– И она тоже была твоя девушка? – осведомился Грин.
– Наши отношения характеризовались исключительным целомудрием и романтикой, – уклончиво произнес Белоцветов.
– Ха! – внезапно отреагировал Брандт. – Ха-ха! – Затем после небольшой паузы добавил: – Ха.
– «Вот уже четверть часа графиня сердилась и негодовала, но вдруг расхохоталась как сумасшедшая!»[8] – не замедлил отреагировать Белоцветов.
– И я подумал то же самое, – сказал Татор.
– Волокита, – злобно сказал Мадон. – Донжуан. Аматор.
Белоцветов приосанился.
– Разве скроешь все свои достоинства от пристрастных взглядов! – сказал он горделиво.
– Хорошо же, – сказал Грин. – А много ли вам встречалось людей по фамилии Тру?
– Признаюсь, немного, – улыбнулся Белоцветов. – Двое-трое, не больше.
– И самый известный из них – Джейсон Тру, – прибавил Мадон.
– Как же мне в голову сразу не пришло! – воскликнул Татор. – Кто же не знает Джейсона Тру?!
«Например, я, – мысленно промолвил Кратов. – И знать не желаю. Во всяком случае, намерен забыть как можно скорее».
– Например, я, – тут же откликнулся Мурашов.
Кратов рассмеялся. Тоже мысленно. Вовне это обнаружилось в виде слабой усмешки. Он покосился в сторону Мурашова, но тот снова прикинулся изваянием Будды в натуральную величину.
– Как же так, док? – поразился Мадон. – Вон даже у Консула с этим именем связаны какие-то смутные ассоциации, хотя уж он-то, как никто другой, далек от грубых реалий земного информационного пространства. Гляньте, как ухмыляется!
– Он тоже не знает, – сказал Мурашов. – И ухмылка эта совсем по иному поводу… Что же это за диковинный фрукт – Джейсон Тру?
– Ассоциативный ряд выглядит примерно так, – с кислой физиономией промолвил Мадон. – Барон Мюнхгаузен. Тартарен из Тараскона. Панург. Несколько личностей потусклее… какой-нибудь там Эрих фон Деникен… бла-бла-бла… и, наконец, Джейсон Тру.
– Откуда, собственно, и берет свое начало домысел первый нашего Алекса, – подхватил Грин. – Жаль, что первый и единственный. Никто в современной журналистике не носит свою фамилию более незаслуженно, чем означенный Джейсон Тру. И, напротив, никто более него не заслуживает фамилии False!
– Наверняка это псевдоним, – уверенно заметил Белоцветов. – А брехун, конечно, уникальный. Самозабвенный!
– Все журналисты таковы, – сказал Мадон. – Как вы считаете, Консул?
– Отчего же, – проговорил Кратов осторожно. – Я встречал нескольких живых журналистов. Они производили впечатление вполне вменяемых людей.
– Кто же говорит, что они и в поведении должны быть клиническими идиотами! – фыркнул Мадон. – Остроумные, веселые, непосредственные личности, с кругозором, с начатками эрудиции… Странности начинаются, когда они приступают к исполнению своих профессиональных обязанностей.
– Может быть, это своеобразный «синдром вседозволенности», – предположил Белоцветов. – Эйфория в предвкушении редкой возможности довести свои… гм… домыслы до сведения огромной, совершенно незнакомой, обезличенной аудитории.
– Добавьте сюда ощущение безнаказанности, – проворчал Татор. – Никто не отловит в темном углу, не возьмет за лацкан, не назовет брехуном в глаза. А теперь вот что: не сходя с места и не растекаясь мыслию по древу объясните мне, каким образом от обсуждения программы полета мы вдруг перекинулись на какого-то сомнительного борзописца?!
Белоцветов, внезапно воодушевившись, стал пересказывать последний опус упомянутого Джейсона Тру, который, по его словам, назывался «Аллигаторы – предки человека?» (каковое название вполне объясняло, например, древнюю арабскую ламентацию «О люди, порожденья крокодилов!» и по всей видимости, от нее и происходило). Мадон выглядел недовольным – но он всегда выглядел так, словно его лишили любимой игрушки. Мурашов молчал, время от времени сдерживая зевоту. Он казался усталым и невыспавшимся; вдобавок ему было скучно. Разумеется, он знал, кто такой Джейсон Тру, и читал про аллигаторов. Просто ему из каких-то неочевидных соображений захотелось выступить в роли глашатая невысказанных мыслей Кратова.
«Это невыносимо, – подумал Кратов, внимательно изучая носки своих ботинок. – Всего-то мне и нужно, что слетать с одной планеты на другую и забрать груз. Будь то коробка, которую в состоянии поднять и унести один человек, я бы обернулся за сутки. Взнуздал Чудо-Юдо, и все дела. Мог ли я подумать, что обычная транспортная операция отнимет столько времени, привлечет к себе внимание стольких людей и вызовет такие побочные эффекты! Положительно я давно не вращался в земных кругах. Самое разумное – это извиниться перед Татором, возместить убытки и на все плюнуть. Поручить дело специалистам. Найти в административных органах Федерации нужный отдел, описать им ситуацию, и пускай у них головы болят, а не у меня… Черт подери, почему я этого не сделаю?! Почему я торчу здесь, посреди этого корабля раздолбаев, и загодя поеживаюсь в предвкушении ежедневной трепотни в кают-компании?! Чем еще заниматься свободным от вахты матросам, как не травить байки… покуда корабль болтается в экзометрии, неощутимо падая из пункта А в пункт Б? Из Агадундыдуна в Базанчаа…»
Он поднял взгляд и обнаружил прямо перед собой бесхитростную физиономию третьего навигатора Грина.
