Тянут рыбаки на море свои сети, а в это время в воздухе над этим местом баражируют, то есть кружат, советские самолеты, не подпускают фашистов к рыбацким лодкам.
Приметили в Севастополе: если над морем у Качи, у Херсонеса, у Балаклавы висят самолеты, значит, там рыбаки, значит, будет в городе свежая рыба – рыба нелегкого севастопольского улова.
Вещественное доказательство
Севастополь – удивительный город. Рядом идет война. Каждый день бомбят фашисты, обстреливают город, а город не только воюет – работает, учится. Даже, как в мирные дни, улицы подметают в городе. На бульварах цветы высаживают.
– Цветы? Подождут цветы!
– Нет! – отвечают в городе.
Апрель. Зацвело, зазеленело кругом в Севастополе. Затрепетало весной и нежностью.
Дивизионный комиссар Иван Филиппович Чухнов – член Военного совета Приморской армии – в один из весенних дней 1942 года выехал к бойцам на передовую. Приехал. А тут авиационный налет. Отбомбились фашисты, а затем полетели с неба листовки. Сбрасывали фашисты такие листовки на наши передовые позиции и раньше. Чего они в них только не писали!
«Севастополь снесен с лица земли», – читает комиссар Чухнов в одной из листовок. «Севастополь пуст и мертв», – читает в другой листовке. «Защищать в Севастополе больше некого», – читает комиссар в третьей. Врали фашисты в своих листовках. Пытались на наших солдат воздействовать.
Посмотрел Чухнов на листовки. Повертел их и так и этак. Покачал головой. Про себя ругнулся. Потом посмотрел на солдат. Ожидает, что же солдаты скажут.
– Бросают, – сказали солдаты.
– Читаем, – сказали солдаты.
– Брехня! – заявили солдаты.
Засмеялся Чухнов:
– Брехня?
– Так точно, товарищ дивизионный комиссар. Как же так: «Защищать в Севастополе больше некого», как же так: «Севастополь мертв»? А у нас вот другие данные.
И тут же один из солдат к Чухнову:
– Товарищ дивизионный комиссар, просим вас на минуту зайти к нам в землянку.
Направился Чухнов к землянке. Пригнулся слегка при входе. Перешагнул порог. Выпрямился. Глянул. Да так и застыл у порога. В землянке на простом, сколоченном из досок столе стояла большая орудийная гильза.
А в гильзе… А в гильзе… В гильзе стояли цветы. Розы. Майские. Пышные. Алые.
– Розы, – проговорил комиссар. Подошел. Все как-то не веря, что это розы, потрогал, понюхал. – Розы!
– Из Севастополя, – кто-то сказал из солдат.
– С Приморского бульвара, – сказал, уточнив, второй.
– От наших шефов, – добавил третий.
Оказалось, что шефы – девушки, комсомолки из севастопольской пошивочной мастерской.
Посмотрел Чухнов еще раз на розы:
– Значит, жив, не разбит Севастополь. Доказательство, вижу, у вас убедительное.
– Вещественное, – кто-то сказал из бойцов.
«Крокодил»
Откуда ее раздобыли – толком никто не знал. Одни уверяли: было это еще до Крыма. Другие: уже в Крыму. Мол, подобрали на крымских дорогах. Лежала она на боку в кювете. Оттуда сюда в Севастополь и притащили машину волоком.
Автомашина марки «ЗИС-101» была не частым в те годы явлением. Лучшей считалась маркой. Мотор у машины мощный. Кузов вместительный, длинный. Отличный ход. Отремонтировали, восстановили черноморцы автомашину. Маскировочной краской покрыли – в зеленый и черный цвета.
Как крокодил, получилась на вид машина. «Крокодилом» ее и прозвали.
Попал «крокодил» в бригаду морских пехотинцев к полковнику Евгению Ивановичу Жидилову. Стал он затем генералом.
Не знал усталости «крокодил». Носился по батальонам, по ротам, то в штаб, то из штаба, то к начальству, то от начальства, то в Севастополь в тыловые части бригады, то на командный пункт.
Привык «крокодил» к бригаде. И в бригаде как свой пришелся. Полюбили его солдаты:
– Привет, «крокодил»!
– Как дела, «крокодил»?
– Что там нового слышно в штабе?
Оказалась машина на редкость выносливой. А главное, был «крокодил» удачливым. Фашистские самолеты за ним гонялись. Открывали огонь фашистские минометчики. Не вспомнишь здесь всех историй. Как-то зимой застрял «крокодил» в снегу. Сразу же появился фашистский летчик. Не уйдешь, «крокодил»! В руках «крокодил»! Стал летчик делать над машиной боевые заходы, бросал бомбы, входил в пике. Патроны все до единого расстрелял. Цел «крокодил», как новенький. Хоть бы одна царапина!
Затем, по весне, снова застрял «крокодил». Распутица. Буксует машина. Ни с места! Схватила колеса весенняя хлябь. Взяла машину в прицел фашистская артиллерия. Открыли пушки по ней огонь. Укрылись Жидилов и шофер рядом в глубоком окопе. Машина, словно на полигоне, стоит на открытом месте.
Солдаты, что были в окопе, считают взрывы. Считает шофер. Считает и сам Жидилов. Десять, двадцать, сорок, сорок четыре. Сорок четыре снаряда – и все в «крокодила». Прощай, боевой товарищ!
Стих огонь. Поднялись бойцы из окопа. Смотрят – глазам не верят. Цел, невредим «крокодил» – хоть бы одна занозина!
