– Простите, сэр.
Бастьен немного отодвинулся, но не выпустил ее. Из-за его широкого плеча Ана увидела открытые двери лифта и рыжеволосую статную женщину в очках.
– Татьяна, дай мне минуту, – с трудом проговорил он.
– Конечно, Бастьен, но мне кажется, что не стоит заставлять совет директоров ждать.
Татьяна говорила с сильным акцентом. Покачивая бедрами, как на подиуме, она скрылась в холле, за ней тянулся шлейф дорогого парфюма.
Бастьен опустил руки. Ана задрожала, словно от холода, но это не привело ее в чувство. Она с трудом вспомнила, где находится, и не упала лишь потому, что упиралась спиной в стену.
Да, она действительно сошла с ума.
Как она могла целовать его так неистово? Как она могла забыться у всех на виду? Ее затопил стыд, смывший остатки желания.
Что было бы, если бы их не прервали? Обхватила бы она его ногами, как на яхте? Стала бы требовать от него ласк, потому что прикосновения Бастьена дарили ей наивысшее наслаждение?
Конечно же нет!
– Ты обещал, что это никогда не повторится! – Ана пыталась обвинить его, однако в ее голосе невольно звучали нотки удовольствия.
– Я ничего подобного не обещал, – насмешливо бросил он. – Да и ты решила не ждать приглашения и сделала его сама, а я принял.
– Я не… Ты мерз…
– Как ни приятно весь день обмениваться с тобой оскорблениями, мне нужно идти на собрание. – Бастьен взял ее за локоть, и, выйдя из лифта, они подошли к двустворчатым дверям. – Здесь мой офис. Татьяна позаботится о тебе и даст знать, если потребуется твое присутствие.
Он ушел не оглядываясь.
Ана не знала, злиться ей или вздохнуть с облегчением. Подумав, она выбрала последнее. Гнев ведет к потере контроля. Отсутствие контроля ведет к жарким и страстным поцелуям, которые делают ее слабой.
Да, облегчение – более надежная эмоция.
Она вошла в офис и увидела Татьяну, сидящую за изысканным антикварным столом. Стараясь сохранять самообладание, Ана сказала:
– Мы не были представлены друг другу должным образом. Я Ана Дюваль.
– Татьяна, рабыня Бастьена, – пошутила та. – Вот здесь находится гостиная, – указала она на дверь. – Я принесу вам кофе, но возможно, сначала вы захотите немного освежиться?
Пальто Аны было расстегнуто, равно как и верхние пуговицы блузки, аккуратно заколотые волосы растрепались.
Она собрала в кулак все свое достоинство и улыбнулась:
– Спасибо.
В ванной комнате Ана с ужасом взглянула на свое отражение в зеркале. Шелковая кремовая блузка измялась. К счастью, костюм пострадал в меньшей степени. На красных распухших губах не осталось и следа помады. Щеки пылали, а взгляд был настолько диким, что Ана с отвращением отвернулась.
Она опять позволила себе низко пасть. Однако в этот раз уже нельзя сделать вид, что она не хотела этого.
Такое не должно повториться.
Ана ополоснула руки холодной водой. Она выросла с матерью, жестоко обращавшейся с ней и унижавшей ее. Тем не менее она преуспела в жизни.
Она сможет справиться с неукротимым соблазном по имени Бастьен Хейдекер.
Удовлетворенная, Ана привела себя в порядок и вернулась к Татьяне с гордо поднятой головой.
Бастьен ответил на очередной несущественный вопрос. Его разочарование усиливалось – председатель совета, Клод Делон, уклонялся от обсуждения рекламной кампании «Бриллиантов Хейдекера». Бастьен старался не смотреть налево, на кресло, которое пять минут назад заняла Ана. Его коллеги были менее сдержанны.
И все же не Делон был причиной его смятения. Нет, кровь Бастьена кипела от того, что произошло в лифте. Он опять потерял самообладание. Он позволил Ане пререкаться с ним, а потом прибег к самому безжалостному и единственно разумному способу заткнуть ей рот.
Хотя его действия были полным безрассудством, Бастьен восхищался их результатом. Нежные, но твердые губы Аны боролись за превосходство, ее язык вызывающе, и в то же время невинно, соревновался с его языком, прежде чем прекратить сопротивление.
Ее тихий стон эхом отдавался в его жилах…
Бастьен хлопнул ладонью по столу, и все переключили свое внимание с Аны на него.
– Голосование по поводу приобретения медного рудника состоялось два дня назад, зачем же снова к этому возвращаться? Мы обсудили все пункты повестки дня, кроме одного. Возможно, кое-кто из вас предвкушает партию в гольф после совещания, но я намерен работать.
– Мне кажется, ты немного напряжен, Бастьен. Возможно, на тебе сказались события последних дней, – заметил Делон.
– Состояние моего здоровья в повестку дня не включено.
– Мы занимались этим пунктом, пока ждали тебя, – сказал самый старший член совета. – Прочитав утренние газеты, мы не видим смысла обсуждать эту тему.
Бастьен почувствовал, что Ана вздрогнула, но по-прежнему не смотрел на нее. Она и так обратила на себя слишком много внимания, когда уверенной и соблазнительной походкой вошла в зал с высоко поднятой головой. Наблюдая живой интерес на лицах членов совета, он почувствовал, как нечто темное, опасное и мучительное закручивается в узел в его душе.
Ана вполне достойно выглядела в строгом костюме, однако он не скрывал ее сверхъестественную сексуальность.
Бастьен с трудом сдержался. Он уже допустил сегодня одну ошибку, и ему этого хватит…
– Что это значит?
В конечном счете статья и фотография, хотя мы против подобных ходов, сработали в нашу пользу. Полагаю, ты еще не знаешь об утреннем скачке наших акций?
Настроение Бастьена испортилось окончательно.
– Конечно, знаю, но мне кажется нелепой связь роста акций с фотографией в газетах.
– Ты недооцениваешь могущество средств массовой информации, – ответил Клод, посматривая на Ану. – Возможно, ты также недооцениваешь силу любовной связи.
Ана издала странный короткий звук, нечто среднее между фырканьем и кашлем. Бастьен наконец взглянул на нее, отчего полуулыбка слетела с ее губ. Ана подняла бровь и с вызовом посмотрела на него. Он стиснул зубы, заглушая воспоминания о соблазнительном тепле ее тела, о нежном соприкосновении с ее языком, уносящим его за пределы реальности.
Что с ним не так?
Бастьен знал, что теряет самоконтроль в ее присутствии, но все же попытался устоять.
Он отвернулся.
– Ты, должно быть, ослеп, Клод. Между нами нет никакой…
– Бастьен, полагаю, председатель хочет сказать, что дареному коню в зубы не смотрят, – послышался голос Аны.
Члены совета директоров оживились и заулыбались.
– Если фотография помогает «Бриллиантам Хейдекера» процветать, несмотря на вчерашний удар, это, несомненно, хорошая фотография, не так ли? – продолжила она.
Абсолютно верно, – согласился Делон. – Сегодня утром женщины всего мира, прочитавшие газеты, захотели оказаться на месте мадемуазель Дюваль. Это напрямую касается роста прибыли. На мой взгляд, ваше маленькое приключение в зале суда было гениальной находкой. Может, нам стоит сделать Ану почетным членом совета директоров?
Бастьен перевел взгляд на Ану, лицо которой украшала широкая улыбка. Взгляды всех мужчин в зале были устремлены на нее.
– Возможно, ты забыла, что на тебе висит обвинение?
Ана перестала улыбаться. В ее глазах сверкнула решимость.
– Я уверена, что в конечном счете меня оправдают.
– Не давайте обещания, которые не сможете выполнить, мисс Дюваль.
– Я выясню правду и принесу успех рекламной кампании. Если я вас подведу, можете делать со мной что хотите.
Бастьен посмотрел на ее надутые губки, и тепло разлилось по его телу. Ему захотелось, чтобы Ана не сдержала слово, потому что только в этом случае он сможет подчинить ее своей воле и воспользоваться тем, что она предлагала ему в лифте.
Но затем он представил Ану за решеткой, оторванной от всего мира. Что-то сжалось в груди, и из глубин сознания всплыло давнишнее воспоминание.
Восьмилетняя Ана бежит вниз по лестнице и хочет ему что-то показать. Она все время так поступала: хватала какие-то вещи и несла их ему, а он мечтал, чтобы его оставили в покое.
В покое, чтобы пережить предательство отца и слезы матери, чтобы погоревать о потере семьи…
Бастьен встал:
– Собрание окончено.
Вскоре зал опустел.
Он глубоко вздохнул и повернулся к Ане:
– Кем ты себя возомнила?
– Что?
– Ты должна была молчать, пока тебе не дали слово.
– То есть я должна была вести себя как кукла, готовая выступать по команде?
– Я этого не говорил. – Он почувствовал, как к шее приливает жар.
– Тогда что ты имеешь в виду?
Бастьен растерянно пригладил волосы. Он подошел к столику с напитками и выпил бокал коньяку, позволяя огненной жидкости обжечь горло.
Ему было плевать, что сейчас лишь полдень.
– Это праздничный тост, или «Какого черта Ану не уволили»? – поинтересовалась она.
Бастьен позволил эмоциям взять над ним верх. Он хотел увидеть, как она занервничает, задрожит, почувствует себя проигравшей. Ведь именно так чувствовал себя он.
– Этот называется «Куда подевалось мое благоразумие». Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо. Мое благоразумие при мне.
– Правда? Тогда поздравляю. – Он отсалютовал ей бокалом.
Ана нахмурилась и подошла, обволакивая его соблазнительным ароматом, а он жадно смотрел на ее длинные ноги.
– Что в самом деле происходит, Бастьен?
– Почему ты упорно называешь меня по имени, хотя я дал понять, что это запрещено?
– Потому что, несмотря на ужасные флюиды, которые ты излучаешь, я хочу оставаться вежливой. – На ее идеальных пухлых губах появилась нежная улыбка.
Вожделение смешалось с гневом. Бастьен хотел выругаться, но вместо этого схватил бутылку, налил себе еще коньяку и поднес бокал к губам.
– Мне не нужна вежливость, мисс Дюваль. Но если ты продолжишь в том же духе, я воспользуюсь твоим «приглашением». Может, это заставит тебя раз и навсегда исчезнуть из моей жизни.
Глава 5
Воображение немедленно нарисовало ряд образов, один красочнее другого. Ана пыталась отбросить их, умоляя огонь, разгорающийся в животе, не охватывать все тело.