– Мерзавец, – сказала Варя потеплевшим голосом. – Хотя, конечно, скучаю. И не могу.
Она помолчала.
– Кости-ик… ну ты когда приедешь?
– Скоро, родная, скоро.
Что я мог ответить? Что не приеду никогда? Что та ночь перед отправкой в убежище была последней?
Кто другой смог бы. А я… Правду Варе знать пока незачем, а врать я не стал. Кто знает, вдруг еще и…
Стоп. Вот надежда мне сейчас ни к чему. Не потому, что она заведомо несбыточная. Просто бывают ситуации, когда от собственных надежд приходится отказаться, потому что если не откажешься ты, то отказаться придется всему остальному человечеству.
Включая Варю и детей…
Мы тогда только-только поженились.
Я молодой был, даже аспирантуру окончить не успел. И вот меня такого никакого срывают с занятий, два дня возят по собеседованиям, домой позвонить не дают – «не беспокойтесь, Константин Алексеевич, все вопросы решены». Переводят в Краснокамск – там у нас филиал головного института. Сейчас уже можно сказать, какая теперь секретность.
Пришлось погоны нацепить, у нас без этого сложно. Хотя специальности я вполне штатской, редкой, до недавнего времени сугубо теоретической: ксенолингвист. Год назад тиснул одну статейку – ваковские публикации набирал для защиты. А оказалось, «заложил фундамент», «предвосхитил» и «обусловил».
Идея простая, как пень. И даже не моя.
Традиционно считалось… хотя нет, неправда. Традиции – это не к нам. Как бы ни была компактна наша дисциплина, даже в ксенолингвистике существует множество школ и направлений. Фактически сколько специалистов – столько и школ; завидуйте, миряне.
И большинство таких школ полагает, что общение с инопланетным разумом следует начинать с чего-то предельно простого. Круг. Квадрат. Теорема Пифагора. Из круга выжать понятия радиуса и пи, из квадрата – возведение в степень, из «пифагоровых штанов» – корень.
Таблица Менделеева. Орбиты. ДНК. Соотнесение символов с понятиями, соотнесение понятий с другими понятиями и их группами. Заполнение тезауруса – постепенно, шаг за шагом, но наверняка.
Отлично работает. Если собеседник заинтересован в диалоге…
– Костыль. Ну ты опять молчишь.
– Варюш, я пойду. Мы тут разгрузку не закончили, да и линию надолго занимать нельзя.
– Костик, – сказала Варя, – мы скучаем. Сильно скучаем. Ты давай там… поскорее. И приезжай.
– Целую, родная, – сказал я. Вместо ответа. – Мелочь тоже поцелуй от меня. Нам тут закончить надо, и все будет нормально.
Рядом переминался с ноги на ногу сержант. Разговор он слышал по своей носимке: так положено. Я снял гарнитуру.
– Товарищ капитан, – сказал сержант, – а когда нас-то эвакуировать начнут, вы не знаете? Извините за прямоту.
Я почесал кончик носа:
– Вы ведь третий эшелон? Сегодня какое?.. Ну вот, через две недели ровно и начнут.
– Они совсем близко, да? – спросил парень тихо и почему-то довольно скорбным тоном. Наверное, демонстрировал сочувствие к гражданским – к тем, кому не хватит места в убежищах.
Впрочем, вполне может быть, что не только демонстрировал, но и в самом деле переживал: до орбиты рантам действительно оставалось всего ничего, и закрыть земное небо нам было уже нечем.
Мы думали, что летим к ним – а они шли к нам.
«Ефремов», беспрерывно передавая базовый набор символов и приветственные сообщения на основных языках Земли, сблизился с флотом пришельцев практически вплотную: на сорок четыре с половиной тысячи километров. После чего был сожжен мазерами.
Но все восемь месяцев, что продолжались маневры сближения, зонд исправно передавал в ЦУП данные радиоперехвата…
Иногда проще начинать со сложного. Потому что простого – нет. И не предвидится.
Ты можешь посылать в созвездие Весов радиосигнал «Мир, Ленин, СССР». Можешь закидывать в небо кремниевые таблички с изображением голых людей и атома водорода. И можешь тратить миллиарды на попытки выявить в космическом шуме осмысленный ответ – но ответа не будет.
Противоположную сторону нисколько не волнуют голые люди, да и с кремнием у нее все в порядке. Противоположную сторону не интересуют Ленин и даже СССР; мир – интересует, но совсем в иных целях.
Противоположная сторона не идет на контакт, потому что не нуждается в контакте. Она не желает перебирать основные состояния атома водорода и высчитывать площадь квадрата. Она не предоставит тебе ни символов для описания простых понятий, ни сведений о том, что эти понятия означают.
Остается одно: брать что дают.
Только вообразите: три черных корабля. Один огромен – свыше девяноста семи процентов общей массы флота. Это грузовик, он несет на себе Врата и набор оборудования.
Два других – ударные. Мазеры, баллистические пушки, генераторы защитного поля.
Экипажи в криосне, всего-то около трех тысяч особей.
