Стас завертел головой и сразу увидел пилота. Тот сидел на зеленой скамейке и внимательно смотрел по сторонам. Безошибочно выделил Стаса, поманил к себе. Стас подошел, встал напротив.
– «Гамаюн» не вытянул, – не то спросил, не то подтвердил пилот.
– Да. Умер два часа назад.
– И медикологов поблизости нет, иначе тебя и вот этого всего тут бы не было.
– Вы на Энтее. Вторая стадия терраформирования. На всю планету один земледел – я, Стас Светлов. Первая моя планета.
Пилот с силой потер руками лицо, пробормотав:
– Как же плохо-то все, плохо как… Связь?
– Нет. Верхнюю часть «Замка» снесло, моя рация в жилом модуле была, по нему «Гамаюн» проехался. В общем… – Стас замялся, набрал воздуха и закончил: – Можно дождаться помощи. Не выйду на связь, пошлют спасателей. Я вас подключил к медблоку, показатели, в основном, штатные.
Пилот встал, прошелся вдоль скамейки. Вдали, где бродила туча, громыхнуло, и потянуло свежим ветерком.
– Не отсидимся мы, земледел. Мне связь нужна. Срочно. Семьдесят стандартных часов. Край – восемьдесят.
Стас открыл рот. Закрыл. Снова открыл. Пилот остановился, повел рукой. Над лавочкой повис тактический голодисплей.
– Смотри, вот тут Энтея, так?
Загорелась оранжевая точка, чуть выступающая за границу Звездного тракта, который светился теплым золотом. А вокруг фиолетовая бесконечность неизведанного космоса с редкими синими точками звездных систем, обследованных Дальней разведкой. Оттуда, из фиолетовой глубины, летело черное косое полотнище.
– Смотри, как оно двигается, – Михеев показал на дисплей.
Полотнище косо срезало золотистый выступ, над которым висела система Энтеи. Участок потемнел, щупальца темноты зазмеились вглубь тракта, поглощая обитаемые звездные системы.
– Вот так выглядит космос, по которому этот фронт прошел. – Пилот вызвал на экран новое изображение.
Оплавленные планеты. Над одной из них продолжают вращаться искусственные спутники, солнечные панели покрыты серой слизью, неприятно отблескивающей в свете угасающего светила. Светило окружает полупрозрачная сфера того же неприятного серого оттенка, что и слизь. Сфера пульсирует, кажется, что вещество, из которого она состоит, делается плотнее, набирает силу.
– Фронт срезает вот этот участок, – Михеев снова вернул карту Звездного тракта. – Мы с «Гамаюном» подсчитали, это не менее семидесяти обитаемых систем. Единственный вариант – полная эвакуация.
У пилота задергалась щека. Он тяжело оперся на скамейку.
– Быстрее, земледел. Связь.
– Тогда вездеход. Он автономный. Уцелел. Вот, смотрите. – Стас заторопился и теперь уже сам развернул карту. – Вот, мы тут, а вот тут, – он ткнул в синюю пирамиду, – базовая станция. Там основной передатчик и оборудование для выращивания поселков. Добираемся, и я вывожу вас на связь.
– Молодец, парень! Ну давай тогда, шеф, гони.
И добавил совсем непонятное:
– Два счетчика.
Атомный вездеход «Вепрь» – машина надежная, хоть и считается устаревшей. И при желании скорость развивает, как тот самый вепрь, если его хорошенько разозлить. Капсулу с пилотом Стас принайтовал посередине пассажирского отсека с таким запасом прочности, будто они собирались ехать сквозь землетрясение. И рванул. Расчетное время прибытия – спустя пятьдесят шесть часов с момента старта. «Но когда и где все шло по расчетному времени?» – напомнил он себе и тут же отогнал ненужную мысль.
Тропа, по которой он месяц назад завозил зародыш жилого комплекса, уже заросла, и найти ее можно было только по чуть более светлому оттенку кустарника и свежей сочной фиолетовой траве.
– Главное, не привлекать внимание местной фауны. – Он говорил сам с собой, а может, и с «Вепрем» просто для того, чтобы как-то переварить разговор с Михеевым.
Легенда оказалась действительно… легендой, нечеловечески спокойной, хладнокровной, мыслящей масштабами звездных систем и даже галактик.
«А ведь мы с ним сейчас спасаем целые системы», – от этой мысли ноги стали мягкими, а сердце сбойнуло.
Стас мотнул головой и сосредоточился на дороге. Автопилот послушно вел машину по маршруту, но земледел все равно постоянно следил за мониторами кругового обзора. Ему казалось, что сейчас вон то огромное дерево слева с треском рухнет перед вездеходом и придется его прожигать. Или местная фауна размером с многоэтажку решит разнообразить свое меню вездеходом. Вдруг оно вездеходоядное?
Спустя пять часов он понял, что смотрит в монитор, но ни черта не понимает, голова превратилась в воздушный шар, а к горлу поднимается смутная тошнота. Однообразие дороги выматывало, нервы требовали отдыха, монотонное покачивание машины отзывалось подобием морской болезни. Стас откинулся в кресле, посмотрел на показания медкомплекса – вроде все штатно – и закрыл глаза.
И тут же задергался, застучал ладонью по замку ремней безопасности. В уши ввинчивался мерзкий писклявый вой медблока. Целый сектор индикаторов горел оранжевым. Стас в растерянности смотрел на огни, на бесстрастное лицо пилота и не знал, что делать.
