Официально клуб «Ночная бабочка» был зарегистрирован как «малое предприятие общественного питания и сферы развлекательно-увеселительных услуг».
Евгений Николаевич Урусов бывал тут не раз, причем обыкновенно он приезжал сюда в своей спецуниформе — кожаной черной куртке-косухе и черных же сапожках на каблуке. В таком виде ему легко было смешаться с пестрой толпой гостей клуба и выведать интересную информацию о посетителях. Но сегодня он отправился к Мильве официально.
Черная «ауди» с синими мигалками со свистом притормозила у белых дверей, и из машины легко выпрыгнул моложавого вида генерал-полковник милиции. Он взбежал по ступенькам к двери и решительно нажал на кнопку звонка. В руках он держал видеокассету. Минуты этак через две-три дверь слегка приотворилась, и в щелке показался заспанный мордатый парень с узкими свинячими глазками. Парень был в форме сержанта-мента,
— Че надо? Закрыто у нас! — прогнусавил он, не удосужившись даже всмотреться как следует в того, кто пришел.
Урусов от такой наглости вмиг рассвирепел. Он толкнул дверь ногой, но дверь не поддалась. От такого конфуза Евгений Николаевич еще больше обозлился.
— Открывай, мудила грешный! — рявкнул он. — Глаза протри, подонок — не видишь: перед тобой генерал-полковник МВД! Или тебе в теплой и сытной Москве служить наскучило? Так я тебе, блин, устрою командировку в Урус-Мартан на блок-пост!
Только теперь до мордатого охранника дошло, кто в самом деле стоит на пороге клуба. Сон как рукой сняло — он распахнул дверь, изогнув дугой спину, и угодливо, по-щенячьи затявкал:
— Извините, тарищ генерал! Проходите!
— Мильва где? — бросил Евгений Николаевич, все еще кипя гневом.
Сержант неопределенно пожал плечами:
— Так это… рано еще. Мы закрыты…
— Ну что ты заладил, как попугай: закрыты, закрыты? — передразнил Урусов. — Здесь она, что я, не знаю? Уже второй час дня! Сидит у себя в кабинете и навар подсчитывает, по кубышкам рассовывает! Веди меня к ней!
И Евгений Николаевич, решительно расстегнув китель, зашагал по ковровой дорожке, убегающей куда-то в глубину здания.
Это был самый настоящий старинный особняк, каким-то чудом уцелевший после всех реконструкций московских окраин, которыми увлекались городские власти на заре века. Когда-то, говорят, в доме жил известный московский купец Родионов, потом тут разместился какой-то профсоюз, а до недавних пор здесь находилось торгпредство то ли Гвинеи, то ли Габона. Словом, в итоге приватизации особняк, формально находившийся на балансе московской мэрии, был передан в долгосрочную аренду клубу Мильвы Гавриловой, которая восстановила былую купеческую роскошь интерьера. Евгений Николаевич шагал по длинному Коридору, по стенам которого были развешаны картины русских художников, а по углам вперемежку со старинными китайскими вазами стояли мраморные бюсты неизвестных государственных мужей и статуи обнаженных психей и нимф — последние как нельзя лучше соответствовали нынешнему назначению здания. Потолки во всех помещениях особняка были зеркальные — что особенно было уместно в укромных кабинетах на втором этаже, где ежевечерне разыгрывались основные мизансцены озорных шоу «Ночной бабочки».
Урусов знал дорогу и шагал уверенно. А непроспав-шийся сержант едва за ним поспевал. Наконец показалась обрамленная золотыми виньетками белая дверь с резной бронзовой ручкой. На двери висела табличка:
ЗАВЕДУЮЩАЯ КЛУБОМ
Ручка со скрипом повернулась — и Евгений Николаевич вошел в кабинет.
Мильва сидела за столом и что-то быстро писала в толстом блокноте. Как только она увидела Урусова, блокнот ускользнул в ящик письменного стола, а на полных, чувственных губах Мильвы заиграла чарующая улыбка. Она встала из-за стола и плавно, точно массивный лебедь, подплыла к генералу.
— Евгений Николаевич! Вот так сюрприз! — проворковала она, томно поводя черными глазами. — Какими судьбами в столь ранний час? — И, помассировав взглядом генеральский китель, слегка опечалилась. — Неужели вы у нас по делам службы?
Урусов сел без приглашения в мягкое кресло и мрачно отрезал:
— Именно, голубушка. По самым что ни на есть делам службы. Выйди вон! — сказал, как выстрелил, он в сторону топчущегося в дверях мордатого охранника.
Мильва поняла, что сладкоречивым сюсюканьем сейчас Урусова не проймешь, и приняла серьезный вид, строго поджав губы.
— У нас проблемы? — многозначительно поинтересовалась она.
— У вас проблем пока нет. Но могут быть, — не менее многозначительно отозвался Урусов и помахал перед носом Мильвы видеокассетой.
— Что это? — По лицу Мильвы было видно, что эта проницательная женщина и так уже все поняла и задала свой вопрос просто для порядка.
— То самое! — усмехнулся Урусов. — Давай, Гаврилова, не будем терять время. Оно сейчас дорого — мне и тебе. На прошлой неделе убили Юрия Соловьева — ты в курсе?
По лицу Мильвы пробежала тень.
— В курсе, — осторожно ответила она.
