— Не уверен, — отозвался Плетнёв. Боится. Точнее, боялся в детстве. А сейчас привык засыпать при свете ночника, так что и не скажешь, сохранился ли детский страх.
— Придётся потерпеть. Всё, приготовься.
Он подошёл к одной из ячеек холодильника, и… резко повернул ручку, потянул на себя. Плетнёв невольно отвёл взгляд и задержал дыхание. Хоть и не пахнет здесь ничем неприятным, внутри холодильника всё может быть иначе.
Травматург закрыл дверцу. Постоял, вновь открыл (Плетнёву померещилась непроницаемая тьма там, за дверцей). Покачал головой, вновь закрыл. И снова открыл.
— Готово, — сказал Травматург. — Быстро, залезай и ползи вперёд! Не кривись — там чисто, и ничем не пахнет. Живо!
Это подействовало. Плетнёв не сразу решился влезть — и даже не очень удивился тому, что внутри ячейки холодильника темно и вовсе не холодно. И зачем тут прятаться? Ведь всё равно найдут!
— Замри, закрой глаза и жди моей команды, — послышалось позади. А потом что-то щёлкнуло, раздался протяжный металлический скрежет… и наступила тишина.
— Я позади тебя, — услышал Плетнёв. — Ползи вперёд. Это не очень далеко. Как доползёшь до выхода, замри и жди меня.
Плетнёву показалось, что он полз несколько лет. И руки, и ноги уже не слушались. Но вот нашлись силы подождать Травматурга. Тот жестом велел прижаться к стене, и коснулся кончиками пальцев дверцы. Она тотчас отворилась. В лицо ударил яркий свет.
— Постарайся развернуться и вылезай. Пол на расстоянии полуметра, выйдешь — сразу отходи в сторону и жди меня. Пошёл!
Полуметра? Да его вообще не видно! Плетнёв не успел толком осознать, что происходит: увидел только, что его ноги принялись удлиняться, утончаться, и с огромной скоростью понеслись вниз, во тьму. А потом словно кто-то поймал его за ноги — обхватил, опрокинул, потянул туда же. Плетнёву захотелось закричать от страха, но не сумел, подавился криком. А ноги тем временем принялись сокращаться, укорачиваться — столь же стремительно. Плетнёв закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
Под ногами возникла прочная опора. И никакого удара, ничего такого. Плетнёв открыл глаза — понял, что вокруг светло, и что потолок где-то наверху, в невообразимой дали. Даже удивиться не успел: вокруг всё плыло — ничто не стояло ровно, по всему шла рябь. И снова закрыл глаза. Позади щёлкнуло, и — кто-то спрыгнул на пол, судя по звукам.
— Что случилось? — голос Травматурга. — Что ты видишь?
— Всё плывёт, — сумел ответить Плетнёв. — Как будто волны.
— Понятно. Могло быть хуже. Закрой глаза, мы уже почти добрались. Сейчас я протяну тебе локоть — хватайся. Правой рукой. О, и вы уже здесь! Отлично! Помогите ему дойти.
— Что такое? — низкий, приятный женский голос. Захотелось открыть глаза… но Плетнёв сумел себя перебороть.
— Похоже, поймал Алису, — голос Травматурга. — Вадим, бери меня за локоть. Вот так. Старайся не падать, иди медленно. Тебя сейчас возьмут за левую руку, не пугайся.
Прикосновение оказалось мягким и приятным.
— Ничего страшного, это скоро пройдёт, — тот же голос. — Молодцы, что сумели пробиться. Так… иди осторожно, тут ступенька, перешагивай. Вот так. И ещё немного…
Щелчок, слабый скрип. Другое ощущение пространства вокруг, другие запахи.
— Всё, сейчас я тебя отпущу. Позади тебя кресло, осторожно садись и медленно открой глаза. Вот так, молодец.
Такое странное произношение, успел подумать Плетнёв. Вроде бы всё верно, но чувствую, что русский — не родной для неё язык. Он попробовал открыть глаза, но веки стремительно тяжелели, накатывала слабость — но теперь несла не дурноту и ужас, а спокойствие и тепло.
— Устал, бедняга, — успел ещё услышать Плетнёв, а потом тьма сомкнулась над последними искорками сознания.
День 43Кысь
Проснулся — словно включился. Плетнёв открыл глаза, и понял: не дома. Отчего-то первые несколько секунд воспоминания о безумном недавнем дне показались всего лишь странным и жутким сном. Но вот открыл глаза, и понял — где угодно, только не дома. Незнакомая комната. И похожа, если уж начистоту, на больничную палату.
Плетнёв уселся в постели и протёр глаза. Хм… На нём, простите за подробности, не его нижнее бельё. Другое. И кто, простите, раздевал и всё такое? Ни единого воспоминания.
— Где я? — услышал он свой голос. И почти сразу же щелчок — на дальней стороне стены по левую руку возник из ниоткуда дверной косяк, и отворилась дверь. И внутрь вошёл… Травматург. Всё тот же — седовласый, улыбчивый, с ехидным прищуром. Но на этот раз не в нелепом плаще странного покроя, а в совершенно повседневной одежде — джинсы, спортивные туфли, рубашка и свитер.
— Мы в убежище, — сказал он просто. — Ты проспал четырнадцать часов. В том углу есть дверь — увидишь, когда подойдёшь. Приводи себя в порядок, и через пятнадцать минут выходи. Надень вот это, — протянул Плетнёву предмет, напоминающий наручные часы на стальном браслете. — Налево, прямо по коридору до двери с надписью «Столовая». Запомнил?
