О вере, неверии и сомнении — страница 3 из 53

Извести о начале войны с Германией владыка встретил в Соединенных Штатах. “От судьбы России зависят судьбы мира” – так сказал он однажды о событиях, развернувшихся на востоке Европы. С первых же дней Великой Отечественной войны митрополит Северо-Американский Вениамин, экзарх Московской Патриархии в Америке (в сан митрополита он был возведен в 1939 году), стал активным участником патриотического движения, охватившего значительную часть русской эмиграции, и можно даже сказать, одним из вдохновителей этого движения. Он выступает на митингах американской общественности, выступает с лекциями о России, о Русской Церкви; участвует в сборе средств; и вот уже первые грузы для Красной Армии (оборудование для госпиталей, медикаменты, продовольствие) отправляются в Россию.

Владыке за шестьдесят, он уже пожилой человек; понемногу его начинают одолевать немощи. Но на все просьбы своих сотрудников поберечь здоровье он отвечает: “Сейчас болеть некогда”; и вновь, преодолевая недуги, работает, не щадя сил.

Митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин – почетный председатель русско-американского Комитета помощи России – имел право в любое время дня и ночи входить с докладом к президенту США.

“Все кончится добром”. Эти слова владыка произнес в самом начале войны, когда, казалось, не было никаких оснований для счастливых прогнозов. Но была надежда. Были молитвы и труд. О даровании победы русскому оружию молились тогда в Америке даже в храмах, не подведомственных Патриархии. И в этом тоже сказывалось влияние митрополита Вениамина.

Удивительно! Казалось, что русских, живущих в Америке, отделяет от Родины не только океан, – между ними и их соотечественниками пролегла за эти два с половиной десятилетия бездонная пропасть: революция, не знающая взаимного снисхождения братоубийственная война, годы изгнанничества, горечь потерь и идеологические разногласия. Родную страну и народ скрывал “железный занавес”. Но, несмотря на все это, через океан, через прошлое, через неприятие и ненависть к режиму потянулись нити помощи и нелицемерной любви к соотечественникам. Сегодня, впрочем, как и всегда, дело совести каждого оценивать этот порыв наших зарубежных соотечественников. Говорят разное. “Попались-де белые эмигранты на удочку Сталина, игравшего в патриотизм. Помогали, а кому?” На это можно сказать одно: и митрополит Вениамин, и все жившие за рубежом русские, откликнувшиеся на зов страждущего Отечества, были людьми искренними; и в отличие от многих наших современников не путали страну и народ с режимом и его преступлениями. Русские помогали русским, соотечественники – соотечественникам, братья – братьям. Разве это не лучше ненависти и братоубийства?

В самом конце войны, в конце января – начале февраля 1945 года, впервые после 25 лет разлуки, владыка Вениамин побывал на Родине. Он принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви, проходившем в эти дни в Москве. Митрополит Сергий, избранный патриархом в сентябре 1943 года, скончался 15 мая 1944 г. И теперь на вдовствующий патриарший престол членами Собора был избран митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский). Дни работы Поместного Собора вылились в настоящее церковное торжество. Присутствовали предстоятели трех поместных Церквей: Александрийский, Антиохийский и Грузинский патриархи, представители других православных Церквей, многочисленные гости.

Митрополит Вениамин представлял на Соборе свою американскую паству, а также выступал от имени митрополита Евлогия (Георгиевского) и так называемых “феофиловцев”, раньше не имевших общения с Патриархией, а теперь пожелавших его восстановить. На заседаниях Поместного Собора шла речь о восстановленных духовных школах, об издании богослужебной литературы, рассматривались другие насущные вопросы церковной жизни, о которых еще вчера нельзя было и помыслить. Но главное, что произвело впечатление на владыку Вениамина, – народ Божий. Долгие годы за границей не раз задавался он вопросом о том, сохранилась ли вера в русском народе. В конце 30-х годов, в Нью-Йорке, он написал:

Так было прежде, Русь родная:

Ты верила… А что теперь?

Умом давно тебя я знаю:

А сердце говорит мне: верь!

Сердце не обмануло…

“Я достаточно мог наблюдать родной народ и понять его. И скажу прямо: впечатление от народа – самое сильное, самое важное, что я увожу с собой с Родины за границу. И прежде всего скажу о верующих. Боже, какая горячая вера в них!” – писал митрополит Вениамин в своей статье, опубликованной в “Журнале Московской Патриархии”. И еще: “Горяча вера у русского православного народа… Русь и теперь святая. Да, и теперь я могу без всяких сомнений утверждать: жива православная вера в русском народе… И вообще пришел к несомненному утверждению, что не только в отдельных личностях, но и в широчайших толщах народа – вера жива и растет” (Митрополит Вениамин (Федченков). Мои впечатления о России.//Журнал Московской Патриархии. 1945. № 3. С. 21-24).

