Эбель готова была поклясться, что слышала нарастающее жужжание пчел, но это был лишь голос Вуд, которая, оторвав взгляд от картины, посмотрела на студентку.
– Сэднес похожа на тебя.
– Сомневаюсь, – отрезала Эбель.
– Она похожа на всех скур, – продолжила мисс Вуд, чуть сильнее сжав руки Эбель. – В наших глазах полно горя. В них не сверкает жизнь, как у обычных людей. Но рано или поздно мы станем счастливыми. Ты разве не хочешь этого?
– Честно? – Эбель противилась этой странной давящей атмосфере как могла, но что-то ей мешало, и вместо грубого ответа она вымолвила лишь: – Я устала… Устала думать, чего хочу на самом деле. Нет того, что сделает меня счастливой. – И, вдохнув поглубже, будто воздух в кабинете был разряжен, Эбель все-таки добавила: – Хотя я стану счастливее после того, как мы закончим обсуждать эти скучные картины.
– Я помогу тебе, Эбель. Мы все поможем найти тебе свое счастье.
Что за чертова секта? В психушке люди были и то адекватнее: даже если твердили одно и то же, то хотя бы на выдуманном языке. Их болтовня была куда интереснее.
– Твоя жизнь изменится, Эбель. Обещаю.
Эбель посмотрела в глаза мисс Вуд. Тяжелые линзы очков тянули оправу вниз, и директор каждый раз, поправляя их, скрывала синяки на переносице. Вот и сейчас, подняв руку, она подтянула очки, в которых что-то мелькнуло. Что-то, что Эбель успела заметить. Что-то, что своей неведомой силой окутывало комнату. Пожирало воздух и заполняло своим медово-приторным ароматом.
– Вы шарлатанка? Фокусница? Пытаетесь меня очаровать? Вводите в транс?
Эбель выдернула руки и спрятала их под столом. Вуд лишь вопросительно вздернула брови.
– Ну, все эти речи, – пояснила Эбель. – Треск камина. Картины. Странный запах. Прикосновения. Все как у лучших фокусников бродячего цирка. Сбивает с толку. Располагает к себе. Я согласна дать вам пять долларов, или сколько там обычно они выклянчивают, но, пожалуйста, давайте прекратим это.
Мисс Вуд улыбнулась и сняла очки.
– Что меня выдало?
– Перламутровое свечение. – Эбель показала на сверкающие, будто намазанные дешевым шиммером, пальцы Вуд. – Это?..
– Моя аура.
– Ого… – Эбель потянулась к мисс Вуд и принялась осматривать голову, руки и, наклонившись, даже ноги директора.
– Я могу успокаивать людей, располагать к себе и избавлять ненадолго от боли. Душевной и физической. Рядом со мной всем… – Вуд пыталась подобрать слово, – комфортно. Уютно. Спокойно.
– Это вашу ауру я чувствовала ночью в комнате Соль?
– Верно. Я надеялась, она поможет тебе прийти в себя и хоть на пару мгновений забыть о том ужасе, что ты пережила.
– Это и правда помогло. Спасибо, – кивнула Эбель, – но сейчас не стоило этого делать.
– Ты права. Я перегнула. Я, как и вы, все еще учусь и познаю себя. Мне тоже дар дается тяжело.
– Вы получили его, когда были ребенком?
– Нет, что ты. – Поправив вуаль на плечах, директор села поудобнее. – Не могу сказать точно, но, думаю, это случилось со мной после… смерти моих сыновей.
– Мне интересно, как вы оказались в академии и стали директором, но не уверена, что готова сейчас вас слушать.
– А мы здесь и не для этого, Эбель.
Мисс Вуд отодвинула ящик и, погремев там вещами, достала четыре нашивки с гербом академии. Она протянула их над столом и заговорила:
– Каждый студент получает свой особенный и неповторимый дар не просто так. С человеком случается добро или зло, выступающее рычагом, спусковым механизмом. В детстве, юношестве или же во взрослом возрасте – никто не знает, когда и кто будет следующим. Никто не знает, какая сила пробудится в новой скуре. Признаться, никто и не желает этой силы. Но дар находит своего исключительного. Как однажды он нашел тебя.
Либо Эбель была все еще очарована аурой директора, либо ей действительно стало интересно дослушать историю до конца. Пусть она и не задержится тут надолго, но хотя бы поймет, чем всех так очаровала эта секта исключительных.
– С того дня ты скрывала свой дар. Подавляла, боясь осуждения со стороны. И делала все правильно, Эбель. Люди остерегаются нас. Ненавидят, презирают и желают смерти. Но не в этой академии. Тут мы под защитой мистера Хиггинса. Мэр заботится о нас, дает шанс на новую жизнь. И мы используем его с умом, Эбель. У нас есть четыре факультета, где мы обучаем скур навыкам, которые им пригодятся. Мы раскрываем их способности и направляем в правильное русло. Становимся полезными. Нужными.
Эбель все же зевнула, за что получила осуждающий взгляд Вуд. Кажется, интерес медленно пропадал. А значит, и успокаивающая аура рассеивалась.
– Факультет гражданской поддержки, – директор протянула Эбель белую нашивку, – на нем учатся скуры, которые пригодятся в городе. Например, наша студентка Норииль Селерон источает свет. Она может патрулировать город по ночам вместе с полицией, следить за порядком и даже ловить нарушителей.
Эбель вернула нашивку на место.
