— А ну, брысь отсюда, кяфирята! — рассвирепел эмир. Ребятишки вновь рассмеялись. Один мальчуган, видать, отчаянный, бесстрашно подошел к некогда грозному старику и попросил автограф.
Бывшее высочество до того растерялся, что выполнил просьбу мальчугана, расписавшись по-арабски в ученической, в клеточку, тетрадке -
АЛИМ-ХАН
Но настырному мальчугану этого было мало.
— Это вы фамилию своего образа написали которого вы, товарищ Вицин, собираетесь играть в кино… Во-о-он видите?.. Это неправдашняя фигура человека в камере… Ух ты! Как спину-то ему исполосовали эмирские палачи… А теперь давайте подымемся на стену крепости…
Старикан, сам не ведая почему, поплелся наверх.
— Смотрите, товарищ Вицин, вот здесь сидел бухарский тиран и смотрел, как на площади палачи рубили головы узникам. Теперь на месте казней построили водонапорную башню. Видите? Правда, здоровенная? А сейчас подымемся еще выше, в бывшую резиденцию тирана. Сейчас там археологический музей.
— Что?… Как?! Аре… Архи… Тьфу, шайтан!.. Булды, с нас хватит!..
И старикан чуть ли не бегом кинулся вон из бывшей своей резиденции.
Очутился он возле большого здания. Юноши и девушки толпами входили в здание, выходили…
В бывшем высочестве взыграло любопытство. Что за странное здание? Уж не мечеть ли новомодная?.. Тогда почему в нее пускают женщин?.. Непорядок! Ах, да! Вспомнили. Теперь женщины равноправны с мужчинами! О аллах, куда ты только смотришь?
Рассуждая так сам с собой бывшее высочество вошли в здание. Ой-ей-ей Бесстыдство-то какое!.. Стены увешаны портретами мужчин и женщин! Какое бесстыдство, женщины без паранджи и чачвана сфотографированы! И вообще, все женщины, и которые на фотографиях, и которые снуют туда-сюда и смеются, — без паранджи. Ой, конец света настает… Хм… А что написано под портретами?.. O-бо! Кандидат филологических наук… Доцент… Позор-то какой!
Старикан поднялся на второй этаж, приоткрыл какую-то дверь.
— А! Артист, вживающиеся в образ тирана, — послышался голос. — Заходите, пожалуйста, мархамат, — симпатичный пожилой человек приветливо поманил их высочество. — Не узнаете?.. Впрочем, это и не мудрено.
Лучше я напомню… Сегодня утром в чайхане я принимал участие в диспуте. Очень интересный и поучительный диспут!.. Позвольте представиться — Мустаким Мирзаев…
— Это который доктор фило… логифило…
Тьфу, шайтан, забери!
— Правильно, я — доктор филологических наук. Защитил докторскую диссертацию на тему: "Группы говоров узбекского языка Бухарскои области". Составил также диалектологические и этнографические карты.
— Ой-бо! — вскричал бывшее высочество. — Как у тебя только язык выговаривает столь богопротивные словеса?.. Дилеакто… Энгра-фо… Язык вывихнуть можно.
— А вы, я вижу, все еще в образе. Меня это тоже поражает. Столько времени — в образе. Удивительно!
— Куда я попал? — хмуро спросил экс-тиран. — Что это за мечеть, а? Мустаким Мирзаевич рассмеялся.
— Люблю остроумных людей Мечеть!.. Здорово сказано. Действительно, своеобразная мечеть. Только здесь поклоняются не аллаху, а наукам.
— Наукам?!
— Ну, конечно, — наукам. Вы попали в Бухарский педагогический институт. Юноши и девушки, которых вы видели в вестибюле, решили стать учителями, учеными…
— Столько много учителей? — удивился экс-узурпатор.
Профессор Мирзаев пожал плечами.
— Вас это удивляет?.. Впрочем, понятно, вы же в "образе".
— Ни в каком мы, наше высочество, не в образе! — рыкнул старикан. — И диспут в чайхане богопротивный был. И тот старик… С рябинками на лице…
— Шамсутдин-ака Арсланходжаев?
— Он самый!.. Очень опасный человек. В зиндан бы его, нечестивца, — последние слова старикан произнес мечтательно, чем очень развеселил профессора.
— Верно сказали, товарищ артист. Арсланходжаев для бывшего эмира и его своры очень опасный был человек. Коммунист с 1919 года. И отец его был коммунистом, только еще раньше в партию вступил, в 1918 году. И братья Шамсутдин-ака были коммунистами. И приятели, товарищи-коммунисты, например, Максуд-ака Курбанов…
Бывшее высочество позеленело от злобы.
— Довольно!.. Слышать не можем… Те-те-те… Припоминаем. Злокозненный Шамсутдин, как только рухнуло владычество, был секретарем комитета комсомола Бухарского вилаята.
— Ха!.. А вы, товарищ, артист, неплохо изучили историю Бухары.
— Эта история у нас вот где сидит, — старикан похлопал себя по сухонькому загривку. — Ты нам лучше вот что скажи: ты, как мы полагаем, из хорошей семьи, потомок наших верных имамов или даже мударрисов… А связался со злокозненными кяфирами — вроде Шамсутдинки и ему подобных нечестивцев! Зачем так делал, а?
Профессор от души рассмеялся.
— Ну и остряк же вы, товарищ Вицин!
— Вицин?! — ахнул старикан. — Откуда про Вицина узнал?
— Да вы же с ребятишками на экскурсию в Арк ходили. Ребятишки и разнесли эту новость по городу. Позвольте спросить, как здоровье ваших веселых партнеров — Никулина и Моргунова?