И две сотни лет пути. Пилотов и техников размораживают по очереди. Дежурство длится около полутора земных лет, остальное время – сон.
Вообще говоря, продолжительность вахты сама по себе может многое сказать и о биологическом виде, и о цивилизации в целом. Но у наших экзопсихологов и без того хватало пищи для размышлений.
Так или иначе, дежурным было скучно. И они разговаривали друг с другом. По радио. Обыкновенно голосом: речевой аппарату рантов, как и у людей, использует самую доступную среду – воздух. Телепатия, конечно, явление престижное, однако развиться в естественных условиях шансов не имеет. К счастью: «телепатические волны» человечество перехватывать пока не научилось.
Дежурные бодрствовали, скучали, болтали.
А «Ефремов» гнал их болтовню на Землю. Гравиканал – в отличие от радио – работает почти мгновенно. А квантовая модуляция позволяет передавать очень большие пакеты. Точнее, по трави только большие пакеты и можно передавать. Настолько большие, что их, как правило, и забить-то нечем.
Но тут нам повезло снова. Довольно быстро выяснилось, что наряду с переговорами пилотов черные корабли постоянно обмениваются хорошо структурированными потоками данных.
Они реплицировали полетную информацию между бортовыми вычислителями и банками данных. Три корабля, тройное резервирование. И минимальная защита: сигнал слабый, космос – глубокий. «Чего им, собакам, стесняться».
Мы получили рабочие частоты и структуру пакетов данных. А затем самое главное: возможность сравнить пакеты, записанные до обнаружения рантами «Ивана Ефремова» – и перехваченные после:
«Смотри, Василий, что это там, по курсу? Никак объект?»
«Да, Фёдор, определенно объект».
«А что это за объект, Василий?..»
Имена у рантов имелись. Не «Василий» и «Фёдор», конечно. Однако и не наборы символов или цифр, как любят придумывать в книгах и сенсоидах. Вполне себе имена, отражающие некую индивидуальность.
Я угадал даже это.
В статье, которая в одночасье сделала меня экспертом по расшифровке инопланетных переговоров, рассматривался именно такой вариант: избыток лингвистического материала, его высокая структурированность, нежелание противоположной стороны поддерживать беседу.
Семантику чужого языка не обязательно следует отстраивать от «букв» – элементарных, базовых понятий, общих для любой представимой культуры. Иногда имеет смысл начинать обучение с целых «предложений» или даже «абзацев».
Сложное может быть понято в тех случаях, когда невозможно понять простое. Пусть неточно, пусть интуитивно – но хоть как-то. Дальше запускается процесс выявления закономерностей: вот эта последовательность звуков – это понятие «объект»? Или приветствие? Или имя собеседника? Хорошо, примем за рабочую гипотезу, что все-таки «объект»… Стоп, а вот с этого момента такая последовательность не встречается, зато встречается другая, причем в очень похожем контексте…
А что это у них за сообщение прошло за минуту до смены последовательности – никак опознали? Значит, опознанный «объект» превращается в «аппарат»? Или «артефакт»? Или сразу «противник»?.. А давайте-ка выделим на записи фрагмент, где «объект» и условный «противник» звучат вместе. Это будет означать что-то вроде «объект – это противник» или «объект опознан так-то»?.. Ну что, товарищи: схема «субъект-предикат» у нас понемногу вырисовывается…
Идея, повторюсь, не моя. Беклемишев, Городовников, Андрей Андреевич Лось – они работали раньше, они работали умнее. Зато я предложил структуру гипотетического языка, которая гораздо точнее ложилась на реальные данные перехвата.
Потому что я не такой умный, как Беклемишев, Городовников и Андрей Андреевич Лось. Они описывали ксенолингвы, исходя из предположения о высокой культуре их носителей – по себе судили. А я просто добивал список публикаций для защиты. И получилось, что замаянный дурью аспирант куда глубже понял психологию замаянных скукой дежурных флота вторжения…
– Не, товарищ капитан. Совсем не скучаем. Без внешних носимок даже проще как-то, не знаю. Сенсы же есть, читалки. Мы же понимаем. И спорт еще. Купаться ходим почти каждый вечер.
– Ё… – протянул я. – В такую льдынь – купаться?..
– Ага, – сказал сержант, – то есть так точно, виноват.
– Ничего. Я сам из «пиджаков».
– Ничего себе. И уже капитан?
– Я давно в проекте, – сказал я, – почти с самого начала.
С самого начала мы не могли поверить в корректность результатов расшифровки. Я сам не верил, что уж про командование говорить.
Многозначность – свойство любого естественного языка. Мы в обычных-то, повседневных разговорах друг друга понять не всегда умеем – а тут инопланетная культура. Как убедиться, что мы расшифровали ее термины правильно? Вдруг то, что мы прочитали как «флот вторжения», на самом деле означает «гуманитарная миссия добра, любви и одуванчиков»?
Однако в таких случаях на помощь приходит замечательная штука: предсказательная сила. Она означает, что теория позволяет делать выводы о явлениях, которые на момент создания теории оставались еще неизвестными.
Мне стали задавать вопросы на языке рантов – просто фрагменты из перехваченной болтовни.