— Надежда на что? — склонил он голову набок.— Вы говорите о какой-то непонятной, эфемерной надежде. Вы сформулируйте свою мечту.
— Чтоб вся эта неопределенность кончилась,— подумав, ответил я.— Стабильности бы лет на пятьдесят, чтоб хоть начать восстанавливать все рухнувшее... Благополучия...
— Вот именно,— грустно сказал он.— Благополучия... У нас смещены «точки отсчета» — вот в чем наша беда. Телега не ставится вперед лошади. Не бывает такого, чтоб сперва для тела, а потом для ума и души. Все важно, но есть приоритеты. В основе всех войн, революций и перестроек лежат не перераспределения благ или борьба идеологий, а борьба духовного с материальным. У нас утеряна правильная «точка отсчета». А без нее невозможно построить ни дом, ни семью, ни государство. Чуть сдвинешь её, и все рухнет. К тому же Бог — существует...
— В это-то как раз я верю, но почему в мировом котле событий варится все время именно Россия?
— Потому что именно у нее еще есть шанс. Старцы говорили о скором возрождении России. Великом возрождении. Надо только поверить и начать идти, меряя все от правильной точки отсчета.
— Так как же понять, где правильная-то? Все о своей правде говорят. Вот и тащим этот воз, как крылов-ские лебедь, рак и щука.
— А вы не на слова смотрите, а на плоды. На результаты. Как много и красиво говорили Ленин, Гитлер, Горбачев, а что вышло? Вряд ли я покажусь вам оригинальным, если скажу, что правильной точкой отсчета было, есть и будет христианство. Задумайтесь на секунду: какая другая религия мира дала столько людям? Книг, живописи, архитектуры, музыки, философии? Да и вообще — воспитания человека, его системы взглядов, мышления, жизнеустройства. А это — единственный, неопровержимый аргумент. И, как я уже говорил, надо помнить о том, что Бог — существует, а это весомейшее основание для надежды. Любое наказание рано или поздно заканчивается. А смерти вообще нет... Ну, разве что для атеистов, и то... спорный вопрос... А Россия... За ночью наступает день, за зимой — лето. За духовным обнищанием — духовная жажда. И только вера может объединить людей. Вера, а не партии, национальности и государства. Хотя это и не понравится хозяевам мира сего...
— Вы о сатане?
— Да нет, о банкирах... Владельцах транснациональных компаний. О «людях денег». Это они пытаются стать «князьями мира сего». Они уже не провоцируют ни войны, ни революции, а просто потихоньку покупают мир. А люди продают.
— Но деньги же не отменишь..
— Ине надо. Деньги сами по себе не страшны. Страшно отношение к ним. Если никто не будет продавать — что же они купят?
— Если б от нас это зависело,— невесело усмехнулся я.— Стоящие у власти делают что хотят, и мы ничего не решаем...
— Это кто вас в этом убедил? — приподнял он бровь.— Или напомнить о тех временах, когда наша земля под чужим игом стонала? Если б люди тогда так думали... А ведь тогда куда как безнадежней было... И опасней. Есть старый рыцарский девиз: «Делай, что должен, и будь, что будет». Об остальном Бог позаботится. А вот отчаяние — грех смертельный. Хуже неверия. Потому что так вы и в Бога не верите, и в себя. А если никто ничего делать не будет, то как все изменится? Вы только не теряйте надежду. О, вы еще увидите, как изменится Россия. Как удивятся вокруг этому, казалось бы, уже невозможному преображению... Вы — счастливчик, вы доживете до этого... А я слишком стар... Я уже сполна потрудился, пора и на покой...
— Ну, зачем же так пессимистично?..
— Почему же «пессимистично»? Когда умирает монах — это событие торжественное, а не трагичное. Апостол Павел, вслед за Платоном, говорил, что смерть — это приобретение, а не зло. Даже Апокалипсис кончается Царством Божиим, а уж смерть и вовсе не конец, а начало нового. И тот самый пресловутый «конец света» — это победа над злом, и боятся его только те, кто знает, что они воскреснут в последний день лишь для новой смерти. Плохо у нас знают свою веру, вот и маются суевериями. Сейчас я даже порой от священнослужителей слышу, что «согласно Библии христианство проиграет антихристу». Такое ощущение, что конец Святого Писания у них мыши сгрызли.
— Вы — оптимист.
— Ну что вы. Я с юности был лишен права на подобное заблуждение. И когда был офицером разведки, и когда сидел в лагерях, и позже, когда стал священнослужителем. Я — реалист. Потому и монах.
— В разведке?! — восхитился я.— Это еще в советские времена?
— Почти... Это долгая история... Вы слышали про Иуду Искариота?
— Все слышали. Предатель Христа. Сейчас, говорят, нашли древнюю рукопись — «Евангелие от Иуды».
— Да, я слышал... Бред. Гностическая фантастика. Таких «откровений» много... Забавно, что этот персонаж всегда появляется во время смуты. Во время обострения схватки между духовным и материальным. Словно кто-то раз за разом вытаскивает его из небытия и поднимает на знамена. Так было и в мои времена, теперь и в ваши... Мы с ним давно знакомы... И у меня к нему старые счеты,— чему-то улыбнулся он.— Я имею в виду «Евангелие от Иуды». Не эту, «филькину грамоту» третьего века, которую сейчас рекламируют, а настоящее «Евангелие».