— А в курсе ли ты, что Соловьев поставил в твоем заведении скрытые видеокамеры? В общем зале, где стриптиз, и в кабинетах, где… — Он выразительно пощелкал указательным пальцем по левой ладони. — И собрал у себя гигантскую коллекцию…
— Его поэтому убили? — жестко спросила хозяйка элитного борделя.
— Нет! В том-то и дело, что нет. Вся его коллекция осталась на месте. Ее даже не тронули!
— Соловей был педик! — подняла соболиную бровь Мильва. — Может, «голубые разборки»?
— Не исключено, — хмуро кивнул Урусов. — Но меня сейчас интересует другое. Я просмотрел вот эту кассету — там есть любопытный эпизод… Давай-ка поставим и вместе поглядим. Видак есть?
— Да вон стоит! — Мильва взяла кассету и вставила ее в щель видеоплеера.
Оба смотрели забавы главного бухгалтера «Госснабвооружения» с одноногой девкой без комментариев.
— Ну и что вас интересует? Клиент или моя бабочка?
— Клиент. Я его узнал. Это Валерий Авраменко. Но сначала объясни мне, Мильва, что это за путанка такая странная. Это ведь Маринка Хромоножка?
— Маринка, верно, — улыбнулась та. — И вы все видели?
Урусов немного растерялся: что имеет в виду эта хитроумная бандерща?
— Что значит «все»? Как она протез ноги отстегнула — видел. Как Авраменко на ней скакал, словно Чапаев на белом коне, — видел. Так что это за извращенные забавы с девками-инвалидами?
Мильва покачала головой:
— А вы и не знали, товарищ генерал, что путанки-ампутанки сейчас у нас ценятся подороже, чем вокзальные мальчики и дедочки младшего школьного возраста?
— Путанки-ампутанки! — усмехнулся Урусов. — Это. еще что за прикол?
— Девочки — симпатичные, смазливые, фигуристые девочки, у которых имеется какой-нибудь физический дефект. Скажем, нет руки или обеих рук, нет ноги или обеих ног…
— Нет груди или обеих грудей… — иронически подхватил Евгений Николаевич, вообразив себе эту картину, и ощутил нарастающее возбуждение. Он поерзал в кресле, чтобы высвободить своего нахохлившегося бойца из трикотажного плена. Боец радостно ткнулся головой в брюки.
— Вот как раз с грудями-то все в порядке! — подмигнула Мильва. — Даже более чем! Хотя отчасти вы правы — наши особые клиенты приветствуют силиконовые протезы у бабочек.
— И кто же лакомится этими вашими путанками-ампутанками? — поморщился Урусов. — Неужели есть любители?
— Да не любители, Евгений Николаевич, а самые настоящие профессионалы! Пойдемте, я вам кое-что покажу!
И хозяйка клуба повела гостя по винтовой лестнице в подвал — туда, где Урусов еще никогда не бывал. В подвале, вопреки его ожиданиям, располагались не хозяйств венные помещения, а фешенебельные номера. Мильва завела его в комнату и, плотно затворив за собой дверь, предложила ему сесть. Он утонул в мягчайшем кресле из крокодиловой кожи.
— Дианочка! — громко Позвала Гаврилова и нажала невидимую кнопку. Одна из четырех стен вдруг осветилась откуда-то изнутри голубым сиянием. За прозрачной стеной оказалась высокая японская ширма, из-за которой появилась, вернее сказать, выкатилась девушка лет восемнадцати-девятнадцати в инвалидном кресле-каталке. На ней была легкая длинная юбка, как та, что носила Маринка Хромоножка. Урусов так и обомлел. Девушка подкатилась вплотную к освещенной стене и медленно сняла юбку. Под юбкой не оказалось ничего, кроме двух коротких культей. Потом Диана с совершенно бесстрастным лицом скинула с верхней части тела блузку — и Урусов, сглотнув горячую слюну, вперился в пару прекрасных грудей, похожих на легкие пушечные ядра.
— Она инвалид детства? — хрипло прошептал он.
— Она инвалид по заказу, — жестко ответила Мильва. И пояснила: — Мы нашли ее в Керчи. Она торговала на колхозном рынке. Привезли в Москву, показали кое-кому из наших клиентов особого назначения. Он был в восторге, только изъявил пожелание, чтобы девушке немного увеличили груди и… — она помялась, — убрали ноги выше колен.
Полностью обнажившаяся Диана тем временем ловко вскочила на сиденье своего кресла и изящно выгнула спину, так что ее феноменально огромные груди бесстыдно выкатились вперед, но не повисли, а встали торчком.
— То есть как «убрали»? — Чем дольше Евгений Николаевич смотрел на Диану, тем все больше возбуждался. Причем он поймал себя на том, что возбуждало его в Диане именно это странное, страшное сочетание невероятно сексапильных грудей и уродливых коротких культяшек, между которыми отчетливо-виднелся тщательно выбритый холмик лобка.
— Ампутировали, дражайший Евгений Николаевич! Чик — и нету! Что вы, не знаете, как появляются все эти убогие инвалиды-попрошайки в московском метро? Подбирают пьянчугу где-нибудь в Сыктывкаре, выламывают ему ногу, а потом напяливают камуфляжную форму, сажают в каталку — и полный вперед! Мол, подайте ветерану афганской войны, Так и у нас с Дианочкой вышло. Что, впечатляет?
— Да, нечего сказать, — прохрипел Урусов, изнемогая от звериной похоти. — И что, она так и трясет своими причиндалами за стеклянной стенкой?