Плетнёв послушно всё повторил.
— Там всё расскажем. — Травматург кивнул, и удалился. Щелчок — дверь закрывается, и тотчас дверной косяк и самый вид двери тают и пропадают. Вот это да!
— Знаешь, Сергеич, я вот первый раз обрадовался, что московские у нас это дело забрали. — Панкратов приехал не один, а с Варварой. И обе «секретные жены» сейчас общались между собой — в другой комнате. — Такой пистон всем вставили.
Уж да. Такого разноса кабинеты службы не видели уже давно. Когда стало ясно, в общих чертах, куда движется Пришвин, неожиданно последовал приказ: данные «Аргуса» передавать туда-то и туда-то, а новосибирская команда будет подстраховывать. Вот и подстраховали: Пришвина нет, Плетнёва нет, Груздеву видели поблизости от тех мест, где впоследствии появлялся Пришвин с «заложником», но — и её как след простыл. А самое главное — ну ничего особенного нет по тем адресам, написанным на листке бумаги в том злополучном баре «Солярис». Живут там самые обычные люди, всегда на виду, ничего секретного или хотя бы минимально подозрительного.
Пока что единственная зацепка — Галина Петренко, девушка Плетнёва. Но и её пока что нет — уехала на конференцию в Прагу. Скоро будет. И что толку? Куда могли деться два человека из запертой комнаты? Двое спецназовцев не смогли даже припомнить, что с ними случилось. Всё, что нашли — отпечатки пальцев Плетнёва. И всё.
Ах да, надпись губной помадой на столбе близ входа в подъезд, возле которого видели Плетнёва с неопознанным пожилым человеком. И не где-нибудь, а в Красино. Которое никаким боком не по дороге в Засолье. Надпись сообщала адрес морга в Засолье, плюс ещё два слова: «третья ячейка». Если речь о холодильнике морга — так внутри лежит тело неопознанного, выловленного в реке накануне. И что такого важного в этом теле?
— Личность этого, в третьей ячейке, установили? — поинтересовался Колосов.
— Бомж. Приятели его опознали. В миру — Федосеев Павел Олегович, шестьдесят второго. Заснул на берегу реки, сильно под градусом, свалился, и всё на этом. Его имущество уже доставили и изучили. Ничего там нет. Уже подняли всю его родословную, родственников и знакомых шерстим. Чую, Сергеич, зря это всё. Откуда эта Груздева могла знать, кто будет в третьей ячейке? Все странности в её жизни начались вчера. А до того — работа, компания друзей, дом. И так по кругу.
Колосов только головой покачал. И тут зазвонил мобильный.
— Да. Так точно, товарищ генерал. Есть. Так точно.
И отбой.
— Вот доложу генералу, что ты не встал по стойке «смирно»… — проворчал Панкратов. — Я так понимаю, нам приказано во всём этом разбираться? Отправлять людей по этим адресам?
— Отправляй. Там, поди, всё уже затоптали. И знаешь, что? Поручи-ка это Архипову. Может, что высмотрит. Все снимки, все оперативные материалы — нам. Что по Тормышеву?
— Охранников пока не нашли. Но есть следы — они, похоже, решили ограбить хозяина. Дай пару суток, Сергеич, и так не своими делами занимаемся.
— Ну так пни кого надо, чтобы занимались. Ладно. — Колосов поднялся на ноги. — Видно, и эта ночь будет бессонной. Выясни вот что: с чего вдруг то число было на бумаге. Груздева в игры не играет, о Шодан ей знать неоткуда. Но ведь написала число?
— Намёк понял, Сергеич, — покивал Панкратов. — Ты, главное, от генерала пока отбивайся. Теперь-то на нас все шишки падают.
— Обалдеть… — прошептал Плетнёв, когда появился в столовой. Там были все: Док, Профессор, Магна и Лаки. Ну и Травматург. — Вы — Лаки. — Плетнёв встретился взглядом с названной. Та улыбнулась и кивнула. — Вы — Док. Вы как двойник Храмова, да? Вы — Профессор, а вас… — он потерянно посмотрел на Магну. — Извините, не знаю.
— О ней не было в книгах, — пояснил Док. — Это Магна, прошу любить и жаловать. А вы…
— Плетнёв Вадим Сергеевич. Можно просто «Вадим». Наверное, бессмысленно спрашивать, где я?
— Бессмысленно, — согласился Док. — Садись, садись. Раз ты нас знаешь — подскажи, откуда.
— Книги читал, — признал Плетнёв. Стало как-то неуютно. — То есть что… там всё правда?
— Только имена, — поправила Лаки. — Долгая история. Пока ждём Шефа, предлагаю пообедать. Док, процедура обычная?
— Самая обычная. С тобой поговорит Шеф, — пояснил Док. — Последний шанс вернуться домой к простой и размеренной жизни. А там по итогам. Вон там, на столе — выбирай, что будешь есть.
Потрясающе. Кто бы ни готовил, каким-то образом точно угадал то, чем Плетнёв любит обедать. Ну, может, не каждый день именно так… Солянка, овощной салат и отбивная. С ума сойти!
— О делах не говорим, — пояснил Док. Все они дождались, когда вновь прибывший сел за стол рядом с ними. И только потом все остальные выбрали, чем будут обедать. А там было, из чего выбирать. Интересно, кто всё готовит? — Хотя бы потому, что у тебя пока нет допуска. Вильям сказал, ты неплохо держался.