Кони после ночной стовёрстной скачки — вымотаны, бойцы… — аналогично.
И чего делать? — «Ура! В атаку!»? Вот с этими выдохшимися… людьми и животными?!
Как я не люблю придурков!
В смысле: народ. Вот такой.
В смысле: ревнителей старины, поклонников подгнившей медвежатины и противников зубных щёток.
— Ольбег, будь любезен, съезди, пощекочи их. Но — мягенько. Чуть что — сразу назад.
Парень хоть и умнеет, но медленно. Азарта ещё полно, а ума… не очень. Лишь бы в ближний бой не полез.
Ольбег своих рысцою повёл, а мы с Салманом внимательно бабки коней стрелков разглядываем — как кони вязнут. Мятежники стоят близко к реке, там мокро. У нас — повыше и посуше. Ветерок поднимается — земля отмерзает и подсыхать начинает.
Коллеги, вы, когда свои полки, или там, легионы в поле выводите — вы сухость проверяете? Не в штанах! Это на боевых качествах мало сказывается — сухость поля боя. Да не пальцем тыкать, а на звук!
Как звучит прокалённая летнем солнцем степная дорога под конным отрядом — знаете? — Как стадо барабанов. Не путайте с баранами! А как останавливаются лошади, попав просто в лужу с мягким дном? И славный, храбрый, могучий, былинный и легендарный… витязь в седле — мгновенно превращается в неподвижную мишень, в «подушечку для иголок».
Что болота под ногой звучат по разному — я уже…
Вот едут по полю три десятка всадников, конные стрелки — развернулись в цепь. А теперь поймай на слух с сотни метров, по звуку копыт их коней, места, куда тяжёлым конным копейщикам соваться просто нельзя. А где… можно попробовать. Не по гениальным стратегическим изыскам, а по «количеству влаги в почвенном слое».
Ни у одного попандопулы не видел количественной оценки допустимого уровня влажности почвы при кавалерийской атаке.
Ольбег — умница. Подъехал, покидал стрел издалека. Блочный лук — прелесть, закидывает стрелу за четыре сотни шагов. Что навесом, неприцельно — плевать. Лагерь повстанцев — плотненький, в кого-нибудь да попадёт. Хоть просто… побеспокоит. А ответки нет — для лесовиков далеко.
Придурки со своих лёжок повскакивали, щитами прикрылись, построились. Толпой. Многовато их. Сотен пять-шесть. Почти все — крестьяне. Щит, копьё, топор. С полсотни — вятшие. У тех доспехи чуть круче. Шлемы, мечи-сабли… Десяток психов. В смысле — картов. С бубнами.
Ольбег их и выбивает. Политруков и командиров — в первую очередь.
Щиты у эрзя — лёгкие. Защиты от них мало, стоять под стрелами они не могут. Карты выскочили вперёд, начали бить в бубны, трещотками греметь, плясать, вопить не по-людски. Лучники их уполовинили, но толпа повалила.
Ольбег даёт отмашку своим, те начинают отходить, по большей части вправо. Там повыше и дорога к городку проходит. Понятно, что дорогу натоптали по относительно сухому.
Толпа вопит, бежит, чем ни попадя кидается… Тут я Салману кивнул. И он повёл своих. Вдоль дороги, придуркам наперерез. Лёгкой рысцой. На полста шагах обе его турмы развернулись, остановились и, как труба сыграла, пошли в атаку.
И, в общем, всё.
Самые «ярые» (лучше вооружённые, фанатичные…) бежали впереди, в голове толпы. Три десятка из них — сразу надели на длинные копья. Потом — семь десятков палашей. Палаш, при ударе в силу с коня, прорубает эрзянский щит вместе с рукой, его удерживающей. Шапка с вставленным железным крестом — разваливается вместе с головой аж до нижней челюсти.
Рубка бегущей пехоты. Хотя здесь уже не пехота, а просто бегущая толпа.
Как не крути, а «народ» против бронной конницы… смазка для клинков. Если, конечно, не загонять конницу в болото.
Это тактика, профессионализм. А народ ведут «властители народных дум» и провозвестники таких же мечт. У повстанцев — сплошные «воля к победе» и «боевой дух». Непрерывно поддерживаемые жрецами. «Дух» — жрецы обеспечивают. А анализ распределения влажности почвы — нет. Вот толпа и ломанулась.
Ура! И враг бежит-бежит-бежит… А что бежит на сухое… А кто про это подумать должен? У жрецов мозги на это не заточены, у остальных… когда боевые бубны бьют — думать некому, бечь надо.
Короче — лохи. В смысле — слуги богов и управляемое ими стадо.
Тут открываются ворота Пичай-городка, и выскакивает десятка три пешцев да пяток всадников. С явным стремлением принять участие в общем веселье. Впереди на белом коне…
Факеншит!
«Хлопцы, чьи вы будете?
Кто вас в бой ведёт?
Кто под вашим знаменем…».
Лопни мои глаза! Под знаменем — Мадина.
Хана повстанцам. Когда женщина идёт в атаку — пощады не будет.
У женщин выше болевой порог. Поэтому их тяжелее остановить раной. И… женский алкоголизм — не лечится. Адреналин работает подобно наркотику или алкоголю.
Ещё: другая система приоритетов. Для меня раненый этими придурками Самород — приятель, боевой товарищ, подчинённый, один из многих. Для неё — муж. Единственный. При здешнем патриархате — пуп земли и центр вселенной. Важнейший элемент собственного существования и мироощущения.
