— Это они! — услышал Климка Шуркин шепот.
— Кто? — спросил он, не спуская глаз с шара.
— Я же говорил тебе! — отозвался Шурка. — Помнишь — в сарае?
Климка наконец понял, на кого намекает Шурка, и посмотрел под елку. Деда Мороза и Снегурочки уже не было. У избушки валялись куски ваты, мешок, марлевая накидка. Сзади нарастал шум. Городовые старались пробиться к елке. Это им никак не удавалось. Люди вроде и не мешали им, но получалось так, что как раз там, где были городовые, толпа становилась особенно густой — не протолкнуться.
А шар все плыл, постепенно удаляясь от ярмарки. Он летел невысоко: газа, наверно, в нем было мало. Ветерок нес его на заснеженные деревья кладбища.
— Айда за ним! — прошептал Климка. — Далеко не улетит — поймаем!
Мальчишки сорвались с места и стали пробираться сквозь толпу, которая начала понемножку редеть. Люди расходились, вновь собирались небольшими группами, загадочно переглядывались, крякали задумчиво и многозначительно. Отовсюду слышались восклицанья:
— Эт-то да-а!
— А Снегурочка-то — мужик, видать!
— Ловко ввернули, шельмецы!
— И не побоялись!
— Средь бела дня!
Климкин отец важно шагал по тракту. На правую руку, отведенную за спину, была намотана веревка. Другой ее конец петлей обхватывал широкие коровьи рога. Зорька изредка помахивала головой, дергала веревку. При каждом таком рывке отец оборачивался, улыбался и ласково говорил:
— Чего?.. Чего?.. Притомилась?.. Ничего, скоро дойдем!
Один раз корова остановилась и печально промычала. Остановился и Климкин отец, погладил Зорьку.
— Дуреха!.. А голос-то бархатный… Да ты не тужи — у нас не хуже будет!
Он причмокнул губами, как на лошадь, и осторожно потянул за веревку. И снова они пошли друг за другом по пустынному тракту. На этом участке домов не было. Справа — река с обрывистым берегом, слева — заваленные снегом пустыри. Поблескивали рельсы конки. Отец вел корову подальше от них, чтобы она не попортила копыта.
— Придем — сенца тебе задам, — приговаривал Климкин отец. — А там и весна скоро… Свеженькой травки хочешь?.. А косу-то придется покупать…
Сзади послышался шум. Отец обернулся. Их догоняла конка. Паровичок — дело привычное, и не он насторожил Климкиного отца. Чуть поотстав от конки, скакали всадники. Их было много. Конный отряд шел на рысях во всю ширину тракта. Эта лавина с грохочущей конкой во главе надвигалась на Климкиного отца. Он не знал о случае на ярмарке и не мог догадаться, что встревоженный полицмейстер выслал к заводу усиленный наряд пеших и конных городовых.
Климкин отец потуже намотал веревку на кулак и по глубокому снегу отвел корову к самому обрыву. Здесь они и остановились. Поравнявшись с ними, паровичок выбросил белое облако пара и сипло проревел. Зорька испуганно взмахнула рогами и попятилась. Отец напружинил руку.
— Стой!.. Задрожала!.. Это же паровик, а не тигра!
Внутри вагонов и на верху конки — на империале — сидели городовые. Сквозь дробный перестук колес раздался хохот. Городовых рассмешила эта пара — корова и рабочий. Размахивая головой и осев на задние ноги, она тянула подальше от конки. А рабочий, выгнув спину, двумя руками вцепился в веревку и сдерживал ее. Кто-то из городовых лихо свистнул — как плетью огрел. Зорька рванулась. Веревка лопнула. Климкин отец упал в снег, а корова исчезла, словно и не было ее над обрывом.
— Зорька! — отчаянно закричал отец.
Он стоял у самого обрыва и смотрел вниз. Там лежала корова, неестественно подогнув передние ноги.
— Зорька! — еще раз крикнул отец и на спине съехал вниз по откосу.
Корова лежала на заснеженных бревнах. Ее глаза с укором и болью смотрели на человека. Тяжело вздымались бока. Ноги были сломаны. Климкин отец увидел вывернутые суставы, застонал, зажмурился и прикрыл лицо рукой, с которой свисал обрывок веревки.
Когда конные городовые прискакали к заводу, ярмарочная площадка опустела. Людей будто вымело с улиц и переулков. Притихла застава. Только в кабаке напротив Климкиного дома горланили пьяную песню.
Городовыми командовал пристав. Он приказал обойти все дома и с пристрастием допросить рабочих. Не могли же эти Дед Мороз и Снегурочка исчезнуть бесследно! Кто-нибудь из толпы, окружавшей елку, должен был видеть, как они сбрасывали свою маскарадную одежду.
Городовые рассыпались по заставе.
Климка и Шурка сидели в комнате под елкой и, как заговорщики, переглядывались, хихикали и подмигивали друг другу. Щеки у них горели от мороза — мальчишки только что вернулись с кладбища.
— Покажи-ка еще! — попросил Шурка.
Климка прислушался. Из кухни доносилось позвякиванье ложек. Мать накрывала стол к ужину.
— Тихо! — предупредил Климка и вытащил из-за пазухи сморщенный комочек резины, подул в него. Резина расправилась, проступили знакомые очертания фигуры рабочего.
Послышались шаги. Климка выпустил воздух из шара и снова запихнул его за рубашку. Вошла мать с двумя кусками пирога.
— Пузики-то подвело?.. Нате-ка!.. И где это отец наш застрял?
— Корову покупать — не семечки! — серьезно произнес Климка.
