Гавейн потрепал конька по холке. Тот недовольно заворчал и, повернув к наезднику голову, оскалил зубы. Смеется он, что ли?
Ну да, а кто б не смеялся? Взнуздать матерущего волка – это еще та шуточка. Но Файервинд сказала, что так надо. Необходимо, чтобы Фенрир с Гавейном притерлись друг к другу. Потому как главный их подвиг впереди, в финале.
Последние три дня они и притирались, как могли.
Понятно, что больше всего недовольство проявлял волчара. Рыцарю что? Какая разница, на чьей спине ездить. Он верхом на слонах и на верблюдах сражался А как‑то раз по велению Мерланиуса довелось и на живом драконе полетать. Фенрир же своими размерами вполне походил если не на чистокровного рысака, то на добрую кобылку. Ну а в скорости любому иноходцу фору даст.
Уговорить зверя подставить спину под седло оказалось делом хоть и хлопотным, но выполнимым. Сложнее всего было добиться, чтобы наведенное ведьмой заклятие Образа не распадалось несколько часов кряду. Это требовало большого расхода Силы. Впрочем, чародейка весьма надеялась, что успеет восполнить запасы маны к тому времени, когда они ей понадобятся.
Вроде пока все идет гладко. Никто ничего не заподозрил. Кроме, разумеется, «сородичей» Гавейнова жеребчика. Лошади остальных наездников испуганно сбились в кучку, чуя запах своего извечного врага.
Надо было бы натереть Фенрира конским навозом. Но крепыш и представлять себе не хотел, что случилось бы со смельчаком, решившимся проделать с волком подобную процедуру.
Шут подал знак, и скачки начались.
Уже в самом их начале рыцарь оставил позади всех конкурентов.
Кроме вендийца, упорно не желавшего уступать первенство.
Его чудо‑конь летел как на крыльях. Скорости ему, вероятно, придавал и страх перед следующим за ним по пятам зверем. Как бы то ни было, Гавейн неизменно видел перед собой хвост вендийского скакуна.
У бритта была слабая надежда, что противник, не знавший пути так, как он сам, непременно угодит в одну из колдобин, которыми славились куявские дороги. Так нет же! Непонятная сила помогла вендийцу преодолеть все рытвины и ухабы.
Не то, что остальным женихам.
У первой выбоины сверзился наземь ниппонец. Степь огласилась его гневным пронзительным свистом, от которого у крепыша заложило уши, а Фенрир так припустил с испугу, что едва‑едва не настиг вендийца.
«Тоже мне Соловей‑разбойник выискался!» – сплюнул в сердцах Гавейн.
На следующей ухабине не повезло одному из имперцев. Бородач не рассмотрел, кому именно. Вроде бы карфагенянину. Хотя, возможно, и галлу. Какие‑то они оба одинаковые, будто от одной матери родились.
Впереди уже замаячила гора.
Что‑то гридня не видать. А без жетона возвращаться негоже. Могут не поверить, что честно покрыл половину дистанции.
Как видно, той же проблемой озаботился и удачливый соперник. Вишь, как завертелся на месте. Будто волчок.
И тут по ушам снова ударил свист. На этот раз куда более мощный, чем недавно. Эх, задать бы «соловушке» по первое число. Да некогда.
Чертов гридень! Небось завалился по куявской привычке на послеобеденный сон и дрыхнет себе где‑нибудь под кустиком. Ему ничего, а женихи все нервы изведут. Вон вендийцу явно надоело играть в прятки. Развернул коня и спешно едет в обратном направлении. И еще орет благим матом:
– Индрик! Индрик!
Ну да, Индрикова гора, что ж еще?
– Беги! – закричал смуглокожий, видя, что бритт его не понимает. – Индрик‑зверь выходит!
Что за фигня? Какой еще такой зверь?
И почему вдруг присел к земле и скукожился его вол‑чара? А потом и сам повернул хвостом к горе?
Куда, куда собрался? А жетон?! Не‑ет, брат, шалишь! Поворачивай‑ка назад.
С усилием развернул Фенрира обратно.
Да и оторопел.
Гор‑то стало… две.
Нет. Вторая – это не гора вовсе. А что‑то непонятное.
Длинношеее, как африканский жираф. Но потолще и повыше раз этак в десять. Гигантские лапы, заканчивающиеся копытами. И морда, напоминающая… крокодилью. Только со слоновьими ушами. Налившиеся кровью глаза с ненавистью смотрят прямо на Гавейна. Из ноздрей валит огонь. А из полуоткрытой зубастой пасти торчат… человеческие руки и ноги.
Так вот какая судьба постигла горемыку‑гридня, догадался рыцарь, приметив, что руки оплетены сеткой кольчуги.
«Крокодил!» – пронеслось в голове крепыша.
И это слово было равно слову «смерть».
– Давай, выноси, родимый! – вне себя от страха дернул что есть моченьки бритт волка за уши.
Их сбивчивому рассказу киевляне конечно же не поверили.
– Какой такой индрик? – смеялся в усы князь Велимир. – Тот самый, который у нас всем зверям отец? Не может он из‑под земли выйти, не так ли, Вострец?
– Истинно речешь, государь‑батюшка, – кланяясь, косился на Гавейна шут и показывал рыцарю кулак. – Ибо не выдержит его тяжести мать сыра земля и настанет конец света. Померещилось гостям нашим. Право слово, померещилось с устатку‑то. Вот сейчас Лют вернется и все нам доложит.
