Обратный отсчет для Пальмиры — страница 9 из 32

– Держали, – уныло кивнул Котов. – Я как подумаю, что они прорвались бы этой толпой к тому самому пульту дистанционного управления минными заграждениями. И взлетело бы в воздух все это историческое великолепие и половина поселка.

– Ладно. – Сидорин повернул голову к Ивлиеву: – Что нашли ваши ребята?

– Ну, еще не все. Мы пока прокладываем основные тропы к месту, где проходила вторая группа. Часть тел уже вытащили.

– Мы все осмотрели, – быстро добавил Котов. – Никаких карт или схем, вообще ничего. Подозреваю, что в составе группы были люди, которые визуально знали место расположения пульта, если они шли к нему, конечно.

– Возражаю, – отрицательно покачал головой сапер. – Не могли они ничего визуально помнить. Там по памяти невозможно пройти. Никакой общей картины минирования, просто выбирали места, где удобнее мину поставить, вот и ставили. Да и факт, что несколько человек подорвались на собственных минах, говорит о том же. Должна быть карта. А те, кто шел, ее уже не имели. Наверное, она у тех, кто погиб первыми.

– У тех, кого вот он, – кивнул Сидорин в сторону Котова, – пожег огнеметами на подходе.

Ивлиев с сожалеющей улыбкой посмотрел на спецназовца, потом вскинул руку к козырьку, отдавая честь, и ушел к своим подчиненным. Котов продолжал топтаться возле начальства. Сидорин поднялся на ноги, взял его за локоть и повел в сторону дома, который местные власти выделили им под штаб специальных операций.

– Ты меня, старика, прости, что ворчу часто, – заговорил он. – Но и ты меня пойми.

– Да ладно, Михаил Николаевич, – засмеялся Котов. – Чего это вы? И в старики рановато себя записываете. Вам ведь еще и пятидесяти нет.

– Все ты знаешь, – хмыкнул Сидорин. – Ну, тогда сюрприз тебе. Сирийцы, когда у тебя там началась под утро заварушка, сцапали одного человека, который явно пытался убраться из поселка. Ты скажешь, что, мол, испугался, что боевики снова отобьют Пальмиру, начнут казнить всех, кто помогал войскам Асада? Так нет, некоторые из жителей поселка, кто оставался в нем и во время оккупации, подтвердили, что в доме этого человека жили важные фигуры. И чего ему бояться возвращения террористов? Думаешь, он плохо их кормил и боится возмездия?

– Где он сейчас? – оживился Котов.

– Я тебя туда и веду. Он у нас, конечно.

Окликнув одного из своих спецназовцев, чтобы тот нашел лейтенанта Зимина, капитан взбежал по ступеням на обширную веранду с колоннами, подпирающими балкон, а оттуда они с Сидориным прошли в большую комнату, некогда служившую хозяевам чем-то вроде гостиной. Тут стоял низкий столик, возле стен лежало множество ковров и подушек, в углу на небольшой тумбе виднелся накрытый платком кальян. Правда, у окна кто-то поставил стол, явно не уместный в интерьере сирийского провинциального жилища. На стуле посреди комнаты сидел старик в длинной рубахе и выцветшей безрукавке.

– Вот он, красавчик, – кивнул на сирийца полковник и жестом руки велел двум солдатам выйти. – Хорошо держится, правда. Ни страха, ни смятения в глазах. А ночью пытался удрать.

Вошедший Зимин доложил Сидорину о прибытии. Выслушал задание, поглядывая на задержанного, потом снял с головы мягкую камуфляжную фуражку, задумчиво стал приглаживать свои светлые волосы.

– Как вас зовут? – спросил он старика по-арабски.

– Казим, – односложно ответил сириец.

– Зачем вы хотели убежать из поселка этой ночью, когда на севере начался бой?

– Потому и хотел убежать, думая, что война снова вернулась в наши жилища, – неторопливо и рассудительно ответил старик.

– Но в прошлый раз, когда эта местность была захвачена боевиками, вы ведь не покинули своего дома?

– Я просто не успел.

Зимин растерянно перевел Сидорину свой разговор с сирийцем. Полковник сказал, что не надо давить на старика, нечего его стыдить и обвинять в трусости или еще в чем-то. Надо попытаться разговорить его и выяснить, что здесь происходило раньше. За последние полгода.

– Скажите, Казим, – пододвинув стул и садясь рядом с сирийцем, спросил переводчик, – кто жил в вашем доме в то время, когда тут находились силы вооруженной оппозиции существующей власти?

– Я не сделал ничего плохого существующей власти, – нахмурился старик.

– А мы вас ни в чем и не обвиняем, – заверил его Зимин, – да и не имеем права обвинять. Мы тут чужие, пришли помочь вашему президенту разгромить террористов. Вы видите, Казим, что с нашим приходом по просьбе вашего президента война покатилась дальше на восток и на север. Скоро наступит мир! Мир, но, для того чтобы он наступил, надо помочь и нам, и президенту Асаду. Меньше жизней должна унести война, меньше жен оставить вдовами, меньше матерей и сестер лишить близких. Вы согласны со мной?

– Да, от войны устали все, – ответил старик со вздохом. – Я не понимаю, что вы от меня хотите.

– Я хочу, чтобы вы поверили, что зло больше не вернется в ваши дома, что порядок и закон в стране теперь надолго. Сегодня ночью вооруженные до зубов головорезы пытались пробиться в Пальмиру, но они все уничтожены. Уже завтра вы сможете посмотреть, сколько там тел погибших. Никто больше не придет к вам с кровью и огнем.

