Гудрун ПаузевангОблако
Несколько слов от редакции
Вы держите в руках необычную книгу. Книгу о том, чего (слава богу!) не произошло. Но могло бы и всё ещё может случиться в любой момент. Повести Гудрун Паузеванг почти тридцать лет. Случись описанное здесь тогда, в 1987-м, — реальная трагедия буква в букву повторила бы вымышленную.
Тридцать лет назад мир потрясла Чернобыльская катастрофа — авария на атомной электростанции в Советском Союзе.
Из-за аварии 5 млн га земель стали непригодными для сельского хозяйства — больше, чем целая Дания или Швейцария. Вокруг АЭС — 30-километровая зона отчуждения, уничтожены и захоронены сотни мелких населённых пунктов. Выброшенные из разрушенного реактора продукты деления ядерного топлива разлетелись по воздуху на огромные территории, и радиоактивное загрязнение затронуло деревни, города и страны в сотнях и даже тысячах километров от Чернобыля. По сути, трагедия коснулась всей Европы. Сразу же после катастрофы погиб 31 человек, а 600 тысяч ликвидаторов, принимавших участие в тушении пожаров и расчистке, получили высокие дозы радиации. Более 8,4 млн жителей Белоруссии, Украины и России подверглись облучению, и 400 тысячам из них пришлось переселиться.
Отношение к Чернобыльской катастрофе мировых политиков и рядовых граждан заставило немецкую писательницу Гудрун Паузеванг создать эту книгу — пронзительную и страшную, как сигнал атомной тревоги. Книгу-предупреждение.
С самого зарождения атомной энергетики в мире не утихают споры о безопасности использования атомных реакторов, об их незащищённости перед силами стихии и зависимости от «человеческого фактора».
Многое изменилось за тридцать лет — уровень техники, законодательство, образ мыслей обывателя. Остались в истории политики, изменились границы и названия государств. Но многое осталось неизменным. И не только в Германии. Недавняя авария на японской АЭС «Фукусима-1» только подтверждает это.
Главной героине повести, пятнадцатилетней немецкой девочке, и в наше время есть что сказать о равнодушии и беспечности, о мужестве и об ответственности за наш общий дом.
Сейчас мы уже не можем сказать, что мы ничего не знали
Что делать? Покупать пастеризованное молоко или консервированное в банках?
Мы этого не знаем.
Учитывать срок годности или биологический период полураспада?
Мы этого не знаем.
Зонтик или душ?
Мы этого не знаем.
Подвержены дети опасности в 23 раза больше, чем взрослые, или всего в 17 раз?
Мы этого не знаем.
Речь идёт о гораздо большем, чем употребление быстрозамороженных продуктов или вопрос безопасности потребления листового шпината в соответствующих регионах.
Наши политики прикинулись мёртвыми.
Ни звука от господ, которые обычно любят поговорить.
Когда водители грузовых фур однажды протестовали против волокиты с обработкой грузов на границе, господин Штраус отправился в кризисный регион. На броневике.
Если теперь нельзя отпустить ребёнка на детскую площадку; если крестьяне вынуждены закапывать в землю урожай овощей; если люди подвергаются прямой опасности облучения — значит, повсюду царит административный вакуум.
Государство скрылось из виду.
Сохраняйте спокойствие, только без паники, забудьте — развитие атомной энергетики под угрозу не ставить!
Лишь один просит слова — господин Циммерман. Он ругает русских. Они, мол, ведут безответственную и бесчеловечную информационную политику, потому что на уме у них лишь одно: сохраняйте спокойствие, только без паники, забудьте — развитие атомной энергетики под угрозу не ставить!
Канцлер дал указание: все учреждения засекретили параметры облучения.
В настоящее время почти в 30 странах в эксплуатации находятся 350 ядерных реакторов. Два из них вышли из строя с катастрофическими последствиями.
Один в Гаррисберге, другой — в Чернобыле.
Теперь ещё больше людей умрёт от рака. У многих людей патологически изменится наследственность, о чём они даже не подозревают. Увеличится армия калек и получателей социального пособия. Загрязняющие вещества останутся в пищевой цепи.
Мы накапливаем их в себе.
Абсолютной безопасности нет.
Любая техника имеет изъяны.
Людям свойственно ошибаться.
Не учитывать вероятность сбоя — безответственно и бесчеловечно.
Атомная энергетика делает ставку на технически безукоризненные станции, которые не выходят из строя.
Но они дали сбой.
Допустим, немецкие атомные электростанции вдвойне надёжнее русских.
Тогда это будет случаться не раз в четыре года, а раз в восемь лет.
А Брокдорф находится в 60 километрах от Гамбурга, Вексельдорф — лишь в 130 километрах от Мюнхена.
Кто будет эвакуировать жителей Гамбурга и куда?
Эвакуируют мюнхенцев на Капри?
А франкфурктцев на Канарские острова?
Каждый будет предоставлен сам себе.
Как уже в этот раз.
