– Воды! Срочно!
Каждый звук причинял невероятную боль. Нестерпимую. Ужасную. Медленно убивающую.
Я умру, я умру, я умру…
Слова разъедали мозг изнутри. Пытались достать воспоминания, напомнить о забытых днях, о матери и отце, о темноте под крышкой деревянного гроба. Они забирали Эбель в ад, в котором она должна была сгореть.
– У нее паническая атака, – догадался профессор.
«Закрой свой рот, хренов умник!» – разозлилась Эбель.
Она задыхалась. Царапала горло, спешно пытаясь расстегнуть трясущимися руками пуговицы на сарафане, и давилась слезами. Ноги предательски подкосились, но сильные руки поймали Эбель под локти, так и не дав упасть на пол. Ее усадили на стул, собрали волосы в хвост и принялись тыкать стаканом воды в лицо, но Эбель, кряхтя, хотела лишь набрать побольше воздуха в легкие.
Я умру, я умру… я…
– Все в порядке, милая! Все хорошо, – раздался рядом с ухом голос Вуд, и теплая рука легла на холодную грудь Эбель.
Горячая волна, словно электрический разряд, прошлась от кончиков пальцев ее ног до макушки и, остановившись в голове, медленно растеклась в ней патокой.
– Как ты? Пришла в себя? – медленно прошептала директор.
Она не отошла от Эбель и теперь гладила ее по спине, успокаивая.
– Дыши медленнее. – Мужчина, очень высокий и худой как палка, сел перед Эбель на колени. – Вдох, выдох… Вдо-о-ох, вы-ы-ыдох.
Эбель невольно повторила за ним.
– Что ты видишь за моей спиной? – спросил он.
– Окно… – все еще задыхаясь, ответила ему Эбель.
– И все? Кажется, там…
– Парты, стулья, стены, книги, – разозлилась Эбель. – Я не ребенок, меня не надо успокаивать таким тупым способом.
Тем временем дыхание приходило в норму.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать. А вам?
– А мне побольше, чем тебе. – Профессор ухмыльнулся и вновь протянул стакан воды, который в этот раз Эбель приняла.
– Попей, девочка, – погладив ее по голове, попросила Вуд.
Директор источала розоватый свет и блестела, как Эдвард Каллен на солнце. Первый раз за день Эбель не хотела, чтобы та уходила и замолкала.
– Спасибо, мисс Вуд. – Сделав пару глотков, Эбель глубоко вдохнула и выдохнула.
– И часто у тебя такое? – Мужчина выпрямился и отряхнул складки на твидовых брюках. – Ну, я имею в виду панические атаки?
Он облокотился на парту, вновь закрыв собой солнечные лучи.
– А вы учитель или врач? Хотите поставить мне диагноз? Или дать совет, какие таблетки стоит пропить?
– Хочу узнать о состоянии моей новой подопечной. Всего лишь проявляю вежливость.
Он поправил воротник бежевой рубашки и оттянул вниз вязаную жилетку. Косясь на директора, он ждал поддержки, но та была сосредоточена лишь на Эбель. И Эбель это, кстати, помогло. Она и думать забыла про то, что минуту назад чуть не умерла прямо на этом деревянном лакированном полу.
– Вот вы и познакомились. – Директор, последний раз погладив Эбель по спине, отошла от нее. – Это Джосайя Кэруэл. Преподаватель криптографии и твой… – она опять пыталась подобрать слова, – опекун?..
– Ну, опекун – это сильно сказано. У нее есть мать, а значит…
– У меня нет матери.
Улыбку Шейлы перед смертью сложно было забыть. И полные надежды глаза всякий раз, как она приводила дочь в церковь, – тоже. Лучше бы у Эбель не было матери, чем та, кто вместо сказки перед сном читала ребенку молитву, изгоняющую дьявола.
– О… – брови Джосайи поползли вниз, – сочувствую, – и так же быстро вытянулись в ровную линию. – Но опекуном меня все равно не назвать. Преподаватель, помогающий освоиться и нагнать материал? Да. Но не отец, контролирующий капризную дочь. А так, можешь обращаться ко мне за помощью в любое время дня и ночи. Окей? – щелкнув пальцами, подмигнул он.
– Не говорите так, если вам больше сорока. Окей? – передразнила его Эбель.
– Мне меньше сорока, – улыбнулся тот. – Но больше девятнадцати. Поэтому, пожалуйста, не дерзи мне. Окей?
Мисс Вуд встала между ними, пытаясь разрядить обстановку. Ну святая женщина, ей-богу…
– Способность Эбель вам очень понравится, Джосайя.
– Даже не знаю, что сможет меня удивить.
Профессор, стуча каблуками лакированных ботинок, вальяжно прошел до своего стола и, сев за него, открыл толстую книгу.
– Она понимает язык мертвых, – горделиво произнесла Вуд.
– Санскрит? Шумерский? Древнегреческий? – тут же набросился Джосайя. – Может, язык майя?
– Это она расскажет вам сама, а я смею удалиться по срочным делам. – Посмотрев на часы, она сложила руки в замок. – Приходи в себя, Эбель. И если вдруг захочешь поговорить о вчерашнем, то знаешь, где меня искать.
Оставив за собой последнее слово, Вуд попрощалась и вышла из кабинета.
– Так что? Какие языки ты понимаешь? – Джосайя уставился на Эбель, которая теперь чувствовала себя максимально неловко.
– Я не уверена… Я… – мямлила она, сама не понимая, о чем вообще говорит.