— Вы его видели?
— Хотите посмотреть?
— Спрашиваете!
Он достал из складок рясы и положил на стол толстую, по всей видимости, очень старую тетрадь.
— Но это не пергамент и не папирус,— обиженно посмотрел я на шутника.
— Здесь больше. Свиток тоже есть... Но это вам будет куда интереснее... Вы ведь понимаете английский?
— Да.
— Вот и посмотрите. Мне недолго осталось трудиться на этой земле, а это дело надо закончить. Если понимать, что происходило раньше, станет понятно, что происходит сейчас. Потому так опасны для некоторых история и Библия.
— Странное совпадение, не находите? — задумчиво глядя на тетрадь, спросил я.— Вам, судя по всему, нужен был именно писатель, чтобы дать ему прочитать это... Но вы не удивились, и не обрадовались, узнав о моей литературной деятельности... И вы все время носите с собой эту тетрадь?
Настоятель едва заметно улыбнулся.
— Не ищите во всем мистику. Ведь «случайности — это всего лишь непонятые закономерности». Да и существуют такие сферы, в которых случайности — не случайны. К тому же я просто слишком стар, чтобы чему-то удивляться...
— И монах на дороге просто так стоял? Он ведь ниоткуда не возвращался. Багажа у него не было...
— Вы устали,— сказал он и поднялся.— Вам надо отдохнуть, а то в суеверие впадете. Не стану отнимать у вас время, отдыхайте, пейте чай, если интересно — посмотрите записи. Завтра мы увидимся, и вы скажете — заинтересовала вас эта история или нет...
Благословив, он вышел, а я налил себе крепкого, пахнущего травами чая и открыл пожелтевшую от времени тетрадь. Почерк был мелкий, убористый, но аккуратный и хорошо читаемый. Буквы ровные, старательно выведенные, словно усердный школяр упражнялся в чистописании. Во всяком случае, с этой стороны препятствий не предвиделось. Я придвинул свечу поближе и принялся за чтение...
ГЛАВА 1
История, рассказанная ниже, правдива. К сожаленью, в наши дни не только ложь, но и простая правда нуждается в солидных подтвержденьях и доводах. Не есть ли это знак, что мы вступаем в совершенно новый, но грустный мир? Доказанная правда есть, собственно, не правда, а всего лишь сумма доказательств. Но теперь не говорят «я верю», а «согласен».
Лондон
Кромвель роуд 41 Лично в руки мистеру Ч.
Достопочтенный сэр! Приношу свои извинения за столь странный тон письма, но, как вы понимаете, он продиктован исключительно соображениями секретности, а не наивности, или, тем паче, никоим образом не проявлением неуважения к вашей персоне. Вам хорошо известно, с какой сыновней благодарностью и величайшей почтительностью я отношусь к вам, принявшем столь деятельное участие в моей судьбе после смерти родителей.
Считая вас одним из величайших людей за всю историю Англии, я благодарен судьбе за то, что она свела вас в окопах бурской войны с моим отцом, и часть вашего сердечного расположения к нему перелилась и на мою скромную персону. Сам я, в силу юности лишенный опыта, вряд ли смог бы избрать предложенную вами карьеру, а без вашей протекции вряд ли мой рост был бы столь стремителен. Только благодаря вам я имею и столь достойную работу, и столь увлекательное путешествие, из которого и пишу эти строки.
Как вы уже догадались, я решил вести этот дневник, обращенный к вам, с отчетом о моем путешествии. Я подумал, что, отправляясь в столь дикую, бескультурную и к тому же охваченную безумием революции Россию, я вполне могу подвергаться определенному риску, а стало быть, для вас могут остаться загадкой как моя судьба, так и проделанная мной работа. Из-за смуты, охватившей эту страну, мне тяжело будет отправлять вам отчеты под видом «путевых заметок» журналиста «Дейли грэфик», поэтому я надеюсь, что хоть этот дневник рано или поздно попадет к вам в руки. Со стороны это вряд ли вызовет подозрение: журналистские очерки и есть журналистские очерки, а вот в Петрограде я постараюсь передать его в наше посольство, и вы будете иметь подробный отчет о выполненной работе. В любом случае что-то, но дойдет до вас: либо я, либо мой отчет, хотя лично мне хотелось бы надеяться на первое. Впрочем, если мы с ним окажемся у вас одновременно, я тоже не стану сожалеть. А теперь, с вашего позволения, я начинаю...
6 марта 1918 года наш корабль пришвартовался в Мурманске, высадив на берег сто тридцать морских пехотинцев и вашего покорного слугу: специального корреспондента «Дейли грэфик» — Джеймса Блейза. Сумасшествие, охватившее Россию, играет на руку немцам, позволяя перебрасывать дивизии с Восточного фронта на Западный, и задача столь малочисленного десанта состоит не столько в том, чтобы помешать противнику овладеть Карелией и выйти к Белому морю, сколько в оказании помощи желающим спастись от большевистского правительства. Русские встречали нас овациями