– И что же делать?
– Лечение тениаринхоза долгое время считалось задачей довольно непростой. Поскольку все применяемые раньше препараты обладали повышенной токсичностью, вызывали нарушение функций различных органов, но теперь, к счастью, появилась новая методика – гельминта можно убить электромагнитным излучением. Сия процедура вызывает непременную гибель паразита и гарантирует совершенную безболезненность и безопасность для больного.
Мистер Одли отвернулся к окну – слова “убить” и “гибель” вызвали у него неприятные чувства. Неужели нельзя было выразиться иначе? Доктор перестал возить руками в столе. Одли повернулся к нему.
– И сколько, вы думаете, это уже продолжается?
– Да судя по всему, уже несколько лет.
– Господи.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Хотя внутри у вас половозрелая особь, но, слава богу, мы не обнаружили подвижность его члеников.
В этой фразе доктора прозвучало здоровое превосходство, и мистер Одли поспешил его перебить.
– Когда вы готовы сделать это электромагнитное… Как это?
– Излучение. Я вас направлю к специалисту.
– А нельзя ли это сделать прямо сейчас?
– Нет. Сейчас нельзя. Для этого нужно в другую клинику. Да и там очередь на аппарат. Но вы можете быть спокойны: никакой особой нужды торопиться нет.
– Как это? Я вас не понимаю. Он же может отложить там яйца или что там они делают.
– Нет, нет. Яйца гельминта не способны развиваться в организме человека. Для роста и образования финны, то есть личинки, необходим промежуточный хозяин – крупный рогатый скот.
– Но это же вредно, в конце концов!
– Уверяю вас, несколько дней ничего не решают. Да, он потребляет какое-то количество пищевых веществ, создавая их дефицит в вашем рационе. Это потребует восстановления. Выделяет кое-какую гадость, но это не смертельно. Отдыхайте побольше, ешьте за двоих, – тут доктор позволил себе даже улыбнуться, – а к концу недели мы его укокошим.
Одли опять неприятно резануло слух это “укокошим”, но он не стал ничего говорить, а просто терпеливо ждал, когда принтер выплюнет распечатанное направление.
– Действительно, не волнуйтесь. Никаким образом ваш гельминт не размножится. Помните: вы являетесь для него конечным хозяином.
По дороге домой Одли все думал про этого Гельминта. Живет один. Уже довольно долго. Потомство не производит. И даже его имя – Гельминт – звучит как Гермит – Hermit, отшельник.
За ужином он чувствовал, что кормит не только себя. От этих мыслей ему становилось не по себе, хотелось плакать, и все крутилась последняя фраза доктора – про конечного хозяина. Одли пытался разгадать, что доктор действительно имел в виду, когда смотрел на него с каким-то едким прищуром и не торопил избавиться от непрошеного гостя. Какой я ему хозяин? Я для него просто дом.
Ночью Одли снилось, что он плывет по безбрежному пространству воды, а в его теле, как в ковчеге у Ноя, копошатся разные твари. Он их единственный спаситель, и для такой важной миссии выбрали именно его, не кого-то другого. Несмотря на то что сон был странным, послевкусие от него осталось в целом приятным, и Одли начал день в хорошем расположении духа. Плотно, с аппетитом поел, переоделся и вышел на прогулку в Сент-Джеймс-парк.
Что плохого в том, что какая-то живая тварь пользуется им? Что он делит хлеб свой насущный с другим божьим созданием? Это и болезнью-то назвать нельзя. А между прочим, может, благодаря Гельминту он не растолстел, как все его сверстники. И если бы не Гельминт, ходить ему грузным и обрюзгшим, перебирать толстыми ногами, натирая их друг о друга, страдать одышкой, храпеть во сне и с трудом шнуровать собственные ботинки. Размышляя таким образом, Одли ощутил, что в нем пробуждается к Гельминту чувство настороженной нежности.
Одли пересек парк, завернул на Джереми-стрит, вошел в книжный магазин, отыскал там книгу про паразитов, живущих в организме человека, открыл ее и стоя прочитал несколько страниц. Внимательно рассмотрел рисунки и фотографии. Решил книгу все же приобрести и через десять минут вышел на улицу довольный, с пакетом в руке. В основном человек страдает от испражнений Гельминта, а во всем остальном присутствие его в теле не так уж и страшно. Летального исхода от этого не предвидится. Подумаешь, небольшое недомогание. А вот Гельминта как раз собираются убить. От этой мысли Одли опять стало не по себе. Он уже поднял руку, останавливая такси, но, когда машина затормозила перед ним, махнул удивленному водителю, чтобы тот ехал дальше, и пошел через парк пешком. Скорее всего, когда Одли сидит, Гельминт там согнут или пережат, ему, скорее всего, куда удобнее, если хозяин выпрямлен и идет пешком.
Как только Одли повернул в сторону парковых ворот, на небе, словно в благодарность, развели занавес туч, и на людей полилась золотая река солнца. День превратился в настоящий, весенний. Тут и там в толпе заулыбались люди, и Одли показалось, что Гельминт осторожно поглаживает его. Он почувствовал что-то щекотно-приятное в животе: в книге было описано что-то подобное, и называлось это “танец гельминта”.