В 1947 году владыка Вениамин вернулся на Родину. Во время своей поездки в 1945 году он воочию убедился в самом главном – “вера жива и растет”. А значит, он нужен дома. В Америке же он оставлял епархию, объединяющую 50 приходов Московской Патриархии (а не было ни одного!).

Русская Церковь выстояла в страшных гонениях, сохранив неприкосновенными свои догматы и каноны. Оживала церковная жизнь, и люди, открыто исповедующие свою веру, сами того не зная, даже не помышляя об этом, были победителями. Они сохранили сердце народа – Святое Православие.

Конечно, возрождение проходило в очень трудных условиях. Еще свежа была боль утрат, и контроль властей не давал забыть о себе. Налаживание церковной жизни, еще перед самой войной едва теплившейся, приговоренной к уничтожению, проходило теперь на фоне послевоенных трудностей. И радость, и скорбь шли рука об руку: потеря близких, разбитые судьбы, неустроенность быта. Одним словом – скорби…

И владыка Вениамин, назначенный на Рижскую кафедру, обратился к своей новой пастве с такими словами: “Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь!” Так возобновилось его служение в пределах Отечества, прерванное более четверти века назад. Возобновилось с обращения, в котором ключевым было слово “радость” – неотъемлемая черта веры.

В 1951-1955 гг. митрополит Вениамин управлял Ростовской епархией. В эти годы он встречается и поддерживает дружеские отношения с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким) – замечательным иерархом и богословом, мужественным исповедником, прошедшим через горнило страшных испытаний. В то время владыка Лука управлял Симферопольской епархией.

В 1955 году митрополит Вениамин был назначен на Саратовскую кафедру. Ему было уже 75 лет. Силы уходили, владыка стал часто болеть. В 1958 году Высокопреосвященнейший Вениамин, митрополит Саратовский и Вольский, был, согласно его прошению, уволен на покой и поступил на жительство в Псково-Печерский монастырь. Его последние годы прошли в обители. Скончался владыка 4 октября 1961 года и был погребен в монастырских Богозданных пещерах.

В последние годы жизни, наряду с заботами по управлению епархиями, митрополит Вениамин приводит в порядок свои записи, редактирует ранее собранные труды. Заканчивает книгу “О вере, неверии и сомнении”, которую начал еще в Америке. Владыка всю жизнь записывал свои размышления, излагал мысли по разным вопросам церковной и общественной жизни, собирал рассказы о “Божьих людях”, о праведниках, о чудесных явлениях. Записывал и то, чему сам был свидетелем. Собирал он и письма к нему различных людей, особенно те из них, в которых отражались человеческие судьбы, какие-либо закономерности духовной жизни. Или же просто – свидетельства любви к нему. А любовь эта, доверенность и привязанность, глубокая симпатия к личности владыки со стороны паствы всегда сопровождала его во всех местах служения. Этот богатейший материал владыка Вениамин использовал в своих книгах. И одна из них – перед вами.

А. Светозарский


О вере, неверии и сомнении


Часть I.

Детская вера


Давно уже копился у меня материал о вере и неверии. Можно даже сказать, что почти вся жизнь переплетена была с этими вопросами – так или иначе. И до сего момента ЖИВУ В АТМОСФЕРЕ ЭТИХ ВОПРОСОВ: все прочее кружится около них или ими пересекается. Читал я на эти темы лекции и в СПб Академии и в Парижском Богословском институте, и в разных публичных выступлениях. Есть у меня и наброски-конспекты. И вот теперь в эту свободную неделю запишу, что удастся.


+ + +

Это не будут непременно “лекции”, а скорее, “автобиографические” заметки. Как я в жизни своей переживал вопросы о вере, что думал о них. Это – вроде “исповеди о вере”.

И я хочу, чтобы это было живо, – ведь это действительно все переживалось. Это записки или заметки сердца, облеченные потом и в формы ума.


+ + +


А кому-нибудь и пригодятся: люди – подобны.


+ + +

Начну с тех пор, как стал помнить себя с верою.


+ + +


Конечно, не помню, как и когда заброшены были в мою душу первые слова и мысли о вере матерью… Память уже застала меня верующим, – какими были и мои родители, как и вообще все окружающие, люди из “простого”, почти деревенского класса. Отец мой был конторщиком в имении Б-х, а мать дочерью диакона из с. Софьинки

[1]. Отец мальчиком был еще крепостным. Никаких “безбожников” я в детстве не видел и даже о них не слышал. Все кругом верили несомнительно. Мир Божий, сверхъестественный, был такой же реальностью, как и этот земной. Буквально – никакой разницы. И я даже не помню: когда я впервые узнал, что существуют безбожники? Не помню и впечатления от этого нового знания. Но во всяком случае, это не произвело на меня, очевидно, никакого впечатления – уже по одному тому, что не осталось в памяти моей как что-то особенное… Итак, я всегда помню себя верующим! И можно сказать: я ни