а налить чай. Но, вернувшись, увидела тот же результат.
Всё было не на своих местах. То, что получилось, выглядело результатом чего-то другого.
Джованна чуть было не написала Андреа, но стерла сообщение, не отправив. Озадаченная, размышляла об этом деле еще пару часов, пока не стало совсем поздно. Тогда она поставила будильник, выключила свет и приняла снотворное.
Педро приподнял голову. Взгляд не сразу различил очертания нависавших холмов. Рядом две свиньи делили зеленые яблоки, копаясь у его голых ног. Он подтянул одну и сел, опершись спиной о дерево. Земля была усыпана бутылками, которые вели в направлении голоса его отца.
— Давай же, черт побери. — Старик поставил стакан на край стола.
Вечер пах уксусом, мочой животных и зеленью. Они сели и выпили, не глядя друг на друга, слушая шум ветра, который обрывал птицам головы. Отец был уже пьян, и это раздражало Педро.
— Я видел повозки. Медлительные волы. Скрежет камней под колесами. Люди шли как во сне. — Водка как будто не имела вкуса во рту. — И я увидел мертвую. Мою пчелку. — Педро сжал стакан в руке.
— Твоя жена не снесла дихлофоса, она ж была букашкой! Гадина! — Отец хохотал в лицо Педро, который, навалившись на стол, никак не мог его ударить. Руки двигались медленно и уменьшались, он стал вдруг размером с курицу, и ему пришлось удрать, поспешно и неловко подскакивая, и зарыть голову в пыль, чтобы старик не пустил его на суп.
Тогда ему показалось, он был уверен, что слышит Марию: не голос, а словно горячее дыхание, которое доносилось издалека и направляло его. Всё как будто стало осязаемым. Как влажная земля. Как порез, который кровит. Педро оттолкнул окружавшую его темноту и, словно ведомый жаждой, пошел вперед, с каждым шагом оставляя в воздухе отпечаток своего тела. То, что раньше было как будто внутри, оказывалось снаружи. Как эхо этого голоса, который звал за собой, преодолев зыбкую границу его тела. Педро шел, вбирая в себя всё, что встречал под ногами, — насекомых, трупы, корни, перемолотые камни, и разрастался всё шире, расстилаясь под землей белой тенью[8].
— Насколько нам известно, Cryptococcus neoformans вызывает заболевание преимущественно у иммунокомпрометированных людей и в этом смысле представляет собой оппортунистический гриб. Случаи поражения им здоровой иммунной системы редки и были отмечены только в Британской Колумбии.
В 1999 году на острове Ванкувер в Канаде была зафиксирована вспышка заболевания, вызванного Cryptococcus gattii, более сложным и агрессивным грибом того же рода. Массовое заражение зверей и людей в высшей степени странно, учитывая, что средняя температура тела млекопитающих создает неустойчивую среду для большинства представителей царства. От инфекции погибло значительное количество людей, кошек, собак, енотов и других млекопитающих.
Как я уже сказала, описаны только два серотипа этого гриба (В и С), которые попадают в организм при вдыхании спор, высвобождаемых в воздух: нечто вроде болезнетворной пыли, которая вызывает поражения легких и нервной системы. Симптомы инфекции включают сильный кашель и одышку, часто сопровождающиеся ознобом, ночной потливостью, бредом, непроизвольными спазмами конечностей, судорогами, тремором рук и анорексией. Примерно девяносто процентов пациентов заболевают криптококковым менингитом, и менее двух процентов выживают.
Согласно результатам одного из моих исследований, опубликованным в журнале Британского микологического общества, раньше инфекция действительно поражала в основном пожилых людей и людей с хроническими патологиями, но сегодня ситуация изменилась. До 1999 года все случаи заражения C. gattii регистрировались в субтропических районах, главным образом в Австралии, для которой этот вид эндемичен. Однако вспышка в Ванкувере привела к радикальному изменению нашего понимания грибковой инфекции и угрозы, исходящей от конкретного патогена. Это связано с тем, что она продемонстрировала увеличение смертности от C. gattii — ее уровень вырос с 0,94 до 3400 случаев на миллион жителей в год, — а также способность гриба распространяться по континентам и порождать инвазивные вспышки, которые, если их не контролировать, могут перерасти в пандемию.
Объяснение, которое дала этому Академия наук США, связано с повышением температуры климатической системы планеты из-за глобального потепления, а также, в частности, с масштабными монокультурными посевами на территориях, близких к заселенным.
Правительство Австралии было особенно заинтересовано в финансировании исследований, посвященных контролю за этим грибом и его искоренению, поскольку дерево, с которым C. gattii теснее всего связан, так как только на нем его плодовые тела массово достигают зрелости, — это Eucalyptus globulus, австралийский эндемик, обычно называемый просто эвкалиптом.
Однако, учитывая, что в нашей стране почти два миллиона гектаров плантаций этого дерева, риск новой вспышки без преувеличения значительный. Один мицелий способен распространяться на тысячу гектаров, а его споры при высвобождении могут покрыть в десять раз большую площадь. Кроме того, смертность от грибковой инфекции, судя по всему, гораздо более высокая, поскольку из пяти случаев заболевания, недавно зарегистрированных у работников лесного хозяйства, только один нелетальный: мужчина, который после почти двухмесячного пребывания в коме чудесным образом очнулся.
