В любом случае не ей открывать кому-то глаза.
Местные весьма упёрты и даже агрессивны, когда дело касается их верований. И злы: на Сестёр, Брата, друг друга, пустышек и всякого, кто живёт «по ту сторону забора». В общем, всё как всегда.
Айк же был молод, своеволен и, если честно, несколько глуповат. И, конечно, как и все элорги, излишне чувствителен. Он жалел Киру. Возможно, даже слегка влюбился в живую оболочку и придумал для её внезапного одушевления какую-то свою божественную теорию — оправдание, лишь бы ни в чём не признаваться старшим.
Айк бы никогда не помог Кире сбежать, но порой предпринимал попытки убедить, что со временем её судьба прояснится, предназначение откроется, и путь расстелется под ногами.
Неужели вот он, этот путь? Прямиком на плаху?
На самом деле Кира понятия не имела, как тут казнят, но воображение рисовало что-то жуткое и кровавое. Хотя, скорее всего, и в этой сфере задействована магия. Разве не наказаниями занимаются разящие?
Так или иначе, нужно молчать. До последнего. Вдруг истории про остров — всего лишь сказки для доверчивых детишек, и никакой защиты от посторонних там нет. Тогда появится шанс побольше узнать и о храме, и о жрецах, и о пустышках, и о подчинении. Из первых рук, так сказать.
Хмурый взгляд Покуса жёг кожу, но Кира не шелохнулась, не посмотрела на него. Так и пялилась в стенку, хотя глаза щипало, и очень хотелось смежить веки.
— Глянуть бы, что у тебя внутри, — внезапно пробормотал эсарни, и желудок скрутило. — Такая живая и такая мёртвая.
Да уж, хоть и родился летуном, а мозг учёного.
Покус резко метнулся вперёд и впился в щёки Киры жёсткими пальцами. Приблизил лицо вплотную, принюхался, уставился в глаза.
«Тихо… тихо…»
Только бы тело не подвело, только бы губы не задрожали.
— Рано тебя забирают, — сквозь зубы процедил летун. — Кто ж знал…
И вдруг захотелось, чтобы срединные жрецы явились побыстрее. Пусть хоть на остров увезут, хоть к чёрту на кулички — подальше бы от этого психа. Кира впервые осталась с ним наедине и поразилась злобе, плескавшейся в раскосых глазах.
Дверь распахнулась, впуская в переднюю свет и влажный воздух, и Покус отпрянул. Кира заметила, как он вытер руку о штаны, будто испачкался, прикоснувшись к ней. Откуда что взялось? Раньше же не было. Или это она, погрязшая в жалости к себе и в попытках не раскрыться, ничего не видела дальше собственного носа?
— Подъезжают, — доложил Крес, с подозрением оглядывая собрата. — Выводи.
И Киру вытолкнули под дождь.
Глава 2Бронзовое войско
Садиться в короб не хотелось.
Кире уже довелось прокатиться в этом парящем над землёй кубе с окнами, но тогда рядом был восьмой отряд, не друзья, но уже привычные лица, а вокруг — один из огромных городов Сарнии, монохромный, но живой и суетливый. Удивительным образом сочетающий в себе признаки фантастических антиутопий, современной Земли с её стеклянными небоскрёбами и волшебных сказок, наполненных магией и приключениями.
Теперь же ей предстоял полёт над водой с единственным попутчиком — жрецом срединного храма.
Он ждал внутри. Сквозь испещрённое каплями воды стекло виднелся размытый силуэт, напряжённо застывший на сиденье. Каким он окажется? Ещё более не похожим на человека, чем все, кто встречался Кире до сих пор? Или наоборот — понятным и близким? Заметит ли жрец изменения в пустышке? Прочтёт ли страх в её глазах?
Голова разрывалась от мыслей и боли, и казалось, будто вены на висках под узорами пульсируют столь отчётливо, что только слепой не увидит. Но летуны глядели на Киру без всякого выражения. Покус распахнул дверь короба и жестом велел ей забираться внутрь. Затем все трое отступили на полшага и замерли, ожидая чего-то.
Кира затаила дыхание.
Закутанный в балахон жрец напротив неё пошевелился, и из-под вороха ткани медленно выползла рука. Бледная, почти белая, с тёмными струйками жил, что извивались и разветвлялись — словно чернила пролили, и те потекли сразу во все стороны. Жрец высунул конечность на улицу и волновым движением раскрыл ладонь. По узловатым пальцам с жёлтыми ногтями застучали капли.
Но как ни косила Кира глаза, как ни приглядывалась, так и не сумела увидеть, что опустил Покус в эту бледную ладонь — слишком быстро пальцы сжались, и рука вновь скрылась под балахоном.
Неестественно быстро, будто и не было ничего.
Значит, всё-таки предмет.
Кира с трудом сдержала взволнованный вздох.
Ключ к её свободе не в заклинаниях и ритуалах, а в неком предмете, и его только что передали жрецу. Не то чтобы она собиралась наброситься на него по дороге к храму, но с чем-то материальным дело иметь всегда проще. Когда речь о материальном, всегда есть шанс…
Дверь захлопнулась, отсекая шум дождя и ветра, и короб погрузился в тишину, особенно пугающую на фоне начавшегося за окном движения.
Тронулись.
«Не глазеть. Не думать. Отключиться».