– И это не удивительно. Мертвые языки утратили свои коммуникативные функции. Сложно сказать, какой язык умер и какой ты так легко понимаешь. А вообще ты знала, что по статистике ЮНЕСКО почти половина языков мира находится под угрозой исчезновения? Каждые две недели человечество теряет один язык. А вместе с ним и целую культуру отдельного народа! – Джосайя вскочил и, размахивая руками, принялся болтать без умолку: – Сейчас в мире насчитывается двенадцать мертвых языков. Сколько из них понимаешь ты?
Эбель скорчила гримасу, выражая эмоцию, которую сама-то плохо понимала.
– Эм…
– Только не говори, что все?! – Лицо Джосайи озарила улыбка. – Господи Боже, вот это тебе повезло! Невообразимо! – Он завис на пару секунд, воодушевленно рассматривая лицо Эбель. – А знаешь, я прямо сейчас направлюсь в библиотеку за книгами по санскриту! Начнем с него. Нет! Еще возьму латынь! И древнегреческий!
– Но…
С одной стороны, Эбель была рада, что этот зануда сейчас уйдет на поиски своего драгоценного клада, а с другой, она не хотела потом весь этот драгоценный клад разгребать.
– Зайди ко мне завтра после занятий. Я отдам тебе все книги и наработки. Расскажу о том, что знаю сам, и поделюсь интересными идеями!
Джосайя было направился к двери, но почему-то остановился.
– Ты же завтра будешь тут? В смысле, не сбежишь из академии?
– С чего вы взяли, что сбегу?
Эбель подловили, и она хотела знать, где прокололась. Как выдала себя?
– Ты не первая студентка, в глазах которой я вижу презрение и непонимание.
– И много таких было?
– Немного. И скурское кладбище вместило каждую из них.
Эбель оцепенела. И даже не от прямоты профессора, а от страха, что ее вновь настигнут ужасные воспоминания о прошлом дне.
– Вы все-таки умеете шутить? Я-то думала, вы безнадежны.
– Я не шучу, Эбель, – с серьезным лицом произнес профессор и, подойдя ближе, заговорил: – За стенами академии опасно. Ты не просто так оказалась здесь. Сюда попадают самые… самые исключительные из всех исключительных. И это место для каждого является последним шансом на новую жизнь. Даже для меня. Для Деборы Вуд. Для смотрителя кладбища и любого студента, которого ты встретишь в коридоре. Просто так сюда не попадают. Храм принимает не всех. Только тех скур, над которыми жизнь поиздевалась сильнее, чем над другими. Разве твой путь сюда был легким? – Джосайя не дал Эбель времени ответить. – Могу поспорить, что нет. И твои панические атаки – тому подтверждение. Твой колючий характер, острые зубы, которыми ты готова вцепиться в глотку любому из нас. Все это говорит мне о том, что ты пережила ужасные вещи.
Эбель не заметила, как быстро забилось ее сердце, предательски подтверждая каждое сказанное Кэруэлом слово. Надо признать, он знал, куда давить, лучше, чем директриса. Его рычаги сработали. Эбель была готова сдаться.
– Тут все прекратится. Ужасы закончатся. Страх отступит. Тревога тоже уйдет. Мы все, оказавшись здесь, поначалу не верили в это. Собаке, которую били годами, сложно привыкнуть к руке, что теперь нежно гладит по голове. – Джосайя положил тяжелую руку на плечо Эбель. – Мы тебе не враги. Я обещаю, что помогу освоиться. – Он заглянул в голубые, покрасневшие глаза Эбель. – Окей?
Отчего-то ему хотелось верить. Странно, ведь успокаивающая аура была у Вуд, а не у него.
– Я же просила не говорить так, – улыбнулась Эбель.
– Я перестану, если завтра увижу тебя на шифрологии. – Джосайя, улыбнувшись, наконец отступил. – Подумай, почему ты оказалась тут? Для чего? И ты удивишься, когда найдешь на это ответ.
Он, почти подскакивая, видимо радуясь своей победе, подошел к двери.
– Но успокоительное все-таки выпей. – И оставил Эбель в кабинете, пропахшем книжной пылью и кедровыми духами.
– Душнила, – проводив его взглядом, шепнула Эбель.
Каждой скуре достается свой уникальный дар. Нет человека, похожего на тебя. Нет и способностей, что, словно дешевые духи из «Волмарта», носит каждая уважающая моду школьница.
На самом деле Эбель была одной из них, ну, из тех девочек, которые за пять долларов покупали подделку на Lost Cherry от Tom Ford и, надушившись ею с ног до головы, разгуливали по школьным коридорам в надежде подцепить красивого мальчика. Эбель не любила отличаться от других. И ее белые волосы, вздернутый нос и пухлые губы лишний раз подтверждали то, что ничего нестандартного в ней нет. Обычная внешность обычной американки. Обычное поведение, обычные друзья, обычные интересы.
Так было до момента, когда ночью к ней пришел призрак. Тогда и началась ее необычная жизнь. Чертовы мертвяки являлись к ней каждую ночь на протяжении четырех лет. И Эбель помнила всех.
Словно проживая день сурка, она была готова поверить в Бога и вместе с матерью молиться перед сном. Но ей ничего не помогало – призраки не уходили. Оставалось лишь принять, что Эбель Барнс – очередная презираемая людьми скура и что призраки, поселившиеся в ее комнате, никуда не уйдут. Возможно, даже после ее смерти они будут таскаться за ней и, гнусавя на ухо, молить о помощи.