– Ложись, ты еще не оправился полностью – ребра не до конца срослись, – распорядилась Файервинд, неодобрительно глядя на расхаживающего по просторным покоям рыцаря.
Тот подчинился, безропотно растянувшись на кровати.
Они помолчали.
– Как же мы жить будем, госпожа? – печально спросил Парсифаль.
Магичка поморщилась. Отучить жениха титуловать ее госпожой она уже отчаялась.
– Как жить будем? – пожала плечами Файервинд. – Как все… Детей растить, квас пить, добра наживать. Годам к пятидесяти ты до воеводы дослужишься – не быстрее. Так и будем жить. А потом помрем – тоже как все.
(«Каждый в свой срок», – продолжила она про себя.)
– Я буду слушаться вас, госпожа Фай, – сообщил Парсифаль и добавил зачем‑то: – Я хоть и глупый, но вся семья у меня умная – предком моим Цицерон был. Так что дети у нас будут тоже умные, – невпопад ляпнул рыцарь.
– Надеюсь, – кивнула ведьма, а потом справилась: – А все ж не противно ль тебе? Я ведь не в матери – в прабабки тебе гожусь!
– Вы – самая лучшая! – пылко заявил тевтон.
И только сейчас ведьма обратила внимание, что ее избранник еще так молод – всего‑то двадцать с небольшим лет…
В памяти вновь встал разговор с наставником, совершившийся в присутствии опекавшего чародейку Вареникса. Было это на четвертый день после битвы, сразу после окончания свадебных торжеств.
Мар‑Гаддон уезжал, увозя с собой грамоту на право поселения «Племени Северного, Имандрского» в куявских землях, хотя все было решено задолго до того. Насколько могла понять Файервинд, Светлана подписала грамоту, даже не читая.
– Странно, – вдруг с саркастической ухмылкой бросил колдун, обращаясь к лесному князю. – Людишки гнали вас и травили, только что не посылали на костер, но ты вот их защищаешь… А между тем мне кажется, что у вас, Древних, куда больше общего с нами…
– Тебе кажется, – холодно процедил сквозь зубы леший. – У нас, Древних народов, очень хорошая и долгая память. Я этого, конечно, не могу помнить, но я застал еще стариков, которые рассказывали про то, как подобные тебе охотились на нас, а потом вываривали из наших тел разную магическую дрянь для своих отвратных чародейств. Как нимфу Латону – нашу царицу! – голос Вареникса зазвенел сталью, – бросили на потеху толпе за то, что она отказалась стать наложницей вашего царя – этого мерзкого горбуна! Как вы, воюя с Лемурией, ловили нас, словно дичь, и тысячами приносили в жертву на алтарях Рогатого Змея! И я даже знаю, что вы у него просили! Да вот только ошиблись малость – ваше зло вас же и погубило…
– Я был против… – растерянно пробормотал Мар‑Гаддон, и Файервинд, как ни была взволнована, невольно удивилась – она и не могла представить, что ее бывший хозяин так стар!
– Знаю, – кивнул рыжий. – И только поэтому я с тобой говорю. Но, похоже, вы так ничему и не научились! Иначе хотя бы задумались, почему Вода Жизни вас убивает? Поэтому предупреждаю тебя и весь ваш высший синклит… Сейчас вы помогли устранить последствия своей злобы и глупости, поэтому вас не тронут. Но это последний раз! Подумай, хочешь ли ты стать последним из ти‑уд, пережив свой народ?!
– До этого и так недалеко… – угрюмо бросил кудесник.
– Если не поумнеете, то именно это и будет. Государыня вам землицу выделила, вот и живите: под небом да солнышком, как людям положено, а не в камнях с пещерами аки змеи да нетопыри. Глядишь, и боги над вами смилостивятся.
– Да, все верно, – тяжело вздохнул старик. – Может, и смилостивятся, хотя не верю я в помощь чужих богов.
– Сколько лет прожил, а ума, видать, не нажил! – рассмеялся Вареникс. – Думаешь, почему я за вас просил – и перед Светланкой, и перед кое‑кем повыше царей земных? Потому как видеть, как вы вымираете, и не помочь – невозможно это. Ваш народ если за ум возьмется, Гебу еще много добра принесет.
– Не понимаю тебя, – пожал плечами старый маг. – Но все равно спасибо. И прощай – мне нужно поскорее вернуться к своим: им будет трудно научиться жить наверху. Прощай и ты, Файервинд, – обратился он к ведьме. – Надеюсь, что ты не пропадешь – чему‑то ты все же у меня научилась…
Повинуясь непонятному порыву, чародейка извлекла из‑за пазухи Амулет Силы и протянула Мар‑Гаддону.
– Возьмите, Учитель… Наверное, он мне больше не понадобится. Да и права на эту Силу я уже не имею.
«Да и не хочу иметь», – прибавила она про себя.
Протянув сухую длань, ти‑уд взял лунно‑переливающийся камень. Почему‑то брезгливо, словно дохлую крысу.
– Мало того, что почти пустой, так еще и загажен…
Обхватив ладонью источник магической энергии, он как‑то странно сложил пальцы на другой руке.
– Но‑но‑но!! – прикрикнул на него Вареникс. – Забыл уговор, что ли? Думаешь, я тебе девочку испортить позволю?
– Я только хотел проверить Амулет, – начал было оправдываться мудрец.
– Давай, давай, потом проверишь!
Маг поспешно скрылся в лесу.
