Патрисио остановился, дрожа, с подступающими к горлу слезами. Педро ничего не говорил. Между ними протянулось молчание. Тогда он присмотрелся и заметил, что правая рука отца двигается. Рядом с креслом стоял столик с религиозными предметами и сборником судоку, из тех, что он дарил ему. Патрисио в растерянности следил взглядом за отцовской рукой, которая брала карандаш и нащупывала край сборника. Мальчик подошел, открыл его на первой странице и наблюдал, как рука, словно автомат, заполняет лист. Вместо цифр в ячейки она вписывала буквы. Медленные ряды букв, которые составляли слова. Этот процесс занимал всё внимание Патрисио, пока послание не было готово. Тогда он почувствовал ужас, похожий на тот, что охватывал его от одного воспоминания о матери: они вдвоем сидят у огня на кухне, мама качает его, маленького, на руках и рассказывает сказку о мальчике со шпорами[16].
На листе было написано:
Дверь открылась. Двое коллегиантов взяли Патрисио за плечи и вывели. Всхлипывая, он успел вырвать листок и положить его в карман, прежде чем вышел из комнаты с ощущением, что выныривает из-под воды.
Это был последний раз, когда он видел отца.
Небо закрывало сплошное серое пятно. Бальтасар проводил Патрисио до машины, которая повезла его домой. Наверху, далеко Патрисио заметил странное черное кольцо, плывущее между облаками. Ниже, вдоль шоссе гипнотически мелькали стволы эвкалиптов, и вскоре мальчик заснул на заднем сиденье, уронив голову на стекло. Проснулся дома, ничком на кровати, вспотевший, в одежде. Вскочил и побежал по дому, зовя сестру.
Но он был один. Он еще слышал странный голос отца, который его смущал и тянул против ветра. Следуя за голосом, Патрисио вышел из дома.
Каталина сидела в массажном кресле, ела бутерброд с паштетом и пыталась добиться победы «Барсы» над «Реалом».
— Где ты была? — спросил Патрисио, закрывая за собой входную дверь.
— У тети Кармелы. — Раскосые глаза сестры, когда она врала, напоминали ему глаза матери.
Патрисио поспешно прошел в свою комнату, чтобы взять толстовку и положить в карман зажигалку. Когда он собрался выходить, Каталина попросила его сделать ей горячий шоколад.
— Ты куда? — спросила она, ставя чашку на стеклянный столик и не отрывая глаз от экрана, пока брат застегивал молнию и надевал капюшон.
— В магазин и обратно.
— Может, купишь машину?
Патрисио вздрогнул. Подумал о бидонах с бензином, которые оставил около дома, и крепко сжал зажигалку в кармане.
Сестра поставила игру на паузу и посмотрела на него.
— Купи машину, Пато. И поедем на море.
Он улыбнулся и положил ключи в карман:
— Я самолет куплю, — ответил он, поднося к губам указательный и большой пальцы.
Это бесконечная непрерывность существования. Каждому телу нужны другие тела, чтобы умирать и возрождаться. Его обширность приглашает склонить друг к другу головы, следовать непокорному шепоту, приносимому в дом ветром, этим тайным телом, корнем воды, который вырывает язык из его клетки и прячется в пепле, пока леса перемещаются в другую вселенную.
Поход начался рано, под моросящим дождем и при влажности воздуха семьдесят процентов. Под предводительством Джованны группа два часа шла на юг от лагеря, пока не добралась до сектора номер десять, заросшего ньирами, ленгами и койгуэ и богатого лиственным перегноем, влажным от бобровых запруд.
Там обнаружились первые экземпляры для сбора.
— Посмотри на меня и скажи, что нашла, — попросила Андреа из-за камеры, закрывавшей ей пол-лица.
— Cyttaria, которая у меня в руке, известна также как «индейский хлеб». Раньше обитатели этих лесов собирали их весной и летом для еды. — Джованна держала на уровне объектива гриб, похожий на спелую мушмулу. И предложила коллеге, ожидавшему за кадром рядом с Андреа: — Попробуй, Ричард. — Англичанин откусил, и на его лице появилось выражение удивления, возможно из-за ватной текстуры гриба. — Сладкий, правда? — продолжала говорить Джованна с горящими, как у девочки, глазами, пока Ричард довольно кивал.
В этой экспедиции каждый участник преследовал собственную цель. Дейвон, например, ворошил землю в поисках трюфелей. Его задача была самой сложной, поскольку эти грибы мало того что растут под землей, так еще и найти их можно только благодаря нюху некоторых собак и свиней, специально обученных для этого. Дейвон же руководствовался только своей интуицией. Андреа запечатлела, как, раскапывая корни, рыжеволосый молодой человек обнаружил экземпляр из рода Thaxterogaster: два шарика горят, как бриллианты, во влажной земле.
Марджори между тем специализировалась на роде Cortinarius, представители видов которого открыто росли по всему парку. Многие из них еще не были описаны, поэтому ее приятной задачей было давать им имя и дату рождения, производя своеобразное крещение для официальной науки. Андреа шла за ней, пока та собирала плодовые тела в небольшой брезентовый мешочек, восхищенно восклицая на манерном британском английском.