Кто тут на моего покусился?! Порву-порежу-покусаю!
О чём говорить? Полторы сотни придурков — побили, сотню — в реку загнали, полсотни — разбежалась. Остальных — ободрать, увязать и гнать «на кирпичи». Это не военнопленные, а преступники. Отстаивающие вооружённой силой «реальное благо масс от воображаемого, продиктованного вашей совестью». Обжираться скисшей медвежатиной — может и есть «благо масс». Но больше его не будет.
Из допросов пленных выяснилась неприятная новость. Восстание не было спонтанным. Его готовили согласовано, синхронно на большом пространстве. Не только здесь, на Теше, но и южнее.
Есть в здешних местах такое… занимательное место. Длинный саблеобразный мыс у слияния рек Саровка и Сатис.
Сатис — приток реки Мокши, на которой живёт племя мокша. Живёт — «в маленьких хижинах в лесу». Но в вот этом месте в XII — ХШ вв. громадное городище — 44 гектара. Напомню, крупнейший город «Святой Руси» Киев — 400 га.
В 21 веке — Саров. В 20-м — Арзамас-16. В 18-м — Сараклыч. Занимает площадку мыса у слияния рек и участок прилегающей высокой береговой террасы.
С запада, со стороны места слияния речек, где сам холм снижается, защищён первой линией земляных укреплений, перерезающей мыс поперек. С востока широкая дуга земляных укреплений четвёртой линии, самой протяжённой, длиной 1,4 км. Концы выходят к обрывам береговой террасы, естественной защите с севера и юга. Высота вала — 3,5–5,5 м, глубина и ширина рва — 1,8–2,2 и 15–20 м.
С северной и южной сторон, где береговые террасы над речками узенькие, по краю обрыва поставлены бревенчатые частоколы.
Внутреннее пространство перегорожено ещё двумя линиями валов и рвов, образующими три площадки, изолированные друг от друга.
В РИ перед Батыем линий укреплений будет пять. Но от монгол — не спасут.
Живут здесь разные люди, преимущественно эрзя. Есть мокша, булгары, хазары, буртасы. Есть и русские. Со складным двулезвийным ножом новгородского типа.
Обычное жильё — котлован 4x3,8, глубина — 0.7 м. Парный ступенчатый спуск с западной стороны вдоль северной и южной стенок, очаг в северо-восточном углу, кровля-навес. В такой яме и проходит большая часть жизни аборигенов. Рядом — домашнее производство.
Например: изготовление керамической посуды. Мода — довлеет, местные гончары пытаются воспроизвести красно-коричневую керамику булгар. Формы — подделка эмиратской посуды. Для имитации цвета горшки окрашивают минеральной охрой.
Другое: прядение и ткачество. Пряслицы — каменные, глиняные. И наши есть — розовые шиферные с Волыни.
Есть железоделательная варница. Крицы делают. И перековывают. В ключи от цилиндрических замков, кресалы, топоры, фрагменты уздечного набора, ножи…
Вне города, у ручья, впадающего в Саровку — литейная мастерская по цветмету. Постройка — овал 3,3в2,4 м, глубина — 1,1 м. С юго-западной стороны — ступенчатый спуск. С противоположной — глинобитная печь. Наземные стенки-плетень и кровля-навес. Используют цилиндрообразные тигли. Плавят слитки свинца и меди, делают предметы из бронзы. Популярны застежки-сюльгамы. С десяток разных типов, включая весьма вычурные. На этой же усадьбе — ещё три глинобитных наземных печи. Похоже, именно из-за них ювелира с города и попросили: места надо больше, пожароопасно.
Всё это в РИ будет уничтожено. «Батыево нашествие». Которого, конечно, не было. Но место оставалось пустым вплоть до обосновавшихся на Саровской горе русских иноков во второй половине XVII столетия.
Глава 532
Посидели-подумали. Пленных поспрашивали. Врут. Но — по разному. Выходит, что там, в Сарове — самое кубло. Сотен семь местных и как бы не вдвое больше пришлых. Уже есть или соберётся туда после неудачи здесь, на Теше. Их надо бить быстро. Пока зелёнка не началась, пока по полям да лесам не разбежались. Пока они там, под стук бубнов и погремушек, клянутся как один «умереть в борьбе за это».
А бить их нечем. Большая часть моих воинов ушла ещё по льду с Чарджи на Унжу и в Кострому. Прошлым летом пришлось создавать новые гарнизоны на Казанке и в Свияжске. Надо было укреплять погосты на Илети, Аише и Вятке. Двинские дела мои никуда не делись…
У Саморода — часть людей побили, части ветеранов он… не доверяет. Да и вообще, собирать ополчение когда земля подсыхает и вот-вот пахать…
В здешних местностях почва высыхает куда быстрее, чем смоленские да новгородские суглинки да супеси. Упустишь три-четыре дня оптимума сева — получишь «слёзы». Сперва — редкими тощими всходами на полях, потом, зимой — потоками в голодных селениях.
Взбесившиеся карты могут себе позволить сорвать посевную, для них война — вопрос существования. Ну, и воля богов, конечно. А мне всех выживших придётся кормить. Если эти придурки-фанатики разбегутся — они сорвут сев по всей стране, они будут жечь и грабить все мирные поселения. Во имя своей «великой берёзы». И, конечно, потому что им тоже кушать хочется. Боги-то — волю свою им донесли. А пайки продуктовые — нет.