Он начал осторожно снимать повязку, под которой на икре обнаружились неправильной формы синяки.
– Неудивительно, что у тебя не заживает, отек такой большой, что он, как жгутом, стягивает твою рану.
Состояние кожи было скверным. Глубокую язву окружала оранжевая полоса нездорового вида; багровая отекшая ступня нависла над краем обуви.
– Рана инфицирована, я тебе выпишу антибиотики и придется на несколько дней бросить работу. Твоя нога должна быть все время в приподнятом положении.
Лицо хозяйки бара потемнело:
– Об этом не может быть и речи!
– Что ж, тогда я имею полное право нервничать, – вздохнул Алексис. – Я с удовольствием помогу, но только если меня будут слушаться!
Несколько секунд они не отрывали друг от друга мрачных взглядов; потом Ивонна сдалась и проворчала:
– Позову Гийома, пусть он меня подменит…
– Разумное решение.
В следующую пятницу вся компания пела ему хвалу: человека, сумевшего урезонить хозяйку бара и заодно ее подлечить, следовало считать героем.
– Всем выпивка за счет заведения! – провозгласил Гийом, когда Алексис вошел в бар.
К счастью, состояние Ивонны резко улучшилось. Перед тем как зайти в бар, Алексис поднялся к ней на второй этаж. Ей было трудно оставаться неподвижной и согласиться с тем, что медсестра будет приходить на перевязку, зато к ноге вернулся обычный цвет, а рана начала затягиваться. Профессиональная привычка побудила ее предложить Алексису выпить. Предложение вызвало у него улыбку, и он пришел к выводу, что она почти здорова.
– Ивонна сказала нам, что ты намерен переквалифицироваться. Это что, шутка такая? – набросилась на него Мари, едва он перешагнул порог.
– Как я вижу, новости распространяются быстро.
– Оставь его в покое! Он уже достаточно большой, чтобы самому определять свое будущее, – оборвал ее Маттье, знаком пригласив Алексиса на соседний табурет.
Мари раздраженно уперлась руками в бока:
– Можно узнать, к кому ты ходил до бара?
– К Ивонне, а почему ты спрашиваешь?
– Ага! Я угадала… Как хороший врач, ты хотел убедиться, что твоя пациентка в порядке.
– Вовсе нет… Я просто хотел сделать ей приятное.
– Алексис… Хочешь ты или не хочешь, но ты умеешь делать только одно: лечить! Как я, как Маттье. Мы прикипели к этой работе за годы. И не сможем вот так взять и бросить ее.
– Я не чувствую себя способным заниматься реанимацией.
Это был крик души. И Алексис впервые облек суть проблемы в слова.
– Почему бы тебе не переключиться на терапию? Это же твоя исходная специализация.
Алексис со вздохом покачал головой. Может, это беременность делала Мари такой настырной? А Маттье перестал вступаться за него и о чем-то размышлял, уткнувшись носом в свой бокал. Искал решение его проблемы в парах «Смерти мухам», что ли?
– Приятель, возможно, у меня есть для тебя идея, – как-то неопределенно сказал Маттье.
– Ну уж нет… Хоть ты меня не доставай, – умоляющим голосом произнес Алексис.
Его друг сделал несколько глотков и потом продолжил:
– Ты прав, извини. Мне только что звонил Джо, я задумался обо всех его историях, и это сбило меня с толку.
– Джо? Наш Джо? Как он? Я как раз недоумевал, почему его не видно в «Смерти мухам».
– Он теперь на Груа… уже больше четырех лет. Это долгая история.
– Этот остров – твоя родина, да? Там живет кто-то из твоих родственников? Это ты его туда пристроил?
– Ну да, в некотором роде. Мой отец работает врачом на острове, а Джо помогает ему в кабинете.
– Джо – секретарь в медицинском кабинете?
– Ну-у… это слишком громко сказано. Но чего только не бывает, приятель! Чего только не бывает.
– Какая связь между Джо и предложением, которое ты собирался сделать Алексису? – спросила Мари, потерявшая нить беседы.
– Мой отец не может найти врача на временную замену. Ему нужно оперировать тазобедренный сустав, и он уже несколько месяцев откладывает операцию. Полное идиотство – ждать и ждать, но он стоит на своем и молча разваливается на части. Что с него возьмешь?
– А при чем тут Джо?
– Я только что сделал ему втык. Из-за придурочного объявления, которое он опубликовал на сайте поиска заместителей. Не представляю, откуда возьмется безумец, который клюнет на такое предложение.
– Кроме Алексиса… естественно! – заулыбалась Мари.
– Спасибо.
– Да не за что.
Все трое помолчали. Некоторое время назад Гийом позволил себе поменять музыкальный фон в заведении. Меньше попсы, больше рока. Более актуальная музыка. Скоро и фигурку свиньи в углу стойки сменит что-то более современное. Все постепенно уходит. Алексис подумал об Ивонне, о Джо. О словах Мари… Об острове Груа, где он до сих пор никогда не бывал.
– Ты меня заинтриговал, – сказал он в конце концов Маттье. – Покажи-ка это объявление!
