– Тише! – встревожено прошипел Карапуз, озираясь по сторонам. – А вдруг она и в самом деле где-нибудь тут затаилась!
– Её имя… – уже чуть тише повторила Обезьянка. – Имя её…
– Не надо имени! – испуганно захныкал Толстяк. – Не произноси!
– Имя её… – не обращая никакого внимания на испуганное хныканье Толстяка, продолжала между тем Обезьянка, – имя её – Гильбатура-Балбатура-Дикобраза…
– Хватит! – взмолился Толстяк, затыкая ушки. – Мне уже страшно!
– И мне! – дрожащим голоском добавил Карапуз.
– Трусишки! – насмешливо хмыкнул Ушастик. – А вот мне ни капельки даже не страшно!
Впрочем, голосок его тоже немного подрагивал, и он тоже испуганно озирался по сторонам.
– Ну, и так далее… – милостиво не стала продолжать Обезьянка. – В общем, очень длинное имя! И очень страшное!
Она замолчала, явно довольная произведённым эффектом, потом, отодвинув чуть в сторону Карапуза, первой выбралась из укрытия.
– Ладно, можете выходить!
Зайчата, сопя и толкаясь, тоже поспешили наружу.
– И всё же я не совсем понимаю… – задумчиво проговорил Толстяк, отряхиваясь. – Ну, превратила она тебя в обезьянку… с неба затем в наш лес сбросила. А что ей ещё от тебя надо?!
– В самом деле! – добавил Карапуз, тоже выбирая из шерстки соринки и сухую иглицу. – Что это она от тебя никак отстать не желает?
– А может… может, она раскаялась, и вновь хочет тебя в принцессу превратить? – внёс предложение Ушастик.
– Как же, дождёшься от неё! – насмешливо фыркнула Обезьянка. Потом она помолчала немного и добавила: – Наверное, она решила превратить меня в кого-то ещё. Ну, я имею в виду: в кого-то, ещё более противного, нежели обезьянка!
Тут она вновь замолчала, окинула зайчат пренебрежительным взглядом.
– В зайца, к примеру…
– Чем плохо быть зайцем, не понимаю? – даже обиделся Толстяк.
– А чем хорошо? – тут же обернулась к нему Обезьянка. Потом помолчала ещё немного и добавила снисходительно: – Ну, ладно, пусть будет не в зайца! Пусть будет в этого… в червяка, вот!
– В червяка – это действительно плохо! – вздохнул Толстяк. – Глаз нет, ушей нет… лап – и тех нет! На пузе всю жизнь ползай!
– Да подожди ты со своим пузом! – одёрнул приятеля Ушастик и, обращаясь уже к Обезьянке, добавил: – Я вот чего не понимаю! Твой папа Дракон – властелин всего неба, так?
– И всей земли тоже! – важно добавила Обезьянка.
– Тем более! Такой могущественный, а за тебя не заступился! Он что, боится?
– Кого? – не поняла или сделала вид, что не поняла Обезьянка.
– Ну, этой, как её… Балбатурины Арматурины этой! Он что, её боится?
– Ой, да не вспоминай ты о неё! – встревоженно прошептал Толстяк и вновь принялся испуганно озираться по сторонам. – Кто знает, может, она ещё шастает где-то неподалёку!
– Да мой папочка Дракон никого не боится! – обиженно воскликнула Обезьянка. – Наоборот, все его боятся!
– А вот она не боится? – всё никак не мог угомониться Ушастик. – Арматурина эта! Которая Балбатурина…
Обезьянка ничего не ответила, а Толстяк посмотрел на Ушастика с упрёком. Мол, сколько можно уже это страшное имя повторять!
– Просто мой папочка Дракон даже не знает, что со мной произошло, – сказала Обезьянка грустно. – Тем более, понятия не имеет, где меня теперь искать!
– А мне кажется – сверху это очень легко увидеть! – встрял в разговор Карапуз. – Тем более, такими глазками!
– Да если бы и увидел! – с надрывом прокричала Обезьянка. – Как же ему узнать меня в противном этом обличии?!
– А мне кажется, – задумчиво проговорил Ушастик, – что любой папочка свою родимую доченьку хоть в каком обличии…
– А может, хватит уже принцессе вопросы дурацкие задавать! – перебил его Толстяк. – Сколько можно!
– Вот, вот! – обрадовано подхватила Обезьянка. – Сколько можно! И вообще! Я устала! Я, между прочим, есть хочу! Тут, вообще-то, съедобное что-нибудь произрастает?
Тут она взглянула вверх, на ближайшую ель, и даже в ладоши захлопала от восторга.
– Ура! Ананасики!
И тут же бросилась к этой ели. Потом, ухватившись за самую нижнюю её ветку, принялась ловко карабкаться вверх. Мгновение… и Обезьянка уже исчезла из виду.
– Сколько же их тут! – донёсся до зайчат её восторженный возглас.
– Подожди, куда же ты! – опомнившись, крикнул вслед Обезьянке Толстяк. – Ну, какие же это ананасики?!! Это же шишки обыкновенные, еловые! Эх, не слышит!
А что было дальше, об этом мы узнаем с вами уже во второй главе.
Глава вторая, в которой Обезьянка показывает себя далеко не с лучшей стороны, да ещё и успевает поссорить между собой зайчат
Некоторое время зайчата молча смотрели вверх, но там, в густом переплетении еловых лапок трудно было хоть что-либо рассмотреть. Слышалось, правда, сверху какое-то шевеление, да сыпалась временами оттуда на землю сухая еловая иглица.
– Ну, и как она вам? – поинтересовался Ушастик у Толстяка и Карапуза.
– Забавная! – сказал Толстяк, по-прежнему не отводя глаз от ели. – Хоть и несчастная…
– Это она несчастная! – фыркнул Ушастик. – Ты, Карапуз, тоже так считаешь?