Что там говорит диагностика? По голодисплею бежали зеленые строчки: «Дезориентация… Распад пространственно-временного восприятия… Острый посттравматический шок». Кажется, Михеев сходил с ума.
Оказывать первую помощь их учили хорошо. И психологическую тоже. Но не легендам Дальней разведки. Ладно, отставить панику.
Стас размотал комплект лиан для входа в реал, снова закрепил себя ремнями в кресле и подключился.
Переулок заливало холодным осенним дождем. Вода пузырилась, несла разноцветные пакетики, обертки, еще какую-то дрянь, меж домами проглядывала улица, по которой проезжали, поднимая серые крылья воды, древние автомобили.
Михеева не было.
Стас побежал к ближайшему подъезду, потянул за ручку, шагнул – и с размаху приложился о пахнущее пылью ковровое покрытие. Редкие лампочки под потолком гигантского павильона не столько разгоняли темноту, сколько создавали причудливые тени и целые континенты тьмы. Проходы из тонких листов, увешанных непонятными плакатами, превращали павильон в лабиринт. Заброшенный. Ни один уважающий себя Минотавр в таком жить не будет.
Впереди зашлепали шаги. Бегун тяжело дышал и, кажется, постанывал. Стас бросился на звук. По проходу убегал толстый человечек в туфлях с отклеивающейся подошвой, которая смешно шлепала при каждом шаге. В руке он держал темный брусок с серебристым прямоугольником древнего универсального разъема на торце.
Стас уже хотел крикнуть, но тут из бокового прохода шагнул к бегуну человек в неприметном сером костюме и с размаху пнул бедолагу ногой в живот. Удар был такой силы, что толстяка подняло в воздух и сложило пополам. Он упал на пол и захрипел. Человек в сером наклонился, чтобы поднять брусок. В свете потолочной лампы Стас увидел бесстрастное лицо Михеева.
– Идиот, – сказал Михеев задыхающемуся толстяку и еще раз пнул его в живот. – Кретин. Тебе кто этот конструкт дал?
Наверное, он что-то почувствовал, потому что резко выпрямился и посмотрел на Стаса. Он смотрел очень внимательно. Правая рука незаметно поползла вверх, к поясу.
«У него же там оружие!» – вдруг испугался Стас и пошел навстречу Михееву.
Пилот моргнул, лицо его вдруг обмякло и стало очень старым.
– Земледел, это ты.
– Пойдемте, давайте уйдем отсюда. – Стас взял Михеева под локоть и повел к выходу.
Одновременно он пытался командовать реал-блоком и с облегчением выдохнул, когда они вышли в знакомом и любимом Измайловском парке. Здесь шелестел мелкий теплый дождь, пронеслась стайка летних детишек, еще совсем светленьких, но уже с шальными глазами, какие бывают только в первые дни каникул. Михеев пошел к деревьям прямо по газону. Сел под разлапистой елью, привалился к пахнущему смолой стволу.
– Что, Стас, противно было смотреть?
Стас молчал. Пусть говорит, главное, чтобы с ним говорил, с реальным человеком.
– Я гнался за этим кретином через половину Лейпцигской ярмарки. Тогда ярмарки в Европе уже умирали, комплекс стоял почти заброшенный, только на первом этаже что-то такое шевелилось. Не то бижутерия, не то местная конференция реал-разработчиков. Этот индус спер из лаборатории наркокартеля конструкт нелегального искусственного интеллекта. И собирался его загнать местным барыгам, – Михеев криво ухмыльнулся. – Эта дрянь была настолько опасна, что ее просто необходимо было отнять. И я отнял. Индус, кстати, остался жив. Правда, четыре ребра я ему сломал.
– А с конструктом что? Его уничтожили?
Михеев помолчал. Слушал, как шелестит дождь, да смотрел на колесо обозрения. Разноцветные кабинки, укрытые куполами силового поля, медленно ползли вверх. На самом верху восторженно визжали детишки. Пробежала, держась за руки, парочка, запрыгнула в нижнюю кабинку.
– Не знаю. Я передал его начальству. Европейской Комиссии по надзору за распространением технологий. Медкомплекс уже паникует?
И тут же ответил сам:
– Паникует. Меня зацепило там, земледел. Этот… фронт. Он не отпускает просто так. Я думал, что мы с «Гамаюном» дотянем хотя бы до центральной станции сектора, да не вышло. Я до последнего не отключался, мы вместе старались выбраться, хотя приложило нас капитально. Дальнюю связь фронт блокирует, так что орать издалека бесполезно, мы пытались прорваться.
Он поковырял скамейку. Стал терпеливо ждал продолжения.
– Видишь, почти прорвались… Когда стало ясно, что не вытягиваем, я приказал кораблю закачать всю информацию мне. Продублировать аварийным пакетом.
Пилот трогал кончиками пальцев мокрые иголки, дышал свежим июнем и, видимо, очень не хотел рассказывать.
– Это очень больно и, честно говоря, против всяких инструкций. Но только так я мог быть уверен, что сумею сохранить весь комплекс данных. Теперь я потихоньку схожу с ума, но пакет сохраняю.
– Что можно сделать?
– Говори со мной. Будь поблизости. Больше ничего не сделаешь.