— Считаешь, я зря тревожусь? — спросил Даниэль, внимательно разглядывая стройного статного молодого мужчину с русыми волосами и одной прядью седых волос, появившейся еще в пятнадцатилетнем возрасте.
— Считаю, что зря делаешь из Бенедикта Колера существо, равное по силе и опасности богам Арреды, — покачал головой Деллиг. — Он не всесилен. Ты сам говорил, он сейчас занят каким-то очень важным для него делом, связанным с Малагорией. Ему не до нас.
— Пусть так, — согласился Даниэль. — Но это не значит, что он не отправит за нами кого-то из отделения Культа в Дарне. Так или иначе, Жюскин расскажет ему обо всех оговоренных нами местах встречи. — Он беспокойно огляделся, чтобы убедиться, что Цая не слушает, и добавил полушепотом: — Колер заставит его рассказать.
— Мы не находимся ни в одном из этих мест, — напомнил Деллиг.
— Но мы недалеко. Ничто не помешает жрецам Культа прочесать хоть весь Сонный лес в поисках нас. Двенадцать данталли — слишком большой улов, чтобы его упустить.
— Значит, нужно будет снова быстро сняться с места, — в разговор вступил Конрад Делисс.
Он встретил Даниэля сразу после Рахиль. Оба его родителя были данталли, и они успели многому научить сына, прежде чем Культ вышел на их след. Он вырос в семье плотника в небольшой деревушке Дира близ Монриха в Сембре. Кто-то из соседей донес Культу на его семью. Конрад подозревал, что то был отец девушки по имени Сильвия, которая понравилась ему и ответила взаимностью на его симпатию. Сильвия попыталась увести его из Диры и почти преуспела, но выследив ее с данталли, собственный отец убил ее, решив, что это лучше, нежели допустить связь с демоном. По собственной недальновидности он не надел защитных красных одежд, поэтому сопротивляться ему было нечем, когда Конрад среагировал после его выстрела из арбалета, и заставил его воткнуть стрелу себе в горло. После этого Конрад попытался вернуться в Диру, чтобы предупредить родителей, однако издали завидел всадников Культа и скрылся. Он скитался по всей Арреде, подрабатывая плотником, пока не встретил в Тайшире еще двух данталли — лекаря-самоучку по имени Сайен Аргер и его друга Эндри Краввера. Сайен выучился разбираться в травах и их смесях. Надеялся, что когда-нибудь сумеет окончательно избежать преследования со стороны Культа и работать в анатомическом театре. Его большой мечтой было заполучить тело данталли и вскрыть его, чтобы детально изучить и зафиксировать анатомию своего вида. Он знал, что подобные записи есть у Культа, однако понимал, что никогда в жизни не получит к ним доступ. Удивительно, как этому седовласому сухопарому кукловоду удалось дожить до своих пятидесяти шести лет, учитывая его вольнодумство и смелость! Воистину, он был любимчиком Тарт. Много лет она защищала его своей дланью, а затем — вероятно, устав, — подослала к нему в Тайшире искусного фехтовальщика Эндри Кравера. Тот стал Сайену другом, способным защитить его жизнь.
Будучи благородного происхождения, Эндри не нуждался в защите от Культа — ему удалось избежать какой-либо тени подозрения. Однако запал и смелость идей лекаря-самоучки покорили его, и он попытался спасти того от возможных преследований. Сайен от помощи отказался — то ли из глупости, то ли из нежелания обременять кого-либо своим присутствием, но Эндри последовал за ним в странствия, без сожаления оставив прежнюю жизнь. А через некоторое время они встретили Конрада Делисса. Этим составом вскоре они набрели на группу Даниэля и решили, что вместе им будет безопаснее.
— Вскоре мы должны будем покинуть Сембру, — ответил Даниэль на вопрос Конрада. Он бросил взгляд в сторону Эндри и Сайена, мирно ведущих свои возвышенные беседы в отдалении от костра, и вздохнул. — Возможно, стоит податься в Везер или Гинтару. Придется некоторое время обустраивать лагерь подальше от городов. По крайней мере, пока не узнаем от кого-нибудь, что Колер покинул материк, а я полагаю, это скоро случится.
Конрад возмутился таким решением.
— Хочешь сказать, мы у самого порога зимы будем скитаться по лесам, как бродяги?
— Вряд ли нам удастся слишком быстро осесть в каком-либо городке — всей дюжине, — осадил его Даниэль. — Мы слишком долго пробыли в Дарне, и, видимо, это нас изнежило. Нам нельзя было привыкать к комфортным условиям. Таким, как мы, всегда надо помнить, что может внезапно понадобиться сорваться с места и уйти, бросив все. Таково было условие изначально.
Конрад хотел возразить, но вовремя прикусил язык. Он знал, что может на это сказать Даниэль: если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь уйти. Воистину, Даниэль Милс никого не держал: ему опостылело неволить кого-либо. В свои тридцать четыре года он достаточно повидал чужих страданий. У Даниэля была удивительная способность: он всегда умел скрываться от Культа почти под самым его носом, за что после истории о Ста Кострах Анкорды невольно сравнивал себя с Мальстеном Ормонтом. Десять лет назад Даниэль начал скитаться, поняв, что больше не может выполнять работу городского палача в Сельбруне, в Кроне. Можно сказать, что карьерный рост Бенедикта Колера — по крайней мере, значительную часть — он видел собственными глазами. Много раз тесно сотрудничая с Культом, он молча наблюдал, как его собратьев тащат на допрос, но ничего не мог сделать, чтобы им помочь. Решив, что его безопасное прикрытие не дает ему спокойно спать по ночам, он сбежал и больше никогда не возвращался в Крон.