– Да, вы сильны, – кивнул старик. – Народ вам верит, вы привозите и раздаете еду, вы даете детям сладости.

– Вот и хорошо, что нам верят, поверьте и вы, Казим. И скажите еще, кто те люди, что больше года жили в вашем доме, пока тут хозяйничали бандиты и убийцы?

– Это плохой человек, – ответил старик так неожиданно и откровенно, что Зимин, с трудом скрывая свою радость, стал торопливо переводить Котову и Сидорину слова сирийца. – Его многие тут боялись, хотя он и не был большим начальником. Да и начальники его боялись. Он не любит наше прошлое, вообще никого и ничего не любит. Он – разрушитель, настоящий фанатик.

– Разрушитель? Что это значит?

– Это значит, что все разрушенное из памятников древней истории разрушено им и по его приказу.

– Он приказывал уничтожать памятники истории?

– Да. Они часто сидели вечерами в моем доме, в этой же комнате, и обсуждали, что и как взорвут. Они хотели вообще стереть это место с лица земли. Вместе с людьми.

Котов не выдержал, схватил свой стул и, подсев к старику поближе, стал задавать вопросы, которые переводчику следовало переводить на арабский.

– Уважаемый Казим, вспомните, пожалуйста, что именно они планировали уничтожить вместе с людьми? Это очень важно.

Старик выслушал перевод Зимина, внимательно посмотрел на Котова и понимающе покивал, что-то шепча себе под нос, то ли молился, то ли слал проклятья врагам своего народа. Наконец он заговорил, глядя в сторону окна:

– Я понимаю, что ваши с собаками приедут и будут искать мины, но найти их очень трудно, хорошо прятали. Прятали так, чтобы вы не нашли, чтобы все тут огонь поглотил.

– Казим, все эти мины и взрывчатка подключены к одному выключателю, – стал объяснять Зимин, мысленно чертыхаясь, что не может точно по-арабски передать старику слишком специфические слова. – Это как включить свет во всем доме одним выключателем. Человек, что жил в вашем доме, придумал так. Надо всего лишь прийти в одно место, нажать, и все на многие сотни метров взлетит на воздух. Понимаете?

– Да, да, да! – закивал сириец. – Очень злой человек. Очень много горя от него по земле идет. Рядом с ним идет, следом по его шагам идет, его дыханием заражается.

– А как его звали, вы знаете?

Все в комнате замерли, когда Зимин перевел свой вопрос на русский. Даже Сидорин, при всей своей видимой флегматичности, отреагировал очень живо и возбужденно.

– Его зовут Сафир Джадазир, – ответил старик. – Назвав вам его имя, я могу умереть. Но это уже не важно. Вы правы, пришло время платить по долгам. Если смогу вам помочь, то я помогу.

Казим ушел в сопровождении сирийских спецназовцев, а Сидорин принялся мерить шагами большую комнату. Зимин немного растерянно смотрел на полковника, решив, что он что-то напортачил во время допроса.

– Ну, в общем-то все правильно, – как-то неопределенно проговорил Сидорин, остановившись перед переводчиком. – А скажи-ка мне, Олег, чего ты сиганул Мариам спасать? По минам, сломя голову.

– Так… – начал Зимин и запнулся от неожиданности. Он совсем не ждал такого поворота в их разговоре. – Я сейчас не смогу вам точно объяснить, но в целом все получилось на интуиции. Понимаете, Мариам разговаривала с той девушкой и могла получить какую-то ценную информацию. Потом, когда та распахнула куртку и я увидел на ней взрывчатку, размышлять было уже некогда. Командир с его позиции взрывчатку на девушке не видел, а кричать бесполезно – пока объяснишь, пока убедишь. Вот я и… самым простым способом…

– Вот, командир, – усмехнулся Сидорин, посмотрев на Котова, – как подчиненные о тебе заботятся. Твою девушку, рискуя жизнью, спасают.

– Я не думал в тот момент о Мариам как о девушке своего командира, – срывающимся от волнения голосом заявил Зимин.

– Это я к слову, – отмахнулся Сидорин. – К слову о том, что вот такие привязанности делают нас на войне слабыми. Слабыми и уязвимыми. Чем меньше их, тем человек свободнее распоряжается самим собой. Эх, молодежь, молодежь, что с вами поделаешь! Ну да ладно. Давайте о делах более насущных.

– Вам знакомо это имя – Сафир Джадазир? – спросил Котов, обрадовавшись, что полковник сменил тему разговора.

– Да, кое-что на него есть. Месяца два назад я впервые услышал это имя от сирийских контрразведчиков. Странная личность, непонятная.

– Кто он в иерархии террористической организации?

– И это непонятно. Джадазир не стоял у истоков создания ИГИЛ, он появился в поле зрения разведки всего с полгода назад. Выходец из восточных регионов Сирии, этнически в нем намешано крови со всего Востока. Дальние родственники, как удалось установить сирийцам, есть и в Ираке, и в Иране, и в Йемене. Даже в Ливии.

– И он ни с кем не поддерживает связь? – догадался Котов.

– Никаких контактов. Да и родственные связи тут не близкие. Нет ни братьев, ни сестер. Родители умерли, и все его родственники, по нашим понятиям, сводятся к двоюродным и троюродным. Но не это интересно. Непонятна его террористическая деятельность. Я бы сказал так, что его участие в минировании исторических и культурных памятников, стоящих на учете в ЮНЕСКО, – это несколько неожиданно. Он слывет идейным борцом, которому чужды политические воззрения и амбиции. Если послушать свидетелей, то получается, что он – сторонник создания огромного и могущественного исламского государства, строящегося и живущего по законам шариата