Мать вздохнула и вышла.
— А здорово они похожи! — сказал Климка, взяв в руки игрушечных кузнецов. — И плечи такие же широченные, как на шаре! Ударит — так ударит!
У Шурки рот был забит пирогом. Кивнув головой, он пробормотал:
— Плохо, что не полетит больше!
— Полетит, если жаром или дымом надуть!
Климка вскочил и начал прыгать под елкой. Шурка удивленно смотрел на него, даже жевать перестал.
— Спятил?
— Сам ты спятил! — обиделся Климка. — Греюсь! Как станет тут жарко, — он похлопал себя по груди, — так и надую!
Долго прыгал Климка, пока не засопел, как паровик. Потом он приказал Шурке найти нитку и надул шар. Вдвоем они перевязали узкое горлышко. Придерживая нитку, Климка выпустил шар, но тот не полетел.
— Мало прыгал, — сказал Шурка.
Климка подумал, что дружок смеется над ним, но ответить не успел. Заскрипел снег на крыльце, хлопнула дверь.
— Отец? — спросил Шурка.
Климка отрицательно замотал головой: отец никогда так не хлопал. Шурка дернул за нитку — хотел выпустить воздух из шара, но нитка затянулась в узелок. Мальчишки растерялись. Климка с перепуга попытался засунуть надутый шар за рубашку.
— За елку! За елку его! — подсказал Шурка.
Шар запихнули в угол, за елку, прикрыли ветками и плюхнулись на пол. Климка схватил кузнецов и заставил их бить по наковальне.
Вместе с матерью в комнату вошел городовой — не из тех, что приехали по приказу полицмейстера, а свой, местный.
— Сама беспокоюсь! — говорила мать взволнованно. — Нет и нет его! И куда запропастился?.. Да вы присаживайтесь, Николай Кузьмич!
Городовой сел, положил фуражку на соседний стул.
— Может, чайку или… покрепче чего? — предложила мать.
— Спасибо, Варвара. Не до чаю! Генерал гневается!.. Это ж надо — весь праздник к чертям!.. Твой-то с утра ушел?
— Не то чтоб с утра, а рано — часиков в двенадцать…
В комнате наступила неловкая тишина. Городовой посмотрел на мальчишек, увидел игрушку.
— Покажи-ка!
Климка молча подал ему кузнецов.
— Отец сегодня подарил, — пояснила мать.
Городовой несколько раз нажимал на пружинки, усмехался, когда молоточки били по наковальне, и вдруг насупился. Его поразило сходство кузнецов с тем рабочим, которого он видел на шаре Деда Мороза.
— На ярмарке был? — спросил он у Климки.
— Бы… был! — заикаясь, произнес мальчишка и зачем-то оглянулся на дружка.
Шурка сидел под елкой и боялся пошевелиться. Какая-то сила так и хотела повернуть его голову в ту сторону, где за густыми еловыми ветками матово поблескивал шар с рабочим.
— Был, значит? — переспросил городовой. — И что же ты видел?
Климка подвинулся к матери.
— Н-н-ничего!
Мать положила руки на его плечи, прижала к себе.
— Что он мог там видеть, Николай Кузьмич!..
— Погоди, Варвара! — остановил ее городовой. — Ты лучше выйди, а мы тут разберемся.
Он подмигнул матери: мол, не бойся, не съем твоего сына, иди спокойно. И она, доверившись ему, пошла к двери. Только в ее глазах, как смутное предчувствие несчастья, опять появилось грустное выражение.
Городовой за руку подтянул Климку к себе.
— Деда Мороза видел?
— Не видел! — ответил мальчишка, чувствуя, что вместо страха и растерянности в нем пробуждается упрямая злость.
Городовой подтащил его еще ближе, сжал коленями и поверх головы Климки посмотрел на Шурку и поманил его пальцем. Когда тот подошел, городовой поставил и его между своих угловатых коленей.
— А ты видел?
— Конфеты видел… Большущие! — срывающимся голосом ответил Шурка.
Глаза у городового были бледно-голубые и какие-то липкие. Он по очереди смотрел на мальчишек и молчал. Может быть, на этом все бы и закончилось, но Климка допустил ошибку. Мальчишки стояли бок о бок, плотно прижатые друг к другу коленями городового. Климка чувствовал, как дрожит рука Шурки, и, чтобы подбодрить дружка, быстро пожал ему пальцы.
Городовой заметил это движение. Его правая рука потянулась к лакированному ремешку, поблескивавшему на Климке. Городовой расстегнул его и сложил вдвое. Левой рукой он пригнул головы мальчишек к своему животу.
— Начнем с богом! — услышал Климка и по движению руки городового догадался, что тот крестится.
Шурка захныкал тихонько и жалобно. Климка сердито боднул его головой.
— Скажете, когда хватит, — предупредил городовой и хлестнул ремнем по спинам мальчишек.
Климка рванулся, но рука городового, как прессом, давила его сверху. Тогда Климка размахнулся ногой и стукнул валенком по сапогу городового.
— Ах ты, звереныш!
Ремень со свистом опустился на мальчишек — раз, еще раз… И вдруг рука с ремнем остановилась. Климка не услышал, а скорей догадался, что кто-то вошел в комнату. Мальчишка выпрямился и оглянулся. В дверях стоял отец. Он был страшен: лицо перекошено злобой, без шапки, волосы припорошены снегом, на полушубке — кровавое пятно. Пальцы все еще сжимали обрывок веревки. Сзади стояла мать, боязливо трогала его за плечо и повторяла со слезами: