Кавафис медленно читал свои стихи, сопровождая их жестами, которые словно арабески заполняли пространство.
Время от времени его рука опускалась, словно под томной тяжестью музыки слов.
Катраро переводил для нас:
Когда ты слышишь внезапно, в полночь,
незримой процессии пенье, звуки
мерно позвякивающих цимбал,
не сетуй на кончившееся везенье,
на то, что прахом пошли все труды, все планы,
все упования. Не оплакивай их впустую,
но мужественно выговори «прощай»
твоей уходящей Александрии.
Главное – не пытайся себя обмануть, не думай,
что это был морок, причуды слуха,
что тебе померещилось: не унижай себя.
Но твёрдо и мужественно – как пристало
тому, кому был дарован судьбой этот дивный город, —
шагни к распахнутому окну
и вслушайся – пусть с затаённым страхом,
но без слез, без внутреннего содроганья, —
вслушайся в твою последнюю радость: в пенье
странной незримой процессии, в звон цимбал
и простись с навсегда от тебя уходящей Александрией.50
Час спустя, распрощавшись с поэтом, я нёсся в автомобиле, наслаждаясь в сумерках ароматом акаций, доносившемся до меня из садов Антониадиса.
Полная луна. Соловьи. Экстатическая атмосфера, колоннада высоких деревьев вдоль дороги, с вершин которых стекает вниз имматериальное молоко. Время от времени доносится глухой шум падения: это разрушают старинную виллу, пол – ную воспоминаний, чтобы построить на её месте другую, современнейшую, предназначенную для визитов европейских правителей.
Гул грузовиков, нагруженных античным мрамором. Иногда падение груды обломков вызывает в памяти радостный звук взрыва гранаты.
Канал Махмудие полон жидкой луной, ностальгической, как современнейшие и древние верлибры греческого поэта из Александрии Константиноса Кавафиса.
XVIII. Побежденная смерть и бессмертные
пытаюсь понять психологию древнего и современного Египта, изучая его народ, рассеянный между памятниками архитектуры, священными и бесценными статуями и саркофагами.
Поэт Нельсон Морпурго,51 глава движения египетских футуристов, ведёт меня в музей Александрии. Мы одни лицом к лицу с прошлым в молчании, пропитанном запахами горячей шерсти, селитры и ароматических растений. Его нарушает фугато52 смеющихся голосов и беспокойный звук шаркающих шагов. Это группа школьников, глаза из-под шарфов и чёрных покрывал; однако белые как лепестки камелии руки беззастенчиво ощупывают внушительную группу быков Аписов, поражённые размерами их детородных органов. Подобно тому, с каким благоговением она пьёт воду из Нила, точно так же любая девчушка надеется отыскать в этом почитаемом камне силу сотворения жизни.
Греков и римлян мало волновала эта проблема, и они часто отказывались от детей: египтяне, напротив, презирали и ненавидели бесплодных женщин. Уже окончательно установлено, что Сфинксов усердно тёрли, чтобы накормить женщин массой, которую удавалось соскрести: считалось, что это гарантирует их плодовитость. Такая любовь к жизни оттесняла саму смерть, придавливала её тяжестью полного и неразрушимого саркофага.
Гордость царей продолжала править мумиями или жизнями, навечно заблокированными в роскошных полостях пирамид.
Горячая человеческая солидарность, сила любви и братства и, прежде всего, желание одурачить смерть, привели к созданию общества бессмертных. Они были настолько счастливы вместе наслаждаться жизнью, что желали продлить её вместе в царстве побеждённой смерти.
Перед тем как обессмертить тело, плотно обернув его бинтами, пропитанными солью, его заполняли мясом специально выбранных для этой цели животных, обладавших особыми качествами.
Трудолюбивый и съедобный бык, свирепый и наводящий страх крокодил обожествлялись.
XIX. Гора башмаков погонщиков верблюдов
Эта навязчивая мысль о бессмертии сопровождала меня во время посещения университета в аль-Азхар.53 Просторный внутренний двор, окружённый портиками.
В глубине мечеть с куполом, теряющимся вверху в солнечной пыли, и минарет, отбрасывающий вниз, на циновки свежую тень. Атмосфера переполненного гудящего улья под многочисленными стрельчатыми арками. Около двадцати групп студентов.
Каждая из них насчитывает примерно тридцать учащихся. Все возраста. Красные и белые фески и тюрбаны. Они слушают, сгрудившись вокруг скамьи, на которой сидит, скрестив ноги, профессор; он говорит, раскачиваясь всем телом. Ученики копируют колебания его торса, заворожённые вращением и гнусавой кантиленой вечного толкования Корана. Концентрические круги шёпота и молчания вокруг камня мудрости, падающего время от времени.
Сладковатый застоявшийся запах халвы, пищи и испражнений тел, занятых монотонными движениями и не ведающих приключений.
Покидая университет аль-Азхар, мы замечаем что-то вроде кучи дров, среди которых навалены башмаки и шлёпанцы студентов. Густо покрывающая их ностальгическая пыль всех дорог Африки и Азии ведёт беседу с просторной священной нишей, обращённой к Мекке. Синтетическая драма немых объектов, которые вбирает в себя необъятный ислам.
XX. Английские пушки в цитадели
Когда затем, мчась в автомобиле, я поднял голову, то мне тут же представилось, как окружённая башнями песочного цвета Цитадель пытается наколоть на острые концы своих минаретов опостылевшее жужжание английских аэропланов, продолжая, между тем, философически нацеливать свои пушки на молчаливое скопление мусульманских толп.
Они движутся, медленно колыхаясь, мимо известнякового подножия крепостных стен, но при этом кажутся неподвижной, изваянной из одного куска древнейшей вереницей верблюдов, перевозящей камни для построек европейцев.
Истошно сигналя, мы проезжаем между обезглавленных мечетей, однако наша скорость лишь слегка колышет чёрные покрывала арабок, сгрудившихся перед тюрьмой и терпеливо ожидающих, сидя на соломе, часа, когда они смогут увидеться со своими родственниками, заключёнными в тюрьму иноземными захватчиками.
Нил. Неподвижный, перегревшийся на солнце; дахабие, или плавучие лачуги дремлют вдоль берега, под сонными опьянёнными пальмами. Вон та наклонилась. А эти обнялись, чтобы не упасть. Новый сад в Гизе, зелёная футуристично-кубическая геометрия самшита, подстриженного в виде сфер конусов кубов, включает также большой пруд из бирюзовой майолики, вожделенную свежесть, о которой мечтают бредущие по пустыне странники.
Сияющая полированная лазурь пустого неба. На что надеются вон те воздушные дугообразные паруса, блуждающие между рассеянных пальм и плакучих ив?
Сможет ли вскоре египетский национализм осуществить мечту об абсолютной автономии и вступить в Лигу Наций в качестве свободного союзника Англии, дружественной державы, всегда владевшей Верхним Нилом и берегом Суэцкого канала?
Время покажет!
Однако гармонируют ли завывания пустынных шакалов и домашних гафиров с вечным ночным течением Нила?
XXI. Театральность без театра
Между тем драматические контрасты, образов, идей, красок, ритмов, голосов, чувств с течением времени должны будут занять своё место на сцене истории, превратившись в Египетский театр. Которого, напротив, пока ещё не существует. Он лишь только-только забрезжил.
Кроме европейского театра, переведённого на арабский и представляющего сегодняшний репертуар, имеются также театральные работы Юсефа Вахби,54 Мохамеда Теймура55 и некоторых других.
В марте 1923 г. Юсеф Вахби основал свою компанию «Рамзес», которая, благодаря деловым качествам капиталиста, директора театра и первого актёра, с триумфом выступала по всему Египту, в Сирии, Тунисе и Алжире.
У этого исторического театра был свой поэт: Шауки,56 прославленный автор Клео патры и своя актриса: Фатма Маруск. Эта юная прекрасная умная и восприимчивая актриса продемонстрировала арабской публике, кроме томных модуляций своих рыданий над бездыханным телом Антония, также свою гибкую и соблазнительную обнажённую спину. Аутентичная революция мусульманских костюмов.
Лучшими актёрами театра были Заки Телемат, Азиз Эид, Юсеф Вахби, Джордж Абид. Среди них блистали Негиб Рихани, Абдель Рахман Рушди, Ибрагим эль-Масри, Махмуд Камель, Исмаил Собри, Али Лабиб.
Эти аксёры сремились создась настоящий национальный египетский театр, отказавшись от языка классики.
Заки Телемат мечтал о Театре исторических обзоров, способного предложить парижской парижской публике что-то в этом роде.
С такой повесткой выступил актёр и автор Али Кассар.
XXII. Африканская синхронность чернокожего авиатора
Где я? Это Верхний Египет? Тунисская глубинка? Нет! На самом деле, этот автомобиль, прорезывающий тунисскую равнину, одновременно отделяет Ассуан от Нила, ведущего к Элефантине,57 покачивающейся на его поверхности как гигантский ананас. Сегодня гранатовые деревья, банановые плантации, пальмовые рощи с силой наращивают стволы и листву, которая наматывается на колёса, крутящиеся, одновременно тормозящие и свободные, мчащиеся по бесконечной тунисской равнине, центробежно перемешивая её. Ветер, грубо дующий мне в лицо, плюётся визжащими протестами против наших запредельных скоростей. Жёлто-зелёные виноградники устремляются к изогнутой линии горизонта, кажется, что каждый из них покачивается на хребте тщеславного треугольника верблюда: он торжественно волочит позади небольшой плуг, похожий на сломанную игрушку. Сейчас он также описывает поднятой вверх мордой свод неба. Густые заросли, напоминающие спутанные заржавленные сетчатые клубки, защищают от посягательств ветра разбойников, грабителей, животных, хлипкие деревенские постройки с навесами для грязных буйволов, ослов, собак и кур, живущих в своём жирном илистом мире.
Вот, поднимаясь мало-помалу, равнина рождает перед нами Кайруан,