Бывало, конечно, всякое. Война есть война. Боец есть боец. И «крокодил» получал ранения. Ходил в «повязках», ложился в «госпиталь». Вновь автомобильные мастера возвращали машину к жизни.
Честно нес службу свою «крокодил». Как равный в строю отважных.
Не стало его случайно. Погиб от фашистской бомбы. Стоял у штаба. Дремал без дела. Ударила бомба прямым попаданием. Был «крокодил» – и нет.
Не скоро забыли бойцы машину. Часто вспоминали отважный «ЗИС-101». Так и во всем бывает. Честно прошел по жизни – долго хранится след.
Улица Пьянзина
Июнь 1942 года. Фашисты начали новое, третье по счету, самое мощное наступление на Севастополь.
Свой главный удар враги направили на северную часть города.
Днем и ночью здесь грохотали пушки. Не щадили фашисты своих солдат.
На одном из участков фашистского наступления, у станции Мекензиевые Горы, в обороне стояли артиллеристы-зенитчики под командованием старшего лейтенанта Ивана Семеновича Пьянзина. На них и на их соседей по обороне и обрушился грозный удар врага.
Не пробилась сюда пехота. Бросили фашисты в наступление танки и самолеты.
– Земля! – кричал Пьянзин.
Это значило: атакуют зенитчиков танки. Опускали пушечные стволы зенитчики. Начинали стрелять по танкам.
– Воздух! – кричал Пьянзин.
Поднимали в небо стволы зенитчики, отражали атаки фашистских самолетов.
– Земля!
– Воздух!
– Земля!
– Воздух!
– Земля!
– Воздух!
Несколько дней не утихали эти команды над полем боя.
Артиллеристы сражались до тех пор, пока хватило сил и снарядов.
Выходили из строя пушки.
Таяли люди на батарее.
Осталось восемь бойцов.
Осталось шесть.
Враги обошли батарею. Замкнули кольцо вокруг зенитчиков.
Живым на батарее остался один лишь Пьянзин. Он был ранен, но из автомата отстреливался от врагов.
Все ближе, ближе к нему фашисты.
Где же та сила, чтобы ударить опять по фашистам?!
Есть эта сила.
Схватил Пьянзин микрофон от рации. Полетели в эфир слова:
– Прошу открыть огонь… Прошу открыть огонь… Мои координаты… Мои координаты…
Взревели советские пушки. Накрыли огнем фашистов.
Прошли годы. Будешь в городе Севастополе – памяти Пьянзина поклонись.
«Карл» и «Дора»
Рвутся фашисты к городу. Обрушили на Севастополь горы огня и стали.
Отбомбились, отстрелялись, отшвырялись огнем фашисты. Выпал крохотный перерыв. Подняли солдаты головы. Глянули из окопа. Что-то лежит огромное.
– Так это снаряд, братишки!
Действительно, перед окопом лежал неразорвавшийся фашистский снаряд. Такого солдаты еще не видели. Два метра длина снаряда. Поднять пытались его солдаты. Кряхтели. Потели. Лежит, не сдвинулся.
Прибыли специалисты. Осмотрели. Измерили.
– Все ясно, – бойцам сказали.
– Что ясно?!
– Это снаряд от гаубицы «Карл», – объясняют солдатам специалисты. – Больше тонны весит такой снаряд.
– Больше тонны! – поражались солдаты. – Вот бы такой бабахнул!
Уехали специалисты.
Прибыл вскоре к солдатам в окоп дружок-артиллерист из соседней части. Рассказали ему солдаты про снаряд и про «Карла».
– Вот бы такой бабахнул!
– Ах, «Карл»? – усмехнулся артиллерист. – Это еще игрушка.
– Вот так игрушка, – смутились солдаты.
Рассказал сосед, что, помимо «Карла», собираются фашисты привезти в Крым, сюда под Севастополь, и огромную пушку «Дору».
– Ствол у «Доры» длиной в тридцать метров, – объясняет артиллерист.
– Батюшки – тридцать метров!
– Лафет достигает высоты трехэтажного дома.
– Трехэтажного дома!
– У орудия – пятьсот человек прислуги.
– Пятьсот человек прислуги!
– Вот это да-а! – вырвался общий вздох.
Прошла минута первого изумления. Подивились солдаты, узнав про «Дору». И тут же солдатский вывод:
– Значит, несладко, видать, фашистам.
Кто-то сказал серьезно:
– Не помогут фашистам ни «Карл», ни «Дора». Кто-то сказал с улыбкой:
– Плакали «Карл» и «Дора».
Кто-то сказал уверенно:
– А все же наша возьмет над фашистами. Нам отмечать победу!
– Верно, – соглашается артиллерист.
Так и случилось оно потом. Только не сразу. Не в это время.
Три танка
Места под Севастополем неровные, каменистые. Даже от танка укрыться можно. Стань за скалу, спрыгни в овраг – ты и не виден танку.
Приметил это ефрейтор Линник. Бросил друзьям:
– Танк подорву. На уду поймаю.
– Как – на уду?! – поразились друзья. – Танк не карась, не жерех.
– Жерех! – смеется Линник. – Поймаю, – твердит друзьям. – Даже насадку уже имею.
И правда, поймал на «насадку» ефрейтор Линник фашистский танк. Противотанковой миной была «насадка».
Привязал Линник к мине длинную веревку. Уложил мину на участке, где предполагалась атака фашистских танков. Протянул веревку к большому камню. Улегся за камень, держит в руках веревку.