Его разбудил шум. Громкий звон разбившегося на полу стакана. Или разлетевшегося на куски ветрового стекла. Звук неожиданной мгновенной смерти, о которой Джо мечтал в такие моменты. Он был слишком пьян, чтобы встать, и слишком печален, чтобы уснуть, и потому продолжал страдать, сидя на своем стуле, словно привязанный, и терзаясь тягостными мыслями. Так он просиживал часами, иногда вообще всю ночь. Без надежды на освобождение.
Без надежды… Этим вечером стакан выскользнул у него из руки, когда в бутылке еще оставался виски. Хватило секунды расслабленности. Глядя на свои пальцы, безвольно нависшие над блестящими осколками стекла на полу, он зарыдал, не сдерживаясь, как ребенок. Хотя ничего страшного не случилось, всего-навсего разбился стакан. Но он знал, что на самом деле ужас прячется в его собственных мыслях.
Где его место в этом мире? Что хорошего он сделал? К какому будущему направляется? Какой смысл в жизни, полной страданий? В чем вообще смысл жизни? Его рыдания не содержали ответов. Только чувство стыда и трусости. Ему удалось перебраться на диван, и он лег на бок на случай, если ночью подступит рвота. Сколько раз за последние месяцы он спал в таком положении? Он не считал. На этот раз он чувствовал, что все будет плохо. Неминуемая расплата, наступающая всякий раз после того, как семья Маттье снималась с якоря или когда Ян закрывал вечером кабинет и договаривался о встрече назавтра – только в этих случаях Джо было не так тяжело. Страх приходил после расставания. Вместе с потребностью в алкоголе. Внезапной и не поддающейся контролю. Как дрожь, охватывающая все тело. Одиночество всегда так на него действовало. Оно само по себе было способно превратить его в кого-то другого. В более уязвимого, но и более проницательного. В каком-то смысле вызвать к жизни его темную сторону. Как он мог поверить, что изгнание на остров Груа это изменит? Растерянность и сиротливость настигали его, где бы он ни был. Передавались в его семье из поколения в поколение. Как сопротивляться предопределенности?
– Джо? Открой дверь! Джо?
Оливия стучалась к нему негромко, ладонью, чтобы не напугать пациентов в приемной на первом этаже. Утром понедельника, заметив пустое кресло в прихожей и стопки писем, скопившиеся на столе, она сразу все поняла и бросилась на второй этаж. Отвезя Розу в детский сад, Оливия сразу направилась в кабинет, чтобы заняться Яном, своим первым в этот день пациентом.
В последние дни состояние старого доктора все время ухудшалось и ходили слухи, что он ведет прием, сидя в кресле на колесиках и отталкиваясь ногами, если нужно переместиться. Такое поведение вроде бы забавляло пациентов, а у нее вызывало смех сквозь слезы. До чего он дойдет? Судя по всему, до инвалидного кресла. Но когда она пришла в кабинет, у нее появился новый повод для беспокойства. Смешанного с раздражением. Неужели она единственный человек на острове, кто беспокоится о Джо? В последнее время Ян окончательно смирился. Каждая попытка добиться от друга воздержания заканчивалась провалом, и он решил больше не вмешиваться. В любом случае после запойных ночей ассистент когда-нибудь да спускался в кабинет. Это ли не преимущество квартиры над рабочим местом? За Джо можно все время приглядывать.
Оливия не одобряла такую пассивность. Возможно, она не так глубоко изучала медицину, не разбиралась в психологии Джо и в тайнах его прошлого, но в последние месяцы она замечала, что он катится в пропасть. Как и Ян, разве что по другим причинам. Начать с того, что он похудел – пусть всего на несколько кило, но достаточно для того, чтобы брюки на нем болтались. Стал небрежно относиться к гигиене. Бросался в глаза желтоватый, а иногда и зеленоватый цвет лица. Все более долгий сон по утрам объяснялся не ленью, а кое-чем другим. А еще укоренившаяся привычка в любых ситуациях изображать шута, чтобы навести тень на плетень. Как в тот вечер, когда он возвращался с рыбалки на пляже Гласьер. Тогда она застала его бредущим по набережной, уставившись в никуда, сгорбившись под тяжестью одолевающих его невзгод. Но выражение лица Джо мгновенно изменилось, стоило ей посигналить. Она вспомнила, как он подбежал к машине, чтобы рассказать свежую шутку.
– Заходят два дракона в бар на Груа. Один говорит другому: «Что-то здесь жарковато». А тот отвечает: «Рот закрой». Обалденная шутка, да?
Можно подумать, он записывает все дебильные анекдоты, которые слышит в кафе у стойки букмекера, чтобы потом с их помощью отвлекать внимание. Глядя, как он после этого поднимается по холму, держа удочку на плече, она задалась вопросом, стало ли его лицо опять печальным, как только он повернулся к ней спиной. Какой он хитрец, этот Джо. Обманщик. Грустный клоун, не иначе.
– Открывай в конце концов! Иначе я выломаю дверь!
Дубликаты ключей наверняка валялись в ящике его стола, но угроза показалась Оливии более действенной. Через несколько минут Джо с взъерошенными волосами, стеклянными глазами и виноватым видом открыл дверь.
– Сейчас оденусь и приду… Будильник сломался.
Оливия тут же помягчела.
– Сварить тебе кофе, пока ты собираешься?