– Он чего, так и будет пешком до Имандры топать? – осведомилась Файервинд, подозревая, что леший только что избавил ее от крупных неприятностей.
– Как же, небось сейчас лося подманит да поедет. А потом – Старыми Тропами. И не до ваших пещер, а прямо на новые земли рванет.
Несколько секунд красавица смотрела туда, где скрылся ее Учитель. Видела сейчас она не лес и даже не спинути‑уд, скрывшегося в еловом лапнике, а нечто другое. Взору ее предстала другая картинка.
Среди безлюдной тайги движется небольшой караван. Тысяча или две странно одетых людей, среди которых немного молодых и очень мало детей. Зачарованные звери влекут повозки и тащат волокуши с добром. Отдельно, запряженная косматыми единорогами едет железная колесница, в которой на мягких шкурах устроилось с полдюжины дряхлых, непонятно как живых еще старцев – высший синклит народа, которому некогда принадлежала половина материка.
По бокам колонну прикрывают воины и маги – почти сплошь люди. Среди них ее знакомые…
Отогнав видение, Файервинд нервно встряхнула волосами. А потом опустилась на колени и припала губами к могучей волосатой длани лесного князя.
– Спасибо тебе, отче, – истово прошептала она, чуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Ну, чего ты, девочка? – ласково молвил Вареникс, поднимая ее с колен. – Нетто я не понимаю…
И тогда она разрыдалась – первый раз за Бог весть сколько лет.
И сквозь слезы подумала, что ей тоже надо будет принять крещение и новое имя.
Потому что прежней Файервинд больше нет…
– Да, – буркнул старый Гней Сульпиций, походный легат Сераписского вольного легиона, – вот шли‑шли, на кораблях самых быстрых плыли, месяц с лишним в походе, а теперь вот возвращаемся, даже не подравшись!
– Радуйся, легат. – Эомай не скрывал раздражения. – Повоевать не пришлось, а полную плату получили.
– Что верно, то верно, – кивнул наемник. – Здешняя царица щедрая – не зря Орландина тут остается. А все ж, – усмехнулся он в усы, – недурно я девку выучил. Как‑никак Мерланиуса уделала, а теперь еще и тут не подкачала. Моя школа, что ни говори! Слушай, а нас кто‑нибудь хоть проводить из господ здешних придет? Хоть бы этот правитель. Вроде он из наших, из римлян…
– Муж царицы Светланы прийти не может, – изрек Потифар, двусмысленно усмехаясь. – Он очень занят.
Сотни луженых солдатских глоток заржали в ответ…
– Пойдем… Нужно кое о чем поговорить.
Как ни стыдил себя рыцарь Мечехвост в душе за подобное нехристианское поведение, но не мог он не проучить наглого бритта.
И тут же пообещал себе потребовать у духовника епитимью сразу по возвращении в Серапис, ибо испытал неподдельное злорадство при виде побледневшего лица беглого собрата по ордену.
– Пойдемте, уважаемый, – молвил появившийся как из‑под земли Потифар. – И в самом деле нам есть что вам сообщить.
Гавейн обреченно пошел следом за двумя этими людьми, в данную минуту воплощавшими для него все самое страшное в мире. Ибо сейчас его ждало возмездие за все прошлые грехи. И ведь вполне справедливое! Видать, Господь, которого он забыл, решил сделать ужас расплаты еще большим, если позволил Гавейну из нищих беглецов подняться почти до царской власти и заслужить любовь прекраснейшей из женщин, чтобы сейчас сбросить его прямо в ад!
Словно в насмешку над его страхами прямо перед глазами рыцаря маячила золотая собачья голова, вышитая на алом плаще Сераписского наместника. Неужели сбудется пророчество? А он‑то уже понадеялся, что все позади.
Прикинул свои шансы.
В бою, ясен Нергал, ему ничего не светит.
Может, пырнуть обоих мечом, пока они не ожидают? Но тут же отбросил эту мысль, мало того, что постыдную, так еще и бессмысленную. Если Эомай, пусть и не в одиночку, победил лучших рыцарей Круга Стоячих Камней, то где уж ему с ним тягаться. И потом – ну убьет он даже каким‑то чудом двух достойных людей? Ведь скрыть это никак не удастся.
Пусть уж лучше его убьет в честном поединке брат зарезанного им мальчишки…
Но надо же было так влипнуть!
Ведь он хотел обокрасть ризницу, чтобы выкупить из борделя эту чертову куклу Луллию и бежать с ней!
Спустя полгода узнал, что чертовка мирно себе жила с хозяином заведения, и за пару месяцев до их знакомства упросила этого жирного борова Николакиса не продавать ее богатому купцу, воспылавшему к ней страстью.
С этой шлюхи все и началось – все падение послушника славного ордена Мечехвостов.
До сих пор он просыпается ночами, вскакивая в холодном поту и вспоминая ту ночь.
Ведь толком и не помнит, как все случилось. Память напрочь отказала.
Опамятовался лишь в каком‑то грязном кабаке, крепко сжимающим тяжелый мешок с добычей. Руки и одежда были в кровавых пятнах, вокруг бесновался пьяный сброд. А напротив него, добродушно ухмыляясь, сидел полуголый татуированный великан.
– Ну, я понял, что ты убивать не хотел, – похлопал исполин оторопевшего, тщетно пытавшегося все вспомнить Гавейна по плечу. – Что ты так переживаешь? Я вот точно уже и не вспомню, скольким шеи свернул, и не мучаюсь. Будь проще, дружище…