Янсенисты были оппонентами иезуитов в том, что касалось исключительной святости папы римского, – они распространяли идею непогрешимости на всю церковь и требовали от церкви соответствия идеалу. «Янсенизм дисциплины» в XVII веке требовал от церкви духовного обновления. «Янсенизм морали» образца XVIII века, под влиянием которого прошло детство Джузеппе Мадзини, требовал от человека дисциплины, постоянных испытаний на твердость характера, внутренней цельности и духовной строгости. Это было крайне консервативное воспитание – в правильном понимании консерватизма как учения динамичного, совершенствующего, сохраняющего наилучшее и актуализующего вечное. Генуэзская интеллигенция, находящаяся под влиянием янсенизма, реализовывала его в воспитании детей в духе интеллектуального трудолюбия и прививания идеала всестороннего образования – духовного, культурного, музыкального[1].
В такой среде формировался юный Джузеппе Мадзини – в детстве его обучал латыни священник-янсенист Лука де Скальци, риторике – священник Стефано де Грегори, далее он обучался в генуэзской школе, где в обязательном порядке изучали древнегреческую грамматику, арифметику, геометрию, логику и античную классику.
В 1820 году в возрасте 15 лет Мадзини поступил в Генуэзский университет, который закончил спустя семь лет, в 1827 году, получив юридическую специальность. Атмосфера в университете была сверхклерикальной – студенты находились под строгим надзором так называемого духовного директора, были вынуждены, хотят они того или нет, ежедневно участвовать во всех возможных церковных службах. Такой агрессивный клерикализм вызвал у юного рефлексирующего Мадзини настоящий духовный бунт, вплоть до того, что он считал себя атеистом, ходил на мессу с томиком Кондорсе и увлекся идеями Руссо, Фелисите Робера де Ламенне и Анри Сен-Симона. Впрочем, как мы знаем, впоследствии этот кризис миновал, и Мадзини увлекся идеалистической философией – он восхищался работами Вико, Гердера, Фихте, Гёте, Шеллинга, братьев Шлегелей, а также творчеством итальянских поэтов Данте Алигьери и Уго Фосколо.
Молодой Мадзини, только закончивший университет, – это в первую очередь публицист и литературный критик, публикующийся в периодическом издании «Индикаторе Дженовезе»; именно в этом качестве он становится известен генуэзской публике. Первый номер этой газеты вышел 10 мая 1828 года. В этом же номере выходит первая публикация Мадзини – заметка о романе Карло Варезе «Генуэзская невеста». По публикациям Мадзини в генуэзской прессе можно составить довольно любопытный портрет молодого автора. Многие идеи, которые юный Мадзини аккуратно, осмотрительно, зачастую скрыто вводит в свою филологическую публицистику, мы затем сможем узнать и в поздней философии долга.
Что это за идеи? Молодой Мадзини пишет о том, что литература должна играть важнейшую роль в национальном сплочении, роль воспитующую. Литература в отличие от истории обосновывает и демонстрирует культурную общность на основании простых образов, знакомых каждому читателю. Герои исторического романа, как в случае с «Обрученными» Алессандро Мандзони, – это простые люди, на фоне личных драм которых разворачиваются исторические события. Эта, говоря словами Мадзини, «живая привлекательность вымышленного» является мощнейшим оружием в арсенале литературы. Из статьи Мадзини неявно следует, что искусство должно быть утилитарным для политического, должно приносить реальную политическую пользу. Итальянский исторический роман должен раскрывать прошлое Италии и подвигать итальянцев к мысли о едином прошлом – и необходимости объединения.
Генуэзское правительство закрыло газету «Индикаторе Дженовезе» в конце 1828 года. Виной тому – написанный Мадзини план «Программа газеты на 1829 год», в котором были поставлены новые цели и заявлены амбиции, значительно превосходящие уровень литературной критики. В 1829–1830 годах Джузеппе Мадзини сотрудничает с другой газетой – «Индикаторе Ливорнезе», которая, как можно догадаться, издавалась в тосканском городе Ливорно. Там Мадзини дебютирует с рецензией на «Фауста» Гёте, в которой поднимает вопрос о роли гения в истории. В ней Мадзини излагает прогрессистские взгляды на историю, очевидно, почерпнутые им в философии Просвещения.
Молодой мыслитель пишет о значимости прогресса, необходимости дальнейшего развития цивилизации, к которому призывает весь ход истории. Пишет он и об универсальности мировых законов, отсутствии значимых различий между национальными культурами. При этом Мадзини не отвергает христианских ценностей, не проповедует антирелигиозные настроения. В этом заключается ключевое отличие его текстов этого периода от умонастроений эпохи Просвещения[2].