– Опять приходила? – спросил Кратов печально.
– Как вы угадали? – поразился Грин.
– И опять сгинула без следа?
– Не думаю, – сказал Грин, лучась блаженством. – Я передал этой фантастической женщине ключ от вашей каюты.
– У меня есть каюта? – осторожно уточнил Кратов.
– За всеми нами зарезервированы каюты на Старой Базе, – пояснил Грин. – Хотя мы предпочитаем не покидать борт «Тавискарона», где у каждого также есть собственный уголок, в особенности перед стартом. Полагаю, эта загадочная особа находится в вашей каюте и ждет условного стука. Вот такого, – и Феликс Грин выстучал костяшками пальцев по собственной ладони музыкальную фразу из «Болеро» Равеля.
– Что же вы мне раньше не сказали? – выдохнул Кратов.
– Виноват, – сказал Грин с детской улыбкой. – Меня отвлекли.
9
Кратов переступил порог, дождался, пока разгорится неяркий теплый свет, и осмотрелся. Спустя мгновение он понял, что никакой интуиции не хватило бы предугадать подобное рандеву.
Кресло с высокой спинкой бесшумно развернулось в его сторону. Женщина, устроившаяся в кресле в весьма неудобной позе, глядела на него прямо и жестко глазами цвета темного янтаря. Затем медленно выпрямилась во весь свой огромный рост, едва не уперевшись головой в невысокие своды. Она была облачена в простое черное платье с серебристым пояском, смуглые сильные руки обнажены, седые короткие волосы гладко зачесаны назад и перехвачены кольцом из белого металла. «Умопомрачительно красивая», – вспомнил Кратов слова третьего навигатора Грина. Судя по всему, у симпатяги Феликса были своеобразные представления о прекрасном.
– Т'гард Лихлэбр, – промолвила седовласая великанша, слегка склонив голову.
– Янтайрн, – сказал Кратов. – Что привело вас сюда?
– Мой господин, Справедливый и Беспорочный гекхайан Нигидмешт Нишортунн, был настолько добр, что счел возможным поручить мне одну деликатную миссию, – сказала Авлур Этхоэш Эограпп, первый супердиректор Департамента внешней разведки Светлой Руки Эхайнора. – С целью разрешить наконец ко всеобщему удовольствию затянувшуюся коллизию, связанную с обретенным вами титулом. Смею вас заверить, яннарр т'гард, что никто и в мыслях не держит в какой-то даже самой безобидной форме оспаривать или ставить под сомнение правомерность вашего обладания таковым. Как известно, он стал вашим в результате Суда справедливости и силы и впоследствии утвержден был Верховной комиссией по Статуту справедливости…
– В чем же состоит коллизия? – спросил Кратов.
– Всем также известно, что вы ведете образ жизни, сопряженный с повседневным риском. И хотя последние несколько месяцев вы благоразумно провели в одном из безопаснейших мест Галактики – я имею в виду метрополию вашей Федерации, – до нас дошли сведения, что теперь вы возымели намерение отправиться в дальнее путешествие, где никто не сможет гарантировать вашего благополучия.
– Не стоит преувеличивать мою неосмотрительность, янтайрн, – смущенно сказал Кратов.
– И все же вы не станете отрицать вероятность того, что ваш путь в материальном мире будет грубо и внезапно прерван против вашего желания.
– Благодарю за доброе напутствие! – засмеялся Кратов. – Но, разумеется, не стану. Такая вероятность действительно существует.
– Если это случится… чего никто искренне не желал бы… ваш титул без промедления должен быть возложен на одного из ваших потомков, в чьих жилах течет кровь четвертого т'гарда Лихлэбра.
– Одного из потомков – сказано чересчур сильно, янтайрн.
– Увы, мой господин. Ведь у вас скоро появится дочь, не так ли?
– Совершенная правда, янтайрн.
– Но по законам Светлой Руки, титульные привилегии не наследуются отпрысками женского пола – только сам титул.
– И с этим не поспоришь.
– Здесь и возникает упомянутая коллизия. В случае не называемого вслух события ваш титул в полном объеме внезапно окажется невостребованным и латентным. Что совершенно неприемлемо ни для дома Лихлэбр, который по нелепому стечению обстоятельств окончательно утрачивает всякий присмотр, ни для Верховной комиссии по Статуту справедливости, которая всемерно блюдет преемственность аристократических родов Светлой Руки, ни для господина моего гекхайана. Надеюсь, вы понимаете всю остроту ситуации, вы… не-эхайн?
– Понимаю, – сказал Кратов, с трудом сохраняя серьезный вид. – Мы, этлауки, всегда были сообразительны.
– Нужно вам знать, яннарр, – сказала Эограпп, потупив взор, – что термин «этлаук» негласно запрещен к употреблению в пределах Светлой Руки как недопустимо оскорбительный для объектов, им обозначаемых, и субъектов, таковой произносящих. Каковой запрет распространяется и на вас как на т'гарда и лицо, приближенное к гекхайану.