После обеда мистер Одли сел посмотреть фильм и во время весьма банального конца разрыдался, как викторианская девица.
Скоро он сам себе напоминал беременную женщину, много ел, ходил с большой осторожностью, часто ловил себя на том, что поглаживает живот и разговаривает с тем, кто внутри. И когда однажды обронил купюру в пять фунтов, то не решился за нею нагнуться, а просто пошел дальше, а дома заказал специальное приспособление для стариков, чтобы доставать вещи с пола и надевать носки, не нагибаясь.
Теперь мистер Одли жил, постоянно прислушиваясь к своему телу. Его отношение к Гельминту поменялось, а в голову пришла счастливая идея. Он позвонил доктору и напросился к нему на прием.
– А можно ли его удалить из меня, – Одли помялся, – не убивая.
Доктор даже не сразу его понял.
– Что вы имеете в виду?
– Есть ли какие-нибудь методы? Чтобы не излучением, чтобы он – ну, тот, что внутри – остался жить. Чтобы извлечь его из меня живым.
– Ну что вы такое говорите. Подумайте сами. Ну, даже если мы его и вытащим живого, куда мы его денем? А? Он же так и так умрет. Что это за буддизм такой неслыханный?
– Но почему из нас двоих должен умереть именно он?
Эти слова доктору совсем не понравились, и он тут же направил Одли на прием к психиатру.
Психиатр оказался дерганым человеком средних лет с тиком нижнего века и такой же подвижной психикой. На его малюсенькой лысой голове лицо выглядело карандашным наброском, столько там было всяких линий. Кожа вокруг равнодушных глаз заламывалась в глубокие складки, под безвольным подбородком болталось что-то вроде зоба – этакая говорящая рептилия. Он начал с нудного выяснения, почему из предложенных мест мистер Одли выбрал именно это кресло, а не диван и не стул у окна. Одли не понимал, какое это имеет отношение к его проблеме, сделался раздраженным и все остальное слушал уже невнимательно. Во-первых, психиатр не понравился ему внешне, а уж когда тот сослался на использование методов гештальт-терапии, то и вовсе потерял доверие нового пациента: Одли на дух не переносил ничего немецкого. Остаток сеанса он обращался к доктору пренебрежительно – теряя контроль над ситуацией, психиатр краснел, потел, выглядел все более непрезентабельно, и мистер Одли сделал для себя вывод, что больше на прием не пойдет. И это его решение бесповоротно.
Прочитав несколько пацифистских статей, мистер Одли принял решение не торопиться с жестокой процедурой убийства и разрешил Гельминту пожить еще чуть-чуть. Он позвонил доктору и перенес унизительную для себя казнь на неделю, а пока решил побаловать приговоренного и по возможности скрасить его последние деньки. Он стал еще более щепетильно выбирать качество потребляемой еды: ходил в лучшие рестораны, вместо того чтобы сидеть, всегда старался прилечь и завел себе привычку перед сном выпивать чашку теплого молока. Словно Гельминт, живущий у него внутри, был котенком или щенком. Ему казалось, что молоко должны любить все твари без исключения. И, судя по тому, что никаких приступов более не повторялось, а, наоборот, легкие щекотные поглаживания внутри участились, Гельминту все это, несомненно, нравилось.
Эта реакция со стороны проживающего внутри него жильца так растрогала Одли, что, покупая новый домашний халат, вместо своих инициалов он заказал вышить на нем идиому Ноте, Sweet Ноте. Эта шутка позабавила его самого, и, если бы Гельминт мог читать, он бы, несомненно, ее оценил.
Всю последнюю перед процедурой неделю мистер Одли старался не смотреть фильмов с трагическим концом и остерегался таких, где было даже незначительное насилие. Обычно выбирал комедии или мюзиклы. Несколько раз начинал было знакомить Гельминта с изобразительным искусством, но современное оказалось явлением довольно кровожадным, а старина пестрила библейскими сюжетами, – он прекратил и это. Предпочел живописи литературу и, чтобы подопечный все понял, заказал ему подборку лучшей детской классики. Красивые шесть томов в кожаных переплетах встали на каминной полке, и он взял за правило не менее часа читать Гельминту вслух перед сном. Книги для детей удивили мистера Одли ничуть не меньше живописи – они были душераздирающе страшны. Там все пытались друг друга съесть или заколдовать, красивых королевских отпрысков превращали на многие годы в чудищ, рыцари безостановочно дрались, красавицы травили друг друга, колдуньи, пытаясь затащить хоть кого-нибудь в печь, оказывались там сами, звери говорили на человечьих языках и страдали не меньше. Одли понял, что читать все это беззащитному существу, которому до смерти оставалось всего ничего, по крайней мере неприлично.
Нельзя сказать, что нахождение Гельминта внутри мистера Одли совсем не сказывалось на здоровье, – иногда у него кружилась голова, проявлялась общая слабость, аппетит то ненормально повышался, то, наоборот, совершенно отсутствовал, случались рассеянные боли в животе. Постоянно звонил доктор и упрекал его в слабости, хотя это была скорее чувствительность. Вскоре, совсем измаявшись от размышлений, он нашел сговорчивого хирурга и настоял на том, чтобы тот извлек Гельминта, не убив