— Слабость порождает боль, воин, — наставляла она меня, заставляя в сотый раз повторять сложное упражнение. — Отрекись от нее, и станешь непобедимым.
Но какой смысл в этой непобедимости, если в душе пустота? Вопрос застревал в горле, не в силах прорваться сквозь обет молчания.
Единственной отдушиной для меня стали иллюзии. Я совершенствовал своё мастерство, вкладывая в чёрно-белые образы всю свою тоску, всю нежность, все слова, что не мог произнести вслух.
Иногда, ночью, когда весь экипаж погружался в сон, я выбирался на палубу и рисовал в воздухе иллюзии про Ян.
Вот она смеётся, стоя на берегу моря, а её волосы треплет ветер. А вот она читает книгу в уютном кресле у камина, а рядом спит чёрная кошка, подозрительно похожая на Тинг. А вот она обнимает меня, и её глаза светятся счастьем.
Эти горько-сладкие моменты были моим секретом, моей тайной повинностью. Я знал, что Тинг не одобрила бы их, но ничего не мог с собой поделать.
Однажды, окончив свою ночную работу, я опустился на скамью, устало прикрыв глаза. Вдруг рядом раздался тихий вдох.
Я резко открыл глаза и увидел Ян. Она стояла, прислонившись к борту, и её лицо было залито лунным светом.
— Это… ты делаешь? — спросила она, указывая на медленно тающую в воздухе иллюзию.
Я кивнул, не зная, что ещё сказать. Говорить я не имел права, а врать ей — не хотел.
Ян подошла ближе, и теперь я видел в её глазах не только удивление, но и укор.
— Почему, Макс? — прошептала она, и её голос дрогнул. — Зачем ты мучаешь себя… и меня?
Я отвернулся, не в силах выдержать её взгляда. Слова застряли где-то в горле, сдавленные невидимой рукой Тинг. Вместо ответа я попытался быстрее развеять иллюзию.
— Не надо, — прошептала она, хватая меня за руку. — Не уничтожай…
Тепло её прикосновения обожгло меня сквозь ткань рубашки.
— Ты думаешь, что молчание — это выход? Что, спрятавшись за ним, ты сможешь защитить меня? Себя?
Она покачала головой, и её волосы рассыпались по плечам, словно чёрные шелковые нити.
— Ты ошибаешься, Макс. Молчание — худший из врагов. Оно разъедает изнутри, отравляет душу…
Я поднял голову и посмотрел на неё. В глазах Ян стояли слёзы.
В этот момент я готов был поклясться, что отдам всё на свете, лишь бы стереть с её лица эту боль. Но я молчал. Молчал, потому что знал: Тинг права.
Между нами пропасть. Пропасть из долга, магии, предназначений и тайн этого мира.
Иллюзия начала таять, растворяясь в ночном воздухе, словно сама судьба пыталась разлучить нас.
Ян резко отвернулась, пытаясь скрыть непрошенные слёзы.
— Прости, — прошептала она, голос её сорвался.
Она убежала прочь, оставляя меня наедине с призрачным холодом, который поселился в моем сердце.
В тот момент я принял решение.
На следующее утро я разыскал Тинг. Кошка грелась на палубе, подставив чёрную шерстку первым лучам солнца. Она выглядела довольной жизнью, и от этого моя решимость только окрепла. Я склонился перед ней в лёгком поклоне — жесте, которому успел научиться у Ян.
Тинг лениво приоткрыла один глаз.
— Смотрю, наш воин обрёл не только дар Ци, но и придворные манеры, — промурлыкала она, не меняя позы. — Что привело тебя ко мне в столь ранний час? Неужели принцесса…
«Прошу, продолжай мои тренировки» — изобразил я в воздухе символы, обозначающие просьбу. «Мне нужно стать сильнее» — я изобразил человечка, показывающего мускулы.
Ради Ян… ради Арантеи.
— Не знала, что ты уже умеешь такое, — промурлыкала кошка разглядывая иллюзии.
Тинг некоторое время смотрела на меня, словно видела насквозь. Потом, к моему удивлению, кивнула.
— Хорошо, воин, — промурлыкала она, и в её голосе я не услышал привычной насмешки. — Вижу, ты начинаешь понимать.
Она грациозно поднялась на лапы, и её взгляд стал жёстким, сосредоточенным.
— Но знай: путь к силе долог и тернист. И тебе предстоит пройти его до конца. Ради неё… и ради себя.
И прежде чем я успел что-либо ответить, Тинг начала новую тренировку. Сложную, изнурительную, безжалостную.
Но я терпел. Терпел, потому что знал: на кону не только судьба Арантеи, но и моё собственное сердце.
Дни на джонке превратились в сплошной поток изнурительных тренировок, медитаций и безмолвного созерцания. Я чувствовал себя кузнецом, кующим собственное тело и дух в горниле боли и усталости. Каждое утро начиналось с восходом солнца, с ледяной морской воды, обжигающей кожу, словно кислота. Тинг не щадила меня.
— Слабость — непозволительная роскошь для того, кто претендует на звание героя, — приговаривала она, заставляя меня в сотый раз повторять сложное упражнение на управление Ци.
Дни сменялись ночами, такими же чёрными и бездонными, как мои мысли. Иногда, лёжа на палубе под безмолвным мерцанием звёзд, я чувствовал на себе пристальный взгляд Ян. Он обжигал, словно прикосновение, но я не позволял себе обернуться. Не имел права.
Моим единственным собеседником, моим советчиком и другом в эти дни стал Цилинь. Всякий раз, погружаясь в медитацию, я встречался с ним в тишине моего медного ядра.
