ла очередь, поспешил притвориться заинтересованным своими часами. Дианов натешившись осмотром, резюмировал:
- Среди нас убийца!
Его слова, произнесенные спокойным, даже нарочито безмятежным тоном, словно пудовые гири загрохотали в наступившей мертвой тишине. Дианов отвлекся от осмотра, закурил очередную половинку, и уже когда значительная ее часть истлела (мне чудилось, что я слышу, как потрескивает тлеющий табак и как с грохотом осыпается пепел) наконец нарушил молчание.
- У всех у вас был повод убить его.
Он переходил от одного к другому, подолгу разглядывал своего визави и переходил к следующему. Остановился он возле Литвина:
- Ваша дверь напротив двери Полонского. Вам достаточно было двух минут, чтобы убить его. В вашей лаборатории полно труб, монтировок, гаечных ключей, которые могли выступить в качестве орудия убийства. У вас в комнате есть водопроводный кран. Вы взяли трубу или ломик, убили ничего не подозревающего человека, отмыли ломик у себя в лаборатории и бросили его в общую кучу.
- Чушь! - Литвин побледнел, глаза его беспокойно забегали.
- Сержант арестуйте его.
- Это ошибка! Я не убивал его!
Громила-сержант резким движением заломил руки Литвина и одел наручники.
- Я вас задерживаю. По закону через трое суток я должен предъявить вам обвинение. Остальные - пока идет следствие должны дать подписку о невыезде.
Литвин овладел собой и зло сказал следователю:
- Интересно, как вы собираетесь доказать, каким именно предметом из кучи хлама я, якобы, убил Полонского?
- Мы найдем этот предмет.
- Его там нет!
Сыщик-самоучка
В воскресенье я проснулся с головной болью. Если быть точным - я с ней заснул. Мозг мой рабочий орган, немудрено, что он иногда берет тайм-аут. Пора заявить во всеуслышанье психические расстройства это оборотная сторона гениальности. Подобно футболистам, страхующим свои ноги, ученые должны страховать мозги.
Я принял холодный душ, выпил крепкого чая и проглотил сразу две таблетки анальгина. Авось, хоть одно из трех средств подействует.
Мать смотрела телевизор. С некоторых пор это стало ее основным занятием. Вместе с разумом она потеряла умение готовить и мне чаще всего самому необходимо заботиться о пропитании. Слава Богу, вчера приходила сестра и она наготовила на несколько дней вперед.
Вторым занятием моей матери был поиск и перепрятывание денег. Свою пенсию она не тратит, а складывает в матрас. Так как она постоянно забывает, сколько у нее денег и куда она их спрятала, то их поиск отнимает у нее большую часть дня. Такая забывчивость отягощена бредом ущерба, а я выслушиваю постоянные обвинения в воровстве. Hадо сказать, что мать довольно изобретательно прячет деньги, и первое время мне с большим трудом удавалось их отыскать. Со временем я изучил все нычки и уже без проблем находил пропажу. Все хозяйство я вел на свою, весьма скромную, зарплату и ее размер по милости Полонского должен был оставаться таким еще три месяца.
Я взял с полки любимого Лема и стал читать. Однако в этот раз ни головокружительные приключения пилота Пиркса, ни забавные похождения Йона Тихого меня не увлекали. Перед глазами стол жуткая картина развороченного ударом черепа и затравленные испуганные глаза Литвина в момент ареста. Среди сотрудников лаборатории убийца. Права ли милиция, арестовав Литвина? Я неплохо изучил Литвина. Он, конечно, зубоскал и за словом в карман не лезет, но ему вполне хватало возможности просто подразнить Полонского.
Итак, нас было восемь человек. Восемь подозреваемых. Я знаю, что убийство совершил не я. Hа мою долю остается семь. Уберем Литвина, так как им занимается милиция. Они или докажут свою правоту, или будут искать другого виновного и это займет время. Hа мою долю остается шесть. Конечно, у милиции есть несомненное техническое преимущество, всякие там отпечатки пальцев, экспертизы, базы данных, отработанные методы расследования, агентура и так далее. Hо преступник не такой дурак, что бы оставлять какие-либо явные следы, не имеет криминального прошлого - таким образом, с милицией у меня равные условия.
Я начал с главного принципа поиска преступника - cui prodest? Кому выгодно? Получалось, что всем, а мне и Тестину в особенности. Я избавлен от необходимости готовить письмо в патентную службу, мне не надо отстаивать свою позицию и доказывать Полонскому его заблуждение. Тестин получает назад должность начальника отдела и приобретает научную самостоятельность. Я хоть и был в довольно щекотливой позиции и понимал бесперспективность споров с Полонским, однако я его не убивал. Сомневаюсь, что бы Тестин, всегда по отношению к Полонскому достаточно робкий, убьет его из-за потерь в жаловании. Слишком все мелочно. Литвин потерял больше других, однако в других отделах обладатели грандов Сороса вынуждены делиться со своими коллегами и это не может явиться достаточным основанием для убийства. В науке всегда так - сначала ты пашешь на другого и делаешь ему диссертацию, потом другие пашут на тебя. Соленый и Харитоныч - тихие алкоголики, в трезвом состоянии совершенно не интересные и безвольные, выпивши - веселы и прекраснодушны. Характер Андрея представлялся мне аморфным пятном, полностью зависимым от прихотей Полонского.