Старикашка до того обалдел, что сам не ведая почему, ответил:
— Здоровье их, слава аллаху, хорошее, — и тут же опомнившись, грозно спросил. — А ты почему, профессор, увиливаешь, почему не отвечаешь на наш высочаиший и всемилостивеиший вопрос?
— Да никакой я не потомок имамов и мударрисов. Отец мои был неграмотный человек. Даже расписаться не мог!
— Батюшки-Светы! — по-бабьи всплеснул руками экс-тиран. — Что же это такое делает-ся?.. Конец света!.. Ой-бо-о-о-о!.. Бывший деспот, покачиваясь, вышел из профессорского кабинета. На негнущихся ножках кое-как спустился с лестницы.
Старикан свернул от пединститута налево и вскоре очутился в совершенно незнакомом месте… Красивые современные дома. Парк. А это что?.. Зеленое поле, а по нему бегают в трусиках, молодые парни и бьют ногами по мячу!.. Стыд-то какой!
Возле витрины с газетой "Советская Бухара" он остановился, кряхтя, достал старомодные очки, вздел на нос, принялся читать по окладам полузабытые русские буквы. "Дадим стране бухарский высококачественный хлопок…" Ой-бо!.. Это сколько же на пуды получится?
Долго беззвучно шевелил старческими блеклыми, морщинистыми губами. Наконец, подсчитал — и ахнул. Ой-ой-ой!.. Схватился за сердце, вскричал громко:
— Карау-у-ул!.. Ограбили!
На крик сбежался народ.
— Что случилось?..
— Кто посмел обидеть старика?
Сквозь толпу пробился милиционер, козырнул бывшему высочеству.
— Прошу извинить, вы, кажется, звали на помощь?
Разъяренный старикашка зло сверкнул глазами на блюстителя порядка.
— Уходи, ступай с наших высочайших глаз долой, неприятный нам, кызыл миршаб.
— Миршаб? — не понял милиционер.
— Да, миршаб, охраняющий нынешние порядки, которые нам, нашему высочеству, невыносимо лицезреть!..
Милиционер окинул внимательным взглядом странного старика, нахмурился и сказал официально:
— Пройдемте, гражданин.
— К-к-куда-а? — испугался бывший деспот.
— В милицию.
Люди вокруг одобрительно зашумели. Послышались голоса.
— Правильно, в милицию его надо! Порядки ему, видите ли, наши не нравятся. Даже "Караул!" кричал.
— В милиции разберутся.
— Вот и пускай после этого в наш город туристов. Приедет такой ряженый и кривляется…
— Туристы разные бывают.
— Верно. А таких вот, как этот, не надо бы пускать.
Бывшее высочество сомлеть изволили со страху. Бороденка трясется, как овечий хвост. Заикаясь, стал оправдываться:
— В-вы… почтен-н-ныи миршаб, не поняли наше высочество… Тьфу, шайтан!.. Опять не то сказали. Оговориться мы соизволили. Мы не иностранный турист.
Мы… мы… — не зная, как представиться, старикан беззвучно зажевал губами.
— Пройдемте, гражданин, — совсем уж официально повторил милиционер, легонько трогая за рукав подозрительного типа в странных одеждах.
Их бывшее съежилось от ужаса. Что теперь будет! Ох-хо… Совсем плохо будет! Но в этот момент раздался веселый возглас:
— Пошт… Пошт… Поберегитесь, почтенные. Ассалам-алейкум, дорогие земляки!
Люди восторженно зашумели, охотно расступились, пропуская к месту происшествия веселого человека в простеньком полосатом халате. Человек, ведя под уздцы, симпатичного ишачка, подошел к милиционеру, осведомился, что случилось. Милиционер рассказал.
Между тем люди продолжали приветствовать пришельца.
— Давненько не заглядывал в наш город, Афанди!
— Уж не зазнался ли, уважаемый! земляк?
— Как поживаешь, друг?
Афанди вскинул вверх руки. Люди притихли. Веселый странник произнес:
— Земляки дорогие!.. Неужто не узнаете своего эмира? Грянул громовой хохот.
— Аи да Афанди!..
— Не язык у Афанди — бритва.
— Этакое чучело — эмир?.. Ха-ха-ха!
Афанди вновь вскинул вверх руки, призывая к тишине.
— Земляки! А разве я вам сказал, что этот старик — бывшее высочество? Я просто спросил: "Не узнаете?" Вы расхохотались и, следовательно, не узнали. А если бы узнали?
— Коли узнали бы… Мы бы этого кровопийцу!..
— Он бы долго помнил… Ха-ха! Намяли бы ему бока.
— За страдания наших дедов и прадедов рассчитались бы сполна, будь уверен, земляк! Бывший деспот трясся мелкой дрожью. Он с мольбой смотрел на Ходжу Насретдина, дескать, спаси и помилуй, избавь от гнева народного!
И тогда Афанди сказал весело:
— Люди! Неужто вы не слышали о том, что в ваш замечательный город приехали киноартисты — "вживаться в образы"? Один — ваш покорный слуга, другой — вот этот человек, которого вы чуть ли не до смерти перепугали.
Все рассмеялись, а бывший узурпатор вдруг торопливо, от волнения глотая слова, стал объяснять:
— Афанди правильно говорит… Мы-ы… Киноактер мы… П-е-ере-одет-тый артист Вицин мы. В-во-от кто мы…
— А-а!.. Это другое дело.
— Надо было сразу все объяснить, уважаемый товарищ.
— А то не долго и до греха!
— Товарищ Вицин, а кто же тогда Ходжа Насретдин?