Лучше всего сейчас было бы уснуть, но вдруг кошмар? Вряд ли оболочкам хоть что-то снится. Или ещё хуже: вдруг Кира решит поболтать во сне? В прошлой жизни такое случалось. Оставалось только сидеть, пялиться в одну точку — едва заметную царапину на спинке сиденья слева от жреца — и молиться, чтобы не произошло ничего экстраординарного.
С летунами было проще. Им бы и в голову не пришло, будто пустышку можно наполнить содержимым. Но жрец… жрец — совсем другое дело. Ему наверняка известно куда больше, чем простым смертным. Он насмотрелся на оболочки, и любое отклонение от привычного поведения вызовет вопросы. Хорошо ещё, если он решит их задать, а не прибьёт без разговоров.
В общем, Кира боялась. Тело с каждым днём всё явственнее отдавалось во власть её души, и казалось, вскоре от автоматических действий пустышки ничего не останется. Придётся самой контролировать каждый мускул, каждую непроизвольную реакцию. Очень вовремя — как раз когда её забирают в храм. Конечно, там появится шанс понаблюдать за себе подобными, и…
Вдруг Кира не единственная переселённая душа?
— Твоё имя?
Всё же изначальные рефлексы тела ещё не до конца испарились, иначе она бы наверняка вздрогнула от этого жуткого шёпота. Словно треск жухлой листвы под ногами.
«Не глазеть. Не думать».
— Айрэ.
Собственный голос звучал не лучше. Из-за долгого молчания из горла вырвался лишь невразумительный сип. Надо откашляться и повторить? Это нормально для оболочки?
Пока Кира терзалась сомнениями, жрец решил её проблему. Тьма под балахоном всколыхнулась, и на свет вновь выскользнула рука, бледной молнией метнувшись к лицу Киры и накрыв его растопыренной ладонью. Она моргнула. Ресницы мазнули по жестким пальцам.
— Твоё имя? — повторил жрец.
— Айрэ.
Слово ничего не значило. Совершенно. Если верить Айку, оно лишь указывало, что пустышка родилась в семье элоргов, и те захотели её отметить. Иначе бы девочку нарекли уже в храме одним из таких же ничего не значащих, только островных имён. Просто для… распознавания, наверное.
Пальцы жреца впивались в кожу, ладонь больно давила на нос.
— Настоящее. Имя.
В этот миг не то чтобы внутри что-то щёлкнуло, нет. И не было ощущения, будто кто-то копается в голове, выцарапывая мысли и воспоминания. Но какие-то изменения явно произошли. Кира захотела вспомнить. Даже то, чего помнить в принципе не могла в силу давности событий.
Первый и на самом деле очень болезненный шаг.
Первое невнятное слово.
Первые куклы, санки, коньки, книги, компьютер, телефон, поцелуй, алкоголь, прыжок с парашютом, секс, расставание, путешествие по Европе, диплом, работа, жизнь…
«…можно я у Катьки переночую?»
«…дорогой Дедушка Мороз…»
«…через час уже вставать, так что заткнитесь…»
«…больше никогда и ни за что…»
«…рейс опять задерживают…»
«…ну и катись к своей дуре…»
«…мам, я соскучилась…»
Всё это не обрушилось скопом, а словно обволакивало, затягивало в омут, накрывало мягким тёплым облаком, из которого так не хотелось выныривать. Казалось, ещё секунда, две, три — и получится всё вернуть, прожить заново, не важно, хорошее или плохое, и остаться там.
А потом жрец отдёрнул руку, и наваждение схлынуло.
Моргнув, Кира увидела всё тот же тускло освещённый короб, мокрые окна, проплывающие мимо виды острова.
И клубящуюся тьму под капюшоном жреца.
— Ки. Ра, — раздельно произнёс он. — Ки. Ра. Хорошо. Правильно. Забудь про Айрэ. Когда спросят, назовёшь настоящее.
Её так заворожил шелестящий голос, что мозг не сразу воспринял услышанное.
А когда до Киры дошло…
Мыслей не было. Ни одной. Как и вполне ожидаемой паники. На тело вдруг навалилась усталость всех шести напряжённых месяцев в новом мире, и Кира сгорбилась под её тяжестью, обмякла, спрятав лицо в ладонях.
Повисло молчание.
Жрец, похоже, не собирался ни убивать её, ни продолжать разговор, ни как-то пояснять своё высказывание.
— Кто спросит? — глухо пробормотала Кира, не поднимая головы и, если честно, не рассчитывая на ответ.
— Они.
В следующий миг короб содрогнулся.
Кира упёрлась руками в стенки, пытаясь удержаться на месте, и даже поставила ногу на переднее сиденье — так сильно трясло. А жрецу хоть бы что. Казалось, он и не сидит вовсе, а парит над диванчиком, каждым движением тела повторяя кульбиты транспорта.
— Чт-то это?
Она попыталась выглянуть в окно, но ничего толком не разглядела. Дождь, снова дождь, и что-то алое мелькает мимо раз в несколько секунд. Но одно Кира поняла точно: земля осталась далеко внизу.
Они, конечно, и должны были лететь над морем, однако явно не с такой скоростью и не на такой высоте. Короб в принципе не способен подняться выше, чем на метр, а теперь же уверенно возносился прямо к грозовым облакам.
Не сам.
Это алое… чем бы оно ни было, цеплялось за металлический корпус с противным скрежетом. Порой короб выскальзывал, и внутренности Киры сводило от ощущения свободного падения, которое обрывалось столь же резко, когда захватчик вновь подхватывал груз.