Педро Обширный
Потому что я почувствовал, вот почему теперь говорю с вами от себя. Когда я был обширным, я не был один. Я не был я, когда почувствовал, как по нам ходят люди. Я видел собак и людей в синих куртках, буквы на их белой одежде, люди смотрели на деревья, на кусты и никогда сюда, вниз. Я приветствовал их, хотел, но не мог говорить, я не был больше отдельным. Чувствовал, как они ходят, и это было не больно, но они нас разрушали. С каждым их шагом мы теряли волосы, мои крупные нервы разрывались. Это было неважно, мы знали, что вырастем снова. Числом нас не догнать. Мы всегда приходим наверх снизу. Всех вместе нас столько, что никакому человеку нет места среди нас.
Сейчас, конечно, когда я вижу и слышу вас, всё не так, как тогда. Сам факт, что я говорю, всё разрушает, делает меня отдельным. Помню этот страх и стыд в воздухе от моего звучащего и услышанного голоса. Жизнь очень долго топтала меня своими конскими копытами, и я уже не мог стать прежним. Но это был я, понимаете? Быть отдельным, а не обширным — вот в чем проблема.
Как поговорить с ней? Что я скажу? Какая странная погода, сколько уже нет дождя? Мама на нас откуда-то смотрит, я знаю. Мертвые что-то знают или только смотрят? Почему они не помогают? Мама, я просил тебя, чтобы папа проснулся. Что я скажу теперь Кате? Сестренка, папа открыл глаза. Он очнулся. Я же не просил, чтобы он съехал с катушек.
Патрисио думал, сидя на остановке напротив больницы. Смотрел на другую сторону улицы: на рассасывающееся скопление журналистов, на припаркованные белые автомобили, на врачей, которые говорили перед камерами, что информирование о состоянии пациента возобновится позже, поскольку ему нужен отдых. Собака, пробегавшая между людьми, остановилась у машины. Пометила колесо, почесала ухо и затрусила дальше, пока не повернула за угол.
Когда он вернулся домой, зазвонил мобильный.
— Да?
— Патрисио? Патрисио Марамбио?
— Да.
— Это тетя Кармела. Как ты?
— Какая, к хренам, тетя?
И повесил трубку.
Ему звонили уже в десятый раз, чтобы узнать об отце. Сначала звонили журналисты, которые профессионально игнорировали все «нет» и резали вопросами по живому. Но это быстро закончилось.
Вскоре стали звонить другие. Телефонные хулиганы, мошенники, авантюристы. Они выдавали себя за кого угодно, лишь бы разузнать хоть что-нибудь. Чье-то имя, какое-то воспоминание об отце. Один тип осмелился спросить что-то о маме, о ее фотографиях в фейсбуке, которыми он время от времени делился. Патрисио предложил встретиться. Они договорились на тот же вечер после захода солнца на одной из площадей на окраине города.
Репортер курил рядом с белым пикапом. Смотрел на пустую детскую площадку с выцветшими качелями. Патрисио с пацанами подошел сзади, схватил этого типа за шею, и втроем они прижали его к стене. Нескольких ударов коленом в живот хватило, чтобы тот открыл рот, куда они засунули его диктофон.
— Давай, придурок, спрашивай теперь. Спрашивай, что хочешь.
Патрисио выключил мобильный и положил его на стол. Пошел на кухню, насыпал корма котам и поставил чайник. Была четверть пятого, и Каталина уже, наверное, едет домой. Он включил компьютер. Было слышно, как жуют коты. Вода всё не закипала. Девочка смотрела на лесные плантации из окна школьного автобуса, и ее немного укачивало. Воздух расширился, чтобы выдавить пузыри пара в свисток чайника.
Определения — это семена. Из-за своей тонкости сущность дает нам побеги, и мы знаем вещи. То, что я узнал, не происходит от увиденного и сложенного внутри меня. Ясные сущности с благородными чистыми чертами приходят, если мы умеем готовиться, открываться большому нерву, слышать снизу. Их голос определяет семя, медленно дышит и несет истину. Кто слышит его, носит внутри себя лес. Рвет ткань. Его слово порождает то, что называет.
Сначала никто ничего не понимал. Врач диагностировал приступ острого психоза вследствие комы, но шли дни, и некоторые медсестры заподозрили другое осложнение. На лице пациента всё яснее проступало странное ангельское выражение. Когда Патрисио пришел к отцу в больницу, его речь уже потеряла связь с реальностью и зараженное тело, казалось, ему не повиновалось. Волна стыда и отчуждения накрыла Патрисио. Это было невыносимо. Медсестра держала его под руку, но он вырвался, выбежал из больницы в слезах и в сомнениях насчет того, грешно ли думать, что смерть была бы лучшим исходом. Именно в то время, когда Патрисио возвращался домой, к Педро пришел первый человек веры.