– Факультет помощников первых лиц. – Теперь перед лицом Эбель оказалась желтая нашивка. – Скуры, что работают с людьми, имена которых лучше не называть. Например, студент Марсель Альба, который видит исход чего-либо, касаясь человека рукой, с легкостью понимает, плохо ли закончится важная сделка. Или Аврора Бах – полная его противоположность, узнаёт все секреты и тайны людей, заглянув в их прошлое.
Директор протянула засыпающей Эбель еще одну нашивку, но та подумала лишь о том, что с радостью хотела бы оказаться в одной из картин на месте загорающей на камне леди.
– Военная оборона. Фиолетовая нашивка.
«О, как у Соль», – вспомнила Эбель пиджак соседки по комнате.
– Эти исключительные верно служат на благо своей страны. Их мистер Хиггинс отправляет подальше от Санди, в места, где люди в погонах им точно найдут применение.
– Дайте угадаю. Они отлично повинуются приказам и пересматривают «Майора Пэйна» по выходным? А, ну и верят в историю про паровозик, который смог?
– Скажи это Амее Тонаке, чьи ладони источают яд, или Ли Сэне, взрывающей вещи.
– Эм… Вы уверены, что в академии безопасно с такими-то скурами?
– Если что, нас подстрахуют особо опасные исключительные, – съехидничала мисс Вуд и повертела в руках красный герб.
– Вы тут в агентов А.Н.К.Л. играете, что ли? Или готовите новый состав мстителей? – Эбель повеселела.
Нет. Правда. Это уже перебор.
– Йонни Куагия, внушающий мысли, тоже смеялся, когда я сказала ему, что его дар – один из самых сильных и опасных. – Директор собрала нашивки и перетасовала их в руках, серьезно посмотрев на Эбель. – А какой дар у тебя? Расскажи мне.
– Я, э-э-э… – Эбель не очень хотелось говорить про призраков, преследующих ее по ночам. Она тут не задержится, а значит, ответить может все что угодно. – Я слышу тех, кого не слышит никто. Понимаю язык, так сказать, мертвого мира.
– О, не зря ты показалась мне сообразительной девочкой. – Вуд вытащила белую нашивку и протянула новой студентке факультета гражданской поддержки. – Понимание мертвых и забытых языков – ценный дар. Я даже знаю, кто именно поможет тебе его раскрыть. Вот он обрадуется. А потом ты покажешь, на что способна, лично мне. Нужно же убедиться, что ты мне не врешь?
– Поможет раскрыть? Обрадуется? Показать вам, на что способна?
Эбель не торопилась брать нашивку. Если она куда и торопилась, то только домой.
– Глаголы ты знаешь отлично, Эбель, – пошутила Вуд. – А теперь пойдем, я познакомлю тебя с нашим преподавателем криптографии профессором Джосайей Кэруэлом.
– Преподавателем… шифрологии?
– Пойдем же скорее. – Дебора вскочила со стула и, быстро обогнув стол, подняла студентку и потянула к выходу. – Не будем терять времени.
Эбель не успела ничего ответить. Молча закатив глаза, она поддалась Вуд и направилась обратно в учебное крыло.
Почему этот чертов храм называли академией, Эбель не понимала. Почему скуры называли себя студентами и ходили на какие-то выдуманные и никому не нужные пары – тоже. Зачем тут нужны факультеты и к чему готовят исключительных? И если тут все так хорошо, то почему об этом месте никто не знает? Где оно вообще находится? Эбель хотя бы в Санди? Или ее вывезли в какой-нибудь Монток, где люди верят в перемещение во времени и ставят эксперименты над бедными енотами? Сколько вообще Эбель лежала в гробу? А может… Может, она все-таки умерла? Может, она так и осталась лежать в земле? И все это долгий предсмертный сон?
Волна страха окатила Эбель, тело зазнобило.
– Мистер Кэруэл!
Жужжащий голос мисс Вуд раздался где-то далеко, будто за толстой стеклянной стеной, которая стремительно трескалась и готовилась лопнуть. Перед глазами, чередуясь с яркими вспышками, летали слова. Они пытались вырваться наружу, но раз за разом врезались в стекло.
«Я привела вам… но… вую студентку и – я умерла, умерла, умерла – на… деюсь, помощницу!»
В голове все перемешалось. Собственный голос стал тихим, еле уловимым, и из горла, которое сдавливали невидимые холодные руки, вырвался лишь хрип. Скулящий, жалобный. Предсмертный. Как тогда… в гробу… Перед тем, как Эбель почти сдалась и проиграла в схватке со смертью.
– Это Эбель Барнс. Я буду признательна, если вы поможете ей тут освоиться.
От голоса Вуд Эбель затошнило. Вообще от любых звуков ей сейчас становилось хуже. Вот бы все просто замолчали. Вот бы…
– Мисс Барнс? – мужской баритон пронзил голову, словно тысячи острых иголок.
Стеклянная стена все-таки лопнула и, разлетевшись на невидимые осколки, вонзилась в тело Эбель. Эбель схватилась за виски и сдавила их так сильно, как только могла. Вчера она лежала в гробу, но, кажется, умрет сейчас – и не на кладбище, а в хреновом кабинете хренова криптолога.
– С вами… все… в порядке? – Мужской, смазанный от слез силуэт двинулся к Эбель, и солнечные лучи, до этого врезающиеся в его спину, обожгли ее лицо.
Ответить она не смогла, но, кажется, за нее все сказали позеленевшее лицо и покрасневшие глаза.