чаще и чаще садимся за стол без него. А спит он на диване в гостевой комнате.
Друзья смотрят на меня с сочувствием.
– Месяца три назад, – говорю я, – родители позвали нас в гостиную, меня и Мисс Всезнайку. Хотели сказать что-то важное. Мама начала с того, что они с папой очень любили друг друга. Венера как раз находилась в знаке Весов. Бла-бла-бла… А теперь Венера болтается где-то в другом месте, и они больше друг друга не любят. То есть любят, конечно, но по-другому. Бла-бла-бла… Это вовсе не значит, что они стали меньше любить нас или что они любят нас наполовину. Бла-бла-бла…
Я говорю это и чувствую, как к горлу подступает ком. И тогда то же самое было. Тогда мама замолчала на полуслове и спросила, понимаем ли мы, что происходит. Не надо мне ничего объяснять! Я уже понял, что меня определили в компанию тех, у кого два дома, две свои комнаты, два дня рождения и… сердце, разрезанное пополам.
– А потом контрольный выстрел. Мама объявила, что скоро папа от нас съедет и будет жить «со своей подругой». Скоро? Со своей подругой? Откуда она вообще взялась, эта подруга?
– А ты ее видел? – прерывает меня Дуня. – Новую подружку твоего отца?
– Нет, и не собираюсь. Меня тошнит даже от мысли, что я с ней в одной комнате, дышу одним и тем же воздухом.
– А вот тут ты не прав, – возражает Дуня. – Надо выяснить о ней все. Как она выглядит, чем занимается? Может, она на безглютеновой диете или веганка. Может, занимается йогой, играет в регби. Ее работа, привычки, увлечения – всё!
– Точно! Играем в детективов! – восклицает Жюль.
– И когда мы все о ней узнаем – от размера обуви до цвета трусов, – то придумаем, как от нее избавиться. И отец к вам вернется.
– В статье пишут, что девяносто девять процентов мужчин, которые уходят из семьи к новой партнерше, обратно уже не возвращаются, – говорит Жюль.
– Значит, мой отец относится к оставшемуся одному проценту, – хмуро отвечаю я.
– Ты знаешь, где она живет? – спрашивает Дуня.
– Нет, но мама, наверное, знает адрес и скажет, если спрошу.
– Как только узнаешь, – продолжает Дуня, – скинь его нам. Будем по очереди следить за ней, выясним, когда она уходит и возвращается. Только надо поторопиться.
– Здорово придумано, – признаю я.
– Что правда, то правда, – соглашается Дуня. – Иногда я сама поражаюсь собственной гениальности.
Она смотрит на меня, потом на Жюля, хмурится и поджимает губы. Повисает неловкое молчание. Дуня откашливается.
– А насчет Петси Пепси вы с родителями поговорили?
Я разглядываю трещины на потолке. Жюль внимательно смотрит в окно. Его вдруг очень заинтересовало, что там клюет между шпалами воробей.
– Так что? – повторяет она, теряя терпение.
– Сейчас не лучший момент… – бормочу я.
– Значит, ты не спрашивал, – констатирует Дуня.
Я качаю головой. Она поворачивается к Жюлю:
– А ты?
– Я говорил матери, что Петси Пепси приезжает с концертом.
– И?
– И сказал, что моя подруга Дуня ее фанатка. – Жюль напевает, раскачиваясь в такт: – «Ой-ой-ой, ой-ой-ой, сердце вдребезги разбито. Ай-ай-ай, ай-ай-ай, крышу начисто снесло».
– Перестань! И что она сказала?
– Она спросила, нравится ли Петси Пепси мне.
– Супер! И что ты ответил?
– Сказал, что терпеть ее не могу. Как-то само вырвалось. Прости!
Жюль замирает с виноватым видом. Только глаза его бегают по сторонам, будто в поисках запасного выхода.
Ни криков, ни слез, ни внезапно побагровевшего лица. Никто не рвет на себе волосы, не топает ногами. Ничего из арсенала девчачьих средств для выражения бешенства и разочарования, которые часто показывают в кино, Дуня не использует.
Она просто вставляет в уши наушники и молча уходит, даже не взглянув в нашу сторону.
– Она не попрощалась со стражами… – бормочет Жюль, ошеломленный таким кощунством.