Вскоре и впрямь прибыла сотня псов Господних. Злые и усталые воины ворчали, что гонялись почем зря за марой. Лют же за шкирку приволок того самого гридня с жетонами, который точно закемарил на боевом посту, пригретый последним осенним теплым солнышком.
– Вот видите? – развел руками властелин земли Куявской. – И нет никакого индрика. Да и быть не могло. Ибо обитает он на самом деле в Индей‑земле. А гору ту назвал давным‑давно еще пращур наш Рама‑богатырь в память о походе на Вендию.
– Сказывают, батюшка, что и впрямь у горы той блазни водятся, – встряла в разговор Светлана, решившая вступиться за опростоволосившегося милого. – Особливо под конец осени, ближе к Всесвятскому дню.
– Да? – удивился Велимир. – Тут без преосвященного не разберешься. Или без чарки…
Задумчиво посмотрел на пустой кубок, который послушная и любящая дочь тотчас наполнила до краев крепким стоялым медом. Государь выпил, крякнул и заплетающимся языком вопросил:
– Что, пр‑родолжм или от‑ложм дело до з‑завтра?
– Надобно бы заканчивать, надежа, – осторожно молвил Вострец, поощряемый энергичными кивками Светланы.
– Да, да, – закивали и бояре, которым страсть как не хотелось вставать еще и завтра спозаранку и снова торчать целый день рядом с гневливым повелителем.
Кто его знает, как дело обернется. Сегодня‑то князюшка уже раздобрел от выпитого. А с похмелья‑то всяко может статься.
– А ты к‑как, чад‑душко? – прищурил око Велимир на дочку.
– Воля, конечно, твоя, батюшка. Но уж больно любопытство берет. Сумеет ли кто до оконца моей светелки допрыгнуть или нет?
– Хм, л‑люб‑пытно‑о? – погрозил пальцем князь. – Зам‑муж нетер‑пца? Я ваш б‑бабий норов‑то зн‑наю… – Махнул рукой. – Дале, т‑так д‑дале…
Гавейн прикинул критическим взглядом высоту и почесал пятерней в затылке.
Нет. Что бы ни говорила Файервинд, а тридцать локтей в высоту – это серьезное препятствие. Даже верхом на волке его не одолеешь.
А вот вендиец, похоже, не печалится. Или тоже какой камень за пазухой придержал?
Расстелил на земле малый коврик и уселся на него, поджав ноги. Руки на груди сложил, глаза прикрыл и как будто молится. Молись, молись. Вдруг да кто из твоих трех с гаком миллионов богов и поможет.
Ба‑ба‑ба…
Рыцарь захлопал глазами, а потом и протер их для верности. Также наверняка поступили и почти все зрители.
Коврик с смуглым красавцем стал медленно, но верно отрываться от земли. Сначала на ладонь, потом на две ладони. Половину локтя, локоть, другой.
Вот он уже завис на уровне первого этажа княжеского терема…
– Сделай же что‑нибудь! – взвыл крепыш, дергая за рукав закусившую губу Файервинд.
Чародейка, вся бледная, только руками разводила. Вся Сила ушла на наведение заклятия Образа. Кто ж его знал, что вендиец владеет искусством левитации.
– Чего‑чего? – не понял бритт.
– Перемещения тела в пространстве! – пояснил умник Перси. – Типа летать умеет. Они там в Вендии и не такие штуки выделывают. Йоги хреновы!
Между тем ковер благополучно достиг уже второго этажа.
Княжна, до пояса высунувшись из своего окна, с ужасом наблюдала за неумолимо приближающейся к ней перспективой стать женой не того, кого выбрало ее сердце. Смириться с этим, понятное дело, она не могла.
Заметалась по горнице в поисках выхода. Глаза ее натыкались то на один, то на другой предмет, который вполне мог бы сгодиться в качестве оружия. Но ведь нельзя действовать так откровенно.
Вот же блин горелый! Все шло как по маслу. И тут вмешался этот чаехлеб…
Ага!
В белых ручках Светланы оказалась большая глиняная кружка, паровавшая ароматами свежезаваренных трав.
Княжна умостилась возле окна и стала медленно наливать себе душистый напиток в блюдце, чтоб малость остудить кипяток. По рассеянности, ну совершенно нечаянно, поскольку засмотрелась на чудо, летающее у стен отцовского терема, пролила струйку мимо блюдечка…
За окном послышался вопль боли.
Девушка посмотрела.
Ахти, батюшки‑светы! Никак расшибся бедолага? Надо же. А ведь был за какой‑то локоть до победы.
Вздохнула, хрустнула кусочком сахарку и прихлебнула из блюдца чаю. Ну, кто там следующий?
Никто из четырех оставшихся претендентов (а допустили до прыжков всю шестерку, справедливо решив, что побежденных в скачках нет) не смог повторить рекорда несчастного вендийца.
Выше всех допрыгнул ниппонец. Ему каким‑то непостижимым образом удалось доскакать до второго этажа. Но это был предел. Тоже свалился, держась руками за голову.
Настал черед крепыша.
– Как думаешь, доскачем? – наклоняясь к уху Фенрира, поинтересовался Гавейн.
Волк нахмурил брови, как бы раздумывая, зыркнул на вожделенное окошко, потом по сторонам, примериваясь ко всем выступам и вогнутостям стен княжого терема… И кивнул.
– Не подведи, а, – попросил рыцарь четвероногого друга.
Зверь снова качнул головой и, лизнув бритта в щеку, подставил бок. Давай, мол, садись уже, будет лясы точить. Воин послушно уселся в седло.