В одной из своих статей он впервые употребляет термин risorgimento, причем именно в том значении, которое впоследствии стало наименованием всей эпохи, а именно достижения политической мечты о едином государстве, которую Мадзини считал мечтой всех итальянцев.
На рубеже 1820-х и 1830-х годов Мадзини был членом одной из карбонарских организаций. Карбонарии (угольщики) были тайным революционным движением, которое начало проявлять активность в Италии с 1807 года. Карбонарии боролись против монархии (в первую очередь против неаполитанских Бурбонов, стоявших во главе Королевства обеих Сицилий, и австрийского владычества), за конституционное политическое устройство и единство итальянских земель. Карбонарии – это не революционное движение в том смысле, который мы привыкли вкладывать в это определение. Оно имеет мало общего, к примеру, с отечественными народовольцами. Зачастую члены карбонарских групп были аристократами, представителями верхушки общества, а не «отверженными». Более того, тактика карбонариев была направлена на работу с элитами, армией, на организацию элитарных групп в целях подготовки к захвату власти. Карбонарии были либералами, к народным массам относились довольно презрительно и не слишком-то стремились с ними работать. Помимо этого, у карбонариев был принят ряд ритуалов мистического характера, руководитель венты носил титул Великого Магистра, что позволяет говорить о некотором влиянии масонства.
Мадзини был членом генуэзской Высокой венты «Надежда» (Speranza). В период членства в карбонарской организации Мадзини вырабатывает еще одно убеждение, которое впоследствии отразится в философии долга. Суть его заключается в том, что для свержения дурного правления необходимо идти на жертвы, поднимать восстания, жертвовать собой и демонстрировать доблесть и что эта готовность присутствует в каждом. Человек лишь ждет момента, чтобы вступить в борьбу за свободу. Массовое раскрытие этого стремления позволит провести большие преобразования в целях «улучшения человечества».
Довольно скоро, в 1830 году, карбонарская ячейка, в которой состоял Мадзини, была разгромлена, и молодой публицист эмигрировал в Швейцарию. Изгнание Мадзини растянулось на десятилетия, а его конфликт с различными итальянскими властями не был исчерпан до конца жизни.
В 1831 году, в период пребывания во Франции, Мадзини основывает политическую организацию «Молодая Италия» (Giovine Italia), которую можно считать первой современной итальянской политической партией. У «Молодой Италии» были своя газета, пропагандистский аппарат и, что крайне важно, возможность доносить свое послание до целевой аудитории (итальянского среднего класса) и координировать национально-освободительную деятельность в Италии. Тогда же, в 1831-м, Мадзини пишет свое самое знаменитое раннее произведение – «Манифест “Молодой Италии”». Идеалистический характер «Манифеста» выражается автором практически сразу: «Великие революции – это работа принципов, а не штыков»[3]. Мадзини утверждает, что для конкретного, материального достижения победы ее сначала необходимо одержать в умах и сердцах людей, на уровне морали. Чтобы добиться свободы для народов, необходимо в первую очередь пропагандировать ее принципы. По Мадзини, это длительный процесс: поскольку человеческий интеллект не способен с ходу воспринять принципы свободы, нужно постепенно подводить людей к этим мыслям посредством регулярной просвещенческой работы. Это работа для многих людей, объединенных одной высокой целью.
Мадзини провозглашает три принципа, следование которым необходимо для достижения развития и процветания Италии: единство, свобода и независимость. Таким образом, он противопоставляет движение «Молодой Италии» как тем, кто готов пожертвовать независимостью страны от внешних сил ради объединения итальянских земель под единой волей тирана, так и тем, кто, боясь насилия, не готов идти к полному объединению итальянских земель, довольствуясь расширением границ одного из многочисленных итальянских государств. Мадзини выступает против каких-либо компромиссов, продиктованных страхом. Единственный авторитет, который признается им в «Манифесте», – это «воля нации»[4].
Мадзини задается вопросом о том, каковы средства, с помощью которых можно создать единую, свободную и независимую Италию. Он возражает тем, кто, не веря в саму возможность восстания народа в защиту собственных прав и свобод, в раскрытие свободного самосознания народа, пропагандирует воинственное сопротивление теми же насильственными методами, что применялись тиранами для порабощения нации, не брезгуя при этом иностранной помощью. «Они не понимают, что 26 миллионов человек, черпающих силу в преследовании благой цели и обладающих несгибаемой волей, неуязвимы»[5], – пишет Мадзини. Готовы ли пропагандисты силовых методов сами умереть за освобождение и объединение Италии? Автор «Манифеста» в этом сомневается. Те, кто зовет народ на баррикады, сами, как правило, стоят в стороне, в ином случае дело не доходит до каких-либо конкретных действий, поскольку величие задачи пугает и самих потенциальных организаторов революции. Они не верят в народ и ждут иностранной помощи. «Люди будущего», которым суждено создать единое итальянское госуд