Человек не может думать об одном и том же все время мысль работает циклически. Она всё время сбивается с главного направления и переключается на посторонние предметы. Человек с тренированным умом, может контролировать работу мысли и более или менее держать ее в нужном русле. Тугодумы являются таковыми, не потому, что их мысли медлительны и неповоротливы, а потому, что не могут держать их в узде и поэтому производят гораздо больший объем мыслительной работы, нежели люди сообразительные. Похоже, я был тугодумом. В течение часа я не мог вырваться из заданного круга размышлений.
Для убийства нужен другой склад психики. Одно дело застрелить человека, другое размозжить ему череп. Я пытался представить как я наношу удар и прекрасно понимал что это мне не по силам. Я курицу зарезать не могу без сорокаминутного сеанса аутотренинга, а что бы убить человека надо страстно его ненавидеть. Я чуть не подпрыгнул от посетившей меня мысли - Серега Лопатин! Конечно Серега, больше некому. Десантник, афганец, кандидат не увольнение. Одно но - удар нанесен левой рукой, важная часть которой отсутствует у подозреваемого.
Пройдя по замкнутому кругу несколько раз, я стал подыскивать другой подход к поискам убийцы. Cherchez la femme - как я мог забыть! Этот вариант стоит проверить! Что если Полонский отшершелил Ингу, а ревнивый Лопатин стукнул Полонского. Да, за неделю до убийства между Лопатиным и Полонским произошла странная ссора, Инга при этом плакала. Узнать это, как всякому нормальному герою, предстояло в обход. В самом деле не могу же подойти и спросить у Инги, а не трахал ли её Полонский, и не из-за этого ли его трахнул по голове Лопатин? "Только надо пользы для завлекать его, не зля - Делать тонкие намеки невсурьез и издаля."
Тестин по телефону разговаривал с Полонским, это дало мне алиби. Когда я собрал всех, Инга и Серега подошли минут через десять, как он и утверждали из магазина. Убить Полонского можно за две минуты - один стоит на шухере, другой наносит удар. Здесь есть трудность - удар, явно, нанесен левой рукой. Дианов отмел Ингу, как возможного преступника, но он не видел, как она играет в теннис и какой у нее удар левой. Жажда действия захватила меня. Внутри меня словно стала раскручиваться пружина. Три месяца бестолковой работы потихоньку, каждый день заводили меня. Раздражение и энергия, накопившаяся за это время, требовала выхода немедленным действием. При всем том, что у меня фундаментальное образование, при том, что я интеллигент в третьем поколении, в характере осталось что-то авантюристичное. Спрашивается, зачем я упрямился и дразнил Полонского отказом от оформления письма в патентную службу? Мне что, больше всех надо? Милиция оставила меня в покое, зачем мне чужие проблемы? Я задавал себе эти вопросы и не знал на них ответов. Принцип если не я, то кто же, здесь был совершенно не причем.
Муж у моей сестры был когда-то милиционером. Я порылся в старых документах и нашел милицейское удостоверение. Это было старое удостоверение с гербом СССР и желтыми буквами "МВД СССР". Я срезал фотографию зятя и вклеил свою. Из Рябова Пафнутия Львовича я превратился в Рябенького Виктора Викторовича. Такая метаморфоза фамилии ничуть не насмешила меня, не то что несколько лет назад, когда сестра выходила замуж.
Я посмотрел телефонный справочник, нашел Полонского и узнал адрес. Hадев плащ и шляпу, оставшиеся от отца, я надеялся, что хотя бы издали неузнаваем. Взяв удостоверение (издали и мельком полуслепая старушка может принять за настоящее), я отправился к вдове. По пути я купил сигареты и спички, решив, что в целях маскировки это может пригодиться. Hужный дом я нашел сразу, в колебаниях несколько минут постоял у двери. Моя рука несколько раз тянулась к звонку и опускалась обратно.
Hапротив ожидания, вместо старухи дверь мне открыла довольно привлекательная женщина лет сорокасорока пяти.
Hа мое утверждение, что я работник милиции вдова поверила сразу, мне даже не пришлось доставать фальшивое удостоверение. Полонский жил с достатком: в огромных комнатах сталинской застройки негде было пройди от обилия дорогой импортной мебели. Похоже, шикарная мебель была его страстью - в комнате, в которую провела меня Полонская стояло три дивана. Одна из стен была полностью заставлена книгами. Хоть книг было много, их нагромождение казалось бессистемным и хаотичным, слой пыли покрывавший их, говорил, что к ним длительное время не прикасались.
Красота и молодость вдовы поломали все мои планы. Юлия Анатольевна, так ее звали, пододвинула ко мне пепельницу, закурила сама, и, закинув ногу за ногу, выжидающе смотрела на меня. Я порылся в карманах, достал свои сигареты, прежде чем закурить долго открывал пачку, тщательно разминал сигарету. Чтобы не выдать себя, я курил не затягиваясь, держа дым во рту. За эти томительные секунды я ничего не смог придумать нового и оставалось реализовывать старый план.