– Это ты завуалировано намекаешь на то, что я редко с кем-то встречаюсь? Давай, напрягай мышцу сильнее! Я хочу, чтобы ты раздавил эту чертову подушку! Представь себе, что это тот самый мужик, который недавно вынул твои верши и стащил у тебя омаров.
– Странный способ драки, ну да ладно… Расквашу ему морду задней частью колена!
При этих словах из прихожей донесся громкий детский смех.
– Вот видишь? Девчонка нас обожает! Джо никогда не перестанет изображать из себя клоуна.
– Хуже всего, что он даже не старается быть смешным специально.
– Джо ничего не делает умышленно. Это его принцип. А заодно и основа его обаяния… Готово, шеф, выполнил все тридцать раз!
– Тогда переходи на вторую ногу.
– Не верь я свято в твой профессионализм, я бы задался вопросом, на фига это все.
– Ты не можешь не ворчать, – вздохнула Оливия. – Знаешь что? Я готова заключить с тобой договор.
– Да что ты? Какой же?
– Если ты возьмешь себя в руки, обещаю, что стану внимательнее к себе.
Ян, который выглядел теперь озабоченным, сел на край стола и надел брюки, решив, что сеанс окончен.
– Если я правильно понял, этот договор предполагает, что я соглашусь на операцию. Так?
Оливия довольно кивнула:
– Я же, со своей стороны, обещаю тебе постараться немного отклеиться от дочки… Дать себе чуть-чуть свободы. Почаще выбираться из своей скорлупы.
Ее голос прервался, и Ян догадался, как тяжело далось ей это признание.
Еще никогда Оливия так не раскрывалась. Вспомнив о перенесенных ею испытаниях, Ян понял, что не может отказаться от договора, который она ему предложила.
Оливия решила припарковаться в пятидесяти метрах от дома, рядом с часовней Святого Леонарда в верхней части городка. Характерный грохот ее старой микролитражки мог разбудить дочку. И даже всполошить ее, если она узнает, что мама уезжала из дома. Немного раньше Оливия уложила Розу в присутствии Джо, чтобы девочка не испугалась, если, разбуженная плохим сном, проснется и вдруг увидит его.
– Мне больше нечего делать, – пожаловался Оливии ее друг, который получал удовольствие от игр с девочкой. – Почему ты ей не сказала, что уходишь?
– Тсс! Я впервые ее вот так бросаю.
– Ну вот, чуть что – сразу громкие слова.
– Не хочу, чтобы она запаниковала.
– Ну и кто из вас двоих сейчас трусит? Ты или Роза?
Оливия наклонилась к зеркалу и в очередной раз нервно провела помадой по губам.
– Кстати… Загляни на кухню, я испекла тебе печенье.
– Классный способ сменить тему.
– До скорого, Джо! Спасибо за все!
– Интересного кино!
Оливии редко приходилось ходить по улицам поселка поздно вечером. Под белым светом луны каменные фасады выглядели загадочно, будто за ними таилось множество разных историй. Сто лет назад понятия «загородный дом» не существовало. Понятное дело, улицы Келюи были тогда гораздо оживленнее, чем сегодня. Женщины в куаффах[2] спускались к мосткам, чтобы постирать белье, толкая тачки и прихватив с собой металлические стиральные доски. Оливия привыкла, что в это время года ставни у всех закрыты и поселок кажется призрачным, словно застывшим во времени, как и белая часовня на вершине холма, возвышающаяся над крышами. Привыкла к тому, что ее дом – единственный обитаемый на всю улицу, но это ее не напрягало. Она, напротив, воспринимала это как залог спокойствия. Никто не явится и не потревожит ее.
Она вошла во двор своего дома; белая галька заскрипела под подошвами, и Оливия пересекла его на цыпочках. Свет на втором этаже не горел, плач не слышался. Только ухала сова и подрагивала под ветром калитка сада. Женщина осторожно приоткрыла дверь, сняла в прихожей туфли и в колготках заскользила по паркету гостиной.
– Уже? – встретил Оливию устроившийся на диване Джо, которого явно разочаровало ее скорое возвращение.
– Сеанс в кино заканчивается довольно быстро.
– А он не пригласил тебя выпить вина? – вяло удивился Джо, не отрываясь от документального фильма из жизни животных, где показывали долгую и трудную миграцию гну в Танзании. Оливия тоже заинтересовалась фильмом, чтобы не отвечать на вопрос.
– Ну и? Как тебе мое печенье?
– Дико вкусно! Гениальная идея – добавить туда Smarties!
Глубоко натянутая кепка закрывала половину его лица, и Оливия порадовалась, что не придется встречаться с его изучающим взглядом и признаваться, что поспешила сбежать, едва на экране пошли титры, – в темноте соврать проще.
– Извини, но мне пора отпустить моего бебиситтера.
– Почему?
– Пока шел фильм, он не прекращал бомбардировать меня сообщениями, так что, думаю, он там не справляется.
Спутник отнесся к словам Оливии скептически и придержал ее за руку, чтобы она подольше посидела с ним.
– Роза уже большая.
– Да, но и более капризная.