Политики снова окажутся бессильны. Они станут успокаивать и умиротворять.
Только никакой паники, скажут они.
Наши опасения им понятны, скажут они, но совершенно излишни.
Главное, чтобы всё шло как раньше, скажут они.
Только теперь ещё безопаснее.
Атомная энергетика создаёт рабочие места, скажут они.
Умиротворение невежд.
Они ничего не видят.
Они ничего не слышат.
Они ничему не учатся.
Они научились только тому, как выигрывать выборы.
Недостаточно протестовать против информационного хаоса и успокоительной дымовой завесы правительства. Недостаточно требовать большей защиты и безопасности. Недостаточно, потому что нам продемонстрировали так ярко как никогда до какой степени политики не способны совладать с трудной ситуацией.
(При этом Чернобыль — следствие аварии. Представим себе, что будет, если взорвутся атомные боеголовки.)
Переселяться? Эмигрировать?
Но куда?
Теперь мы уже не сможем сказать, будто ничего не знали.
Мы не сможем бежать.
Мир всё в большей степени становится нашей собственной тюрьмой.
Тюрьмой атомного прогресса.
Если мы сегодня ничего против этого не предпримем, завтра вы будете «благодарить» нас за наше молчание и «благоразумие».
Каждый должен подумать, что он может сделать. Каждый на своём месте.
На этот раз мы ничего не забудем.
Эта заметка появилась 23 мая 1986 года, через месяц после аварии на Чернобыльской АЭС, в немецком еженедельнике Die Zeit («Время»).
Её авторы — друзья — семеро мужчин и женщин.
С ответственностью, как она трактуется законом о СМИ, заметку проиллюстрировала Инге Архей-Шолль, сестра Ганса и Софи Шолль (участников группы подпольного сопротивления в Третьем рейхе).
Глава первая
В эту пятницу с утра дул сильный ветер. Глянув в окно, Янна-Берта увидела, как блестят на солнце молодые берёзовые листочки. Тени ветвей плясали на асфальте школьного двора. Цветущие вишни осыпались метелью лепестков. Небо было ярко-синим. По нему плыли белоснежные и лёгкие, словно вата, редкие облака. Для майского утра было невероятно тепло.
Внезапно взвыла сирена. Господин Бенциг, учитель французского, прервал объяснение новой темы прямо посередине фразы и посмотрел на часы.
— Без девяти одиннадцать, — сказал он. — Странное время для учебной тревоги. И в газете об этом ничего не говорилось.
— Это атомная тревога! — крикнул Эльмар, первый ученик в классе.
— Вероятно, об этом всё же где-то сообщалось, я просто проглядел, — сказал господин Бенциг. — Продолжим.
Но едва он вернулся к прерванной мысли, как в динамике школьного радио щёлкнуло. Все уставились на маленький квадрат над дверью. Раздался голос не секретарши, а самого директора:
— Только что была объявлена атомная тревога. Занятия прекращаются немедленно. Всем учащимся срочно разойтись по домам.
Ещё несколько фраз потонули в разразившемся диком шуме. Все бросились к окнам, пытаясь что-нибудь разглядеть.
— Понимаешь, что это значит? — спросила Майке, подруга Янны-Берты.
Янна-Берта покачала головой. Она почувствовала, что у неё холодеют руки. Произошло что-то страшное. Но что? Она подумала об Ули, своём братишке.
— Идите домой, — сказал господин Бенциг.
Из коридора доносился шум: взволнованные выкрики, торопливые шаги, стук дверей.
— Что происходит?! — воскликнула Янна-Берта.
Господин Бенциг пожал плечами.
— Я знаю не больше вашего, — сказал он. — Идите же наконец! Поторопитесь! Но не теряйте головы.
— Скорее всего, это учения, максимально приближенные к реальной катастрофе, — заявил Эльмар, нарочито спокойно собирая сумку.
Но господин Бенциг нахмурился.
— Я знал бы об этом, — сказал он с сомнением.
Кто-то распахнул дверь и пулей вылетел наружу.
Остальные бросились следом. В коридоре царило чудовищное столпотворение. Несколько учеников пытались пробиться против течения. Янна-Берта узнала среди них Ингрид из параллельного класса. Ингрид жила в Рёне. Янна-Берта часто болтала с ней на переменках.
— Сейчас нет автобусов на Утриххаузен! — крикнула Ингрид. — Только через полтора часа. Я позвоню домой, чтобы меня забрали.
Перед секретариатом тоже толпились ученики. Не скоро ей удастся позвонить. Янна-Берта хотела остаться с подругой, но не смогла противостоять потоку, уносящему её к лестнице. Она вцепилась в руку Майке, пока их несло вниз, ступенька за ступенькой. Гвалт всё нарастал. Внизу, в вестибюле, кто-то выкрикнул:
— Графенрайнфельд! Тревога в Графенрайнфельде!
Янна-Берта попыталась вспомнить: Графенрайнфельд — не там ли атомная электростанция?