Самоуправляемый автомобиль пока не изобрели, если я не ошибаюсь(Папа)
По-быстрому отдав положенные почести каждому портрету, мы выбегаем вслед за Дуней. Нам удается нагнать ее уже на бульваре. Мы равняемся с ней, но она, не останавливаясь, шагает широким шагом и цедит сквозь зубы:
– Вы просто отстой… Вы оба…
Поспорить тут сложно. К тому же она прибавляет громкость своих наушников, и мы отчетливо слышим Петси Пепси и ее знаменитое: «Ой-ой-ой, ой-ой-ой, сердце вдребезги разбито. Ай-ай-ай, ай-ай-ай, крышу начисто снесло».
По правде сказать, я не понимаю, как Дуня может слушать эту муть. От всей этой приторной попсы и писклявого голоса Петси Пепси меня передергивает.
Но тут уж ничего не поделать. Дуня ее обожает. Она ее фанат. Она знает все песни наизусть. Она подписана на ее страницы в фейсбуке и инстаграме[1]. Одно время она даже хотела выкрасить волосы в красный цвет, как у ее кумира. К счастью, родители эти намерения быстро пресекли. На следующей неделе Петси Пепси даст концерт в нашем городе, но родители согласились отпустить ее, только если она пойдет не одна. И вот она стала упрашивать нас пойти на эту жертву ради нее. А мы так ее подвели. Понятно, почему она вне себя от злости.
– Вы оба, – повторяет она, – самый отстойный отстой!
Погруженный в свои мысли, я врезаюсь в Дуню, которая вдруг остановилась. Жюль влетает в меня сзади.
– Что там у вас происходит? – спрашивает Дуня, вынимая из ушей наушники.
Хороший вопрос. Перед нашим домом стоит папина машина. Ничего необычного, если не считать того, что ее почти не видно за тонной картонных коробок. Коробки большие и маленькие, высокие и низкие – они завалили машину по самую крышу. Мало того: вокруг этой картонной пирамиды застыли полдюжины людей. Как будто их заколдовали, и они превратились в восковые фигуры.
Наши соседи – пожилая пара фанатов-садоводов – оцепенели прямо посреди лавровых кустов живой изгороди между нашими участками. Почтальон бросил свой велосипед на тротуар. Рядом с ним застыли двое парней в комбинезонах. Вероятно, это рабочие, потому что у одного в руке гаечный ключ, у другого – молоток. Есть еще полная дама, которую я знаю только в лицо. Она поставила сумку с продуктами на землю, рядом с велосипедом почтальона. Здесь же я вижу неподвижные фигуры отца Гошара из дома напротив и мадам Сандринелли, что живет в конце улицы. Святой отец выпустил из рук поводок своего лабрадора, мадам оставила на произвол судьбы троих детей: двух мальчиков семи и девяти лет и двухлетнюю девочку в коляске.
Все эти окаменевшие люди смотрят в одну сторону: на входную дверь нашего дома. Никого из них не волнует, что лабрадор радостно скачет вокруг, а мальчишки восторженно носятся за ним с боевым гиканьем индейцев. Малышка в коляске при этом одобрительно хлопает в ладоши.
– Они что, играют в «Море волнуется раз…»? – делает предположение Жюль.
– Понятия не имею, – отвечаю я.
Вдруг в дверном проеме появляется коробка с ногами.
– Левее! Левее! – тут же начинают кричать наши соседи.
– Правее! Правее! – Почтальон с отцом Гошаром стараются их перекричать.
Советы сыплются отовсюду.
– Сюда!
– Туда!
– Выше!
– Ниже!
– В сторону!
– Да нет же! В другую сторону!
Коробка с ногами пытается следовать всем рекомендациям. Она то продвигается вперед, то вновь отступает, поворачивается сначала в одну, потом в другую сторону, пятится назад, словно робот со сбившейся программой.
Внезапно над коробкой появляется папина голова. Его лицо покраснело, щеки раздуваются от напряжения. Немного отдышавшись, он отчаянно бросается вперед, к штабелю других коробок. Со вздохом облегчения он наконец избавляется от своей ноши.
– Классный ход! – радостно восклицает парень с молотком.
– Ничего подобного, – возражает полная дама, – надо было поставить справа!