Оливия выдернула руку. Какое свинство критиковать дочку, такую разумную и покладистую! В некотором роде использовать ее. На обратном пути она даже заплакала за рулем своей дребезжащей машины. Заплакала над тем, насколько она смешна, как ей трудно общаться с мужчинами, какая она напуганная на самом деле. В чем она могла упрекнуть своего сегодняшнего спутника? А ведь на острове тридцатилетние холостяки не встречаются на каждом шагу. Не отвадила ли она самого соблазнительного? Или единственного? И теперь придется ждать следующие десять лет? Тем не менее Оливия чувствовала себя так, будто избавилась от тяжелого груза. Капризная коробка передач переключалась легче, чем по дороге туда. Сама она дышала свободнее и глубже. Это доказывало, что она приняла правильное решение.
В последние четыре года они с Розой как будто забаррикадировались дома. Сплели прочный кокон, в который был доступ всего нескольким друзьям. Уютное гнездышко в самом отдаленном маленьком поселке на Груа. Они жили в размеренном ритме, перемещаясь между детским садом и кабинетом Оливии. Она подгоняла свои часы приемов под расписание дочки, которая была ее единственным приоритетом. Жители острова все хорошо понимали. В частности, Гастон. Бывший рыбак с надорванной спиной, блокированными суставами плеч и коленей. Один из ее постоянных пациентов. И самый ворчливый.
– Гастон, твоя очередь! – позвала она его, пока он увлеченно читал в приемной один из популярных журналов.
Оливия проводила его в маленький кабинет, примыкающий к большому залу, оставив мадам Сарфати заниматься на велотренажере.
– Добрый день, Ко, – приветствовала его велосипедистка, используя дружеское обращение «Ко», к которому привыкли многие поколения островитян. – Видишь, я готовлюсь к «Тур де Франс».
– Начни с велогонки вокруг острова, – подначил ее старик.
– Ну что, займемся упражнениями прошлого раза? – Оливия лишила его желания веселиться.
– Я бы предпочел массаж, – пробурчал пациент.
– Не лентяйничай… Нужно все это размягчить и укрепить, если хочешь, чтобы спина меньше болела… Массаж будет в конце, если ты хорошо поработаешь.
– Слушай, мы же не в школе!
– Еще как в школе, Гастон… Добро пожаловать в школу спины! Ложись на живот, начнем со сфинкса[3].
– Сфинкс на Груа, кто бы мог подумать.
– Больше всего, Гастон, я восхищаюсь энергией, которой ты не жалеешь на споры со мной.
– Я всегда знал, что ты ко мне неравнодушна… Хотя сегодня вечером ты намерена мне изменить.
– Все-то ты знаешь.
– Жозетта сказала, что ты идешь в кино. Она встретила в булочной Лионеля, и он как раз только что говорил об этом с Франком.
– Теперь я лучше понимаю, как на Груа работает сарафанное радио.
– Самое надежное из всех, это точно!
Документальный фильм закончился, путешествие гну успешно завершилось, и Оливия проводила Джо до двери. Он долго отказывался, но ей все же удалось с ним расплатиться. Правда, исключительно печеньем. Полным пакетом, размером соответствующим ее симпатии к нему. Мужчина, по своей привычке, густо покраснел и опустил глаза. Ему не удавалось скрыть нервозность. К концу дня без единого глотка алкоголя его лихорадило, он, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Руки, засунутые в карманы, дергались, их пробивала неконтролируемая дрожь. Оливия сделала вид, что ничего не замечает. Ее друг сражался с собой весь вечер, и она знала, что он делал это ради Розы. И ради нее. Не было ли это маленькой победой в его долгой борьбе? Как показать ему, что она им гордится? И что ее чувство благодарности в определенном смысле усилилось?
– Повторим на следующей неделе, если захочешь, – предложил он, несмотря на свое состояние.
Женщина состроила гримаску:
– Я посмотрела программу кинотеатра, и меня ничего не заинтересовало.
– Жаль.
– Ну да, жаль.
Она пожала плечами и быстро подошла к Розиной кроватке. Или, скорее, к кровати целой армии плюшевых игрушек, которые надежно охраняли спящую девочку. Оливия улыбнулась, заметив очки, аккуратно водруженные на морду собачки, шарф, обмотанный вокруг шеи обезьянки, и носки, без единой складки натянутые на лапки панды. Здесь явно побывал клоун Джо. Она просыпалась? Или он приготовил ей сюрприз на завтрашнее утро?
Когда Роза спала в такой позе – подняв руки вверх и повернув ладошки к потолку, – Оливии хотелось взять ее на руки и крепко прижать к себе. Девочка выглядела такой расслабленной, такой доверчивой, такой хрупкой. Женщину прошила дрожь. Так бывало каждый вечер, когда она укладывала дочку, перед тем как лечь самой. Волна любви вздыбливала волоски на руках, вызывала слезы и смех одновременно. Никто другой не поднимал в ее душе такую волну. Никто и никогда. Ни один мужчина.
Она поправила очки на собачке, для порядка надела на мишку шляпку, а потом выбрала для девочки одежду на завтра. Джинсы, удобные для прогулки на велосипеде – на этот раз без страховочных колес. Подготовка дочкиной одежды была для Оливии своеобразным способом защиты. Помощью в сохранении привычного ритма жизни. Безмолвное обещание, которое она давала Розе каждый вечер: не допустить, чтобы их маленькому счастью что-то угрожало.