Он сбежал не один — взял с собой сына сельбрунского барона, которого в противном случае отправили бы на костер. Его настоящий отец был данталли: слухи об интрижке баронессы с торговцем цветами ходили по Сельбруну в перешептывании простого люда и в тавернах, где Даниэль иногда бывал. Вскоре торговца цветами обвинили в государственной измене — Даниэль был уверен, что светские власти Сельбруна попросту пошли навстречу барону, который прознал об этих слухах, и сфальсифицировали обвинение. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Даниэль удивился, что все это время к россказням народа барон Хайз оставался глух.
С его сыном Мейзнером Даниэль знаком не был, лишь видел его мельком в тавернах, но никогда не начинал разговор. В том, что он данталли, не было ни малейшего подозрения. Однако когда Даниэлю пришлось отрубить его настоящему отцу голову на плахе, по толпе пронеслась волна шока. Во взволнованном шепоте прозвучало имя Мейзнера. В тот же день Даниэль Милс решил проверить слухи на правдивость, и те оправдались. Подкараулив ничего не подозревающего Мейзнера у таверны, Даниэль порезал ему руку и увидел синюю кровь.
— Идем со мной, если хочешь жить, — скомандовал он тогда. Как ни странно, Мейзнер послушался. С тех пор они путешествовали вместе и вскоре стали лучшими друзьями. Позже они встретили Рахиль.
Последними к группе присоединились Томас Корт и Ян Барнс. Их истории, как и истории многих других данталли, были связаны с преследованиями со стороны Культа. Ян рос в приемной семье, не зная, кто его родители. О том, что он иной, он узнал случайно и — к собственному счастью — оказался достаточно скрытен, чтобы умолчать о своем открытии перед другими детьми в Усваре, Гинтара. Родители позже все же поведали ему правду о его природе. Сказали, что нашли его на пороге своего дома и не сумели оставить на произвол судьбы. Они успели вовремя отослать приемного сына прочь, когда в Усвар нагрянули жрецы Культа. Обоих родителей по доносу сожгли как пособников. За Яном отправили погоню, но потеряли его след. Впрочем, ему тоже повезло, что гнался за ним не Бенедикт Колер.
У Томаса Корта демоном-кукольником был отец. Мать была человеком, и она, зная об опасности этой любовной связи, все же решила связать себя с Джеромом Кортом узами брака. Они старались оберегать сына, как могли, однако Культ прознал и о них. Оставшись и попытавшись задержать жрецов, Джером Корт погиб. Мать была тяжело ранена, но все же сумела уйти от преследования. Томас помогал ей, как мог, однако вскоре мать скончалась от раны. Через несколько месяцев Томас вышел на группу Даниэля и присоединился к ней.
Даниэль Милс — бывший городской палач и тюремщик — окинул взглядом тех, кто в нем нуждался. Он дал себе слово, что защитит их любой ценой. Взор его остановился на Конраде, и тот понимающе кивнул.
— Прости, — сказал он смиренно. — Ты прав. Мы слишком привыкли к Дарну.
Цая бесшумно оказалась рядом с ними и положила Конраду руку на плечо.
— Даниэль действительно прав, — сказала она. — Жюскин, — при упоминании его имени голос ее снова дрогнул, — скорее всего, уже выдал все места наших встреч. Чем быстрее мы окажемся вдалеке от этих мест, тем лучше для нас. Думаю, Жюскин хотел бы этого.
Думаю, учитывая то, что с ним делают жрецы, Жюскин уже желает всем нам сгинуть, — подумал Даниэль, вспоминая крики заключенных и приговоренных к смерти арестантов. Однако вслух он этого не сказал.
— Да, — кивнул он. — Уверен, Жюскин захотел бы, чтобы мы выжили. Он вряд ли хотел бы, чтобы нас всех придали огню, — Даниэль посмотрел на Цаю. — Особенно тебя.
Цая внешне осталась невозмутимой, хотя по ее зеленым глазам было видно: внутри нее бушевала буря.
— Значит, мы скоро уйдем, — сказала она. Посмотрев в сторону близнецов, она снисходительно качнула головой. — Наверное, костер разводить не стоило.
Они одновременно одарили ее кривыми гримасами и фыркнули в ответ, однако, похоже, признали ее правоту. Иногда Даниэлю казалось, что она и в их сознание может проникнуть, хотя один данталли не мог контролировать другого. Уникальность дара Цаи Дзеро состояла в том, что она плохо захватывала тела своих марионеток, но искусно — даже несмотря на враждебный красный цвет — проникала в их сознание. Даниэль, сколько ни пытался, так и не смог постичь природу ее необычайного таланта. Он вздохнул и заключил:
— В будущем постараемся оставлять меньше следов. Снимемся с места на рассвете. Караулим по трое посменно. И да помогут нам боги.