Тут же был Ричард, миколог с сорокалетним стажем, который занимался анализом отношений грибов с эндемичной флорой парка. Завернутый в оливковый плащ, старик шел по лесу, заложив за спину руки с мощной лупой и швейцарским ножом. Ричард брал пробы корней, коры и выпуклых, вдавленных, пупковидных плодовых тел с коническими и бугорчатыми шляпками, иногда похожими на небольшие соты или кусочки кораллов.
Как он объяснял в камеру, поблескивая глазами из-под красной шляпы, каждая из этих форм жизни исполняла свою функцию:
— Одно дело — описать внешний вид организма, и совсем другое — понять, каковы его отношения с остальными существами вокруг. Все эти грибы связаны с деревьями через корень. Они поставляют им воду и разные питательные вещества, а взамен получают витамины и углерод. Деревья могут через них общаться между собой, обмениваться электрическими и белковыми сигналами, образуя что-то вроде интернета. — Он указал на нижнюю часть плодового тела Cortinarius flammuloides, эндемичного в этом регионе. — То, что мы обычно видим у грибов, — не что иное, как их половые органы, цветные вздутия разнообразных форм, выделяющие споры для размножения. Самое же любопытное происходит под землей. Весь гриб функционирует как обширная сеть, протянувшаяся на километры: его тонкие нити бесшумно соединяют лес, одновременно превращая его отходы в новую почву.
Дождь усиливался. Джованна нашла Андреа, затем дала указание группе продолжать двигаться на юг. Понемногу стук капель по листьям затих, уступая место запаху морского бриза.
Джованна собирала лишайники. Она изучала, как симбиоз между грибом и водорослью влияет на общение лишайника с другими организмами. В электрических импульсах, передаваемых мицелием, она видела сигналы, подобные нервной деятельности. Что-то они переносили — информацию, желания, локации. Джованна хотела расшифровать этот язык подземных импульсов и понять, что происходит, когда гриб соединяется с чем-то другим. Накануне вечером Андреа спрашивала ее, какими могут быть слова в этом языке. Лежа с ней в одном спальнике, она предположила:
— Если бы гриб поселился в человеческом мозге, он думал бы то же самое, что мы?
Джованна ничего не ответила, просто обняла ее и начала целовать в шею. Но позже, когда Андреа заснула, этот вопрос не выходил из головы, и от раздумий над ним Джованне приснилось, что она рассматривает кусочек сфагнума, чьи клетки под микроскопом оказываются скоплением миллионов глаз.
Полчаса спустя группа снова оказалась на берегу Магелланова пролива, на этот раз на противоположной оконечности Огненной Земли.
Панорама была впечатляющей. Джованна смотрела на острова, на древние, морщинистые, как слоновья кожа, горы, которые возвышались над густой растительностью, и думала о том времени, когда землю покрывали скалы, пронизанные грибами. На несколько минут она завороженно застыла, представляя многометровые, в гранитных складках башни, которые возвышались как статуи, а тонкие нити Tortobus proterans обнимали минерал изнутри, поглощая пресную воду и истончая его стенки, спускались ниже, зарывались в скалы, выравнивали поверхность, чтобы позже животные и растения смогли поделить мир, утвердить за собой основное место. Тогда ей пришло в голову, что, пока водоросли и амфибии становились жертвами сексуального желания, грибы сохраняли неизменной собственную тактику, то целуя спящих под открытым небом млекопитающих и растения, то очищая свою раненую грудь энзимами, разделяя ее и увеличивая. Это позволяло им растягиваться в виде великой идеи, как будто земля над ними была чем-то вроде стенки черепа, а снизу — бездонным озером. Так они росли во всех направлениях, цепляясь вслепую к корням и погребенным телам.
Джованна стояла, словно оцепенев от этого зрелища, пока ветер не ударил ей в лицо. Тогда она поспешила за группой, с трудом поднимавшейся по склону к лесу Тимаукель. Бегущая навстречу вода играла камнями, ставя шедшим подножки. Взгляд Джованны время от времени возвращался к пейзажу, а потом переносился на Андреа, которая шла немного впереди и потешалась над звуками, издаваемыми англичанами: эти бесконечные упс, упс, когда ботинок соскальзывал и нога оказывалась вновь по щиколотку в грязи.
К вечеру собиратели грибов, усталые и счастливые, вернулись в лагерь с внушительным грузом образцов для описания. Джованна залезла в палатку положить сумку и, пока шла в душ в доме дона Сантьяго, обратила внимание на тонкое черное кольцо высоко в небе, как ожог, среди облаков.
Выйдя из душа, она почувствовала приятный запах. В нескольких метрах от лагеря Ричард в огромном котле над костром готовил суп из сморчков и других съедобных грибов с луком, чесноком, перцем, картошкой и тыквой. К тому же Дейвон выделил ему один из своих трюфелей, который превратил варево в деликатес. Всемером они поужинали там, устроившись вокруг костра и обсуждая достоинства этого места. Одним из них было зрелище усыпанного звездами неба. Джованна, разморенная жаром костра и вкусной едой, положила голову на плечо Андреа. Влажные волосы высыхали.