– А как вы считаете: она правду говорит? – не отвечая, сам задал вопрос Карапуз. – О том, что с неба упала… ну, и всё такое прочее…
– Ежели не врёт – то правду! – сказал Ушастик неопределённо.
– А ежели врёт?
– Да не врёт она, с чего вы взяли! – тут же запротестовал Толстяк. – Вот я лично ей верю!
– И я тоже верю! – поспешно сказал Карапуз. – А ты, Ушастик?
Ушастик ничего не ответил.
– Да мы же сами видели эту злую волшебницу со страшным именем! – закричал Карапуз.
– Вот только имя не надо говорить! – предостерёг его Толстяк. – А то как бы чего…
Договорить он не успевает, ибо в это самое время с ели на землю соскочила разгневанная Обезьянка.
– Мы мето мамочно?! – завопила, точнее, замычала она, топая ногами. – Мамочно мето мы?!
Зайчата недоуменно переглянулись.
– Чего она сказала? – спросил Карапуз у Толстяка. – Ты хоть что-нибудь понял?
Вместо ответа Толстяк лишь неопределённо пожал плечами.
– Мамочно, мамочно! – продолжала мычать Обезьянка, тыкая себе пальцем в рот. – Мето мамочно мы!
– Так вот в чём дело! – засмеялся Ушастик. – Вы посмотрите: у неё же полный рот шишек!
Это и в самом деле было так, и зайчата, обступив Обезьянку со всех сторон, принялись вытаскивать шишки изо рта своёй новой знакомой. Это оказалось не таким уж и лёгким делом, и Обезьянка молча и терпеливо ожидала окончания неприятной сей процедуры. Но когда предпоследняя шишка была удалена, Обезьянка сама вытащила последнюю шишку и дала, наконец-таки, волю накопившемуся гневу.
– Вы это нарочно?! – закричала она, топая ногами и швыряя шишку в Карапуза. – Нарочно, да?!
– Что, нарочно?! – не понял Карапуз.
– Нарочно вместо ананасиков гадость какую-то мне подсунули?!
– Да ничего мы не подсовывали! – даже обиделся Карапуз. – С чего ты взяла?
– Мы же кричали тебе, – добавил Толстяк миролюбиво, – предупреждали!
– Кричали они! Предупреждали!
Обезьянка подхватила с земли одну из шишек, некоторое время молча её рассматривала, потом, размахнувшись, швырнула в Толстяка.
– Да что мне от этого вашего предупреждения! Я вот сейчас… сейчас вот я… Вот возьму сейчас, да и умру от голода!
Зашатавшись, Обезьянка прижала ладонь ко лбу.
– Ой, как голова кружится! – не проговорила даже, простонала она. – А теперь и в глазах потемнело! Ой, кажется, я умираю! Потому что я… потому что мне…
Не договорив, Обезьянка медленно опустилась на траву, закрыла глаза и замерла неподвижно.
– Эй, тебе что, плохо? – встревожился Толстяк.
Обезьянка ничего не ответила.
– Друзья, надо что-то предпринять! – обеспокоено зашептал Карапуз. – Обезьянке помощь нужна! Пищевая.
И почему-то посмотрел на Толстяка. И Ушастик тоже посмотрел на Толстяка… и под этими пристальными взглядами друзей Толстяк как-то сразу занервничал.
– А почему сразу я?! – обиженно спросил он.
– А потому, что я свою порцию уже съел! – пояснил Карапуз.
– И я тоже съел! – сказал Ушастик и, хлопнув себя лапкой по животику, добавил: – Не смог удержаться!
– А я свою, как последний дурак, на ужин оставил! – вздохнул Толстяк. – Вот хотел же съесть, но не съел! Силу воли, так сказать, вырабатывал…
Ничего ему на это не отвечая, друзья продолжали молча смотреть на Толстяка. И Обезьянка, чуть приоткрыв один глаз, тоже на него вопросительно посмотрела.
– Да не жмись ты! – ткнул Толстяка в бок Ушастик. – Давай, тащи сюда свою морковку! Видишь, Обезьянке плохо!
– Не обезьянке, а принцессе! – слабым голосом поправила его Обезьянка, чуточку приоткрывая и второй глаз. – Какая я вам обезьянка?!
И вновь обессилено откинула голову и зажмурилась.
– Ладно уж! – вздохнул Толстяк. – Сейчас принесу!
Он направился, было, в сторону леса, но вдруг вновь вернулся.
– А Обезьянка, ну, то есть, принцесса эта… она живая ещё?
– Живая, живая! – не открывая глаз, заверила его Обезьянка. – Так что тащи побыстрее эту, как её там…
– Морковку! – подсказал Карапуз.
– Вот, вот! Тащи эту свою морковку и побыстрее!
По уходу Толстяка на полянке наступила всеобщее молчание. Обезьянка неподвижно возлежала на траве, крепко зажмурив глаза и раскинув в стороны тощие лапки, а Ушастик и Карапуз стояли чуть поодаль и с беспокойством за ней наблюдали.
– Когда я умру, – прошептала вдруг Обезьянка слабым срывающимся голосом, – передайте моему папочке Дракону, что я…
– Да не умрёшь ты! – возразил Карапуз. – С чего бы тебе так быстро умирать…
– Не перебивай! – обиженно выкрикнула Обезьянка и вновь перешла на трагический срывающийся шёпот: – В общем, передайте моему папочке, что я… что меня…
– А как же мы ему передадим? – удивился Ушастик. – Головы вверх запрокинем и крикнем хором?
– Да что вы всё перебиваете да перебиваете! – рассержено завопила Обезьянка, вскакивая с земли и топая ногами. – Помереть спокойно не дадут!