В медитации я общался с Цилинем. Иногда он вел себя как ребенок, но порой его прорывало на философию. Его чешуя переливалась всеми оттенками звёздного неба, а глаза, глубокие и мудрые, словно видели насквозь все мои тайны.
— Ты силён, Макс, — говорил он мне своим беззвучным голосом, который я слышал лишь в глубине своей души. — Сильнее, чем сам думаешь. Но сила без контроля — словно меч в руках безумца.
И я учился. Учился обуздывать свою Ци, направлять её по венам, словно послушный ручей, превращать в щит, в клинок, в крылья. Я познавал тайны этого мира, впитывал его магию каждой клеточкой своего существа.
Однажды во время медитации случилось нечто странное. Я как обычно погрузился в глубины своего сознания, в тёплую медь ядра, где меня уже ждал Цилинь. Но в этот раз всё было иначе. Ядро пылало, словно раскалённое солнце, а Цилинь уже не был бесплотным духом.
Он материализовался прямо передо мной, во всей своей огненной красе. Чешуя его переливалась в лучах невидимого солнца, крылья, словно опала, отбрасывали на палубу причудливые тени.
Я открыл глаза, ожидая увидеть вокруг себя изумлённые лица матросов, услышать крики удивления. Но палуба была пуста. Лишь Тинг, как всегда бесшумная, словно тень, наблюдала за мной, прищурив жёлтые глаза.
— Интересно… — промурлыкала она, и в её голосе я не услышал ни удивления, ни страха. Лишь неподдельный интерес. — Похоже, наш воин на пороге чего-то… грандиозного.
Я хотел было спросить у неё про Цилиня, но Тинг остановила меня жестом.
— Не торопись, — прошептала она, не отводя взгляда от мерцающего силуэта Цилиня. — Всё, что тебе нужно знать, ты узнаешь в своё время. А пока… продолжай.
Я закрыл глаза и снова погрузился в медитацию. Цилинь ждал меня, и в его глазах плясали огненные искры предвкушения.
— Ты готов, Макс, — прошептал он, и его голос, наполненный силой и древней мудростью, прозвучал уже не в моем разуме, а прямо у меня над ухом. — Готов к следующему шагу.
Он расправил свои огненные крылья, и я почувствовал, как по моим венам проносится волна обжигающей энергии.
Я был готов.
— Не бойся, Макс, — прошептал Цилинь, и его голос, казалось, струился по моим венам вместе с потоками обжигающей энергии. — Я с тобой.
Я доверился ему. Отбросил последние сомнения, последние страхи.
Мир вокруг завертелся в бешеном водовороте красок и звуков. Палуба под ногами растаяла, словно туман, и я ощутил, как неведомая сила поднимает меня ввысь.
Открыв глаза, я не узнал себя. Точнее, увидел таким, каким должен был стать. Мое тело, окутанное мерцающей аурой, словно парило над палубой. Я чувствовал, как в моих жилах бурлит чистая, первозданная энергия Ци, подчиняясь малейшему движению мысли.
— Ты видишь, Макс? Чувствуешь? — голос Цилиня звучал уже совсем близко, словно он был частью меня.
— Вижу… — прошептал я, поражённый открывшимся зрением.
Мир вокруг сиял тысячами невидимых нитей — потоков энергии, связывающих всё сущее в единый узор. Я видел, как дышит море, как дрожат листья далёких деревьев, как бьются в груди матросов испуганные сердца.
— Это и есть истинная суть Арантеи, — прошептал Цилинь. — Её душа. И ты, Макс, теперь часть её.
Я оглядел палубу. Лица матросов, застывших в немом изумлении. Тинг, которая смотрела на меня с нескрываемым восхищением. И Ян… Её глаза, расширенные от удивления, встретились с моим взглядом. И в этот миг я понял: что бы ни случилось дальше, этот мир уже не будет прежним.
— Ты сделал это, Макс, — прошептала Тинг, и в её голосе впервые не было и тени насмешки. — Ты достиг второго уровня. Уровня Олова.
— Но как? — недоумевал я. — Это же… это же невероятно!
— Ты был готов, — мягко ответил Цилинь. — Твоё тело, твой разум, твоё сердце… всё это было готово к переменам.
Он улыбнулся, и его улыбка отразилась в моей душе волной тепла и благодарности.
В это время кто-то из матросов прокричал что-то. Он смотрел вдаль, и его взгляд был направлен на что-то, что было скрыто от моего взора плотной пеленой тумана.
— Мы у цели, Макс, — раздался за спиной взволнованный голос Тинг. — Смотри!
Я повернул голову и увидел то, что притянуло взоры всех обитателей джонки.
Сквозь утренний туман проступали очертания берега с огромным городом усеянного крышами пагод.
Глава 10
Порт встретил нас суетой, криками чаек и запахом соли, рыбы и неведомых пряностей. Наша джонка, словно усталая птица, вошла в гавань, лавируя между рыбацкими лодками и величественными торговыми суднами с яркими шелковыми парусами.
— Приехали, — тихо проговорила Ян, сжимая мой локоть. В её голосе слышалось напряжение.
Я сжал её руку в ответ, пытаясь передать без слов то, что не мог выразить.
Тинг фыркнула, но промолчала.
Трап с грохотом ударился о причал, и мы сошли на берег. Под ногами, слегка покачиваясь, уходили вдаль деревянные настилы, пропитанные запахом соли и смолы. Воздух был наполнен криками чаек, гомоном толпы, руганью грузчиков, выгружавших с кораблей тюки с товарами, и ещё десятками незнакомых, но удивительно притягательных ароматов — специями, экзотическими фруктами, чем-то неуловимо сладким и одновременно с тем терпким, будоражащим воображение.