«Лебединое озеро», которое для успокоения общества три дня без передышки звучало по всем телевизионным каналам, сменилось на обычную сетку программ. Может быть, эта насильственно внедряемая музыка и явилась спустя годы триггером непримиримого отношения к «особым» людям. Но ведь Чайковский как был русским гением, так и остается – и в сущности он ни в чем не виноват.
Я говорил вначале, что буду перескакивать с одной темы на другую. Это не исторические очерки. Стройная последовательность событий, по-моему, не нужна. Это просто эпизоды личных воспоминаний, куда вход никому не запрещен.
Политик должен быть прозрачным – не устаю повторять избитую истину.
В 1990 я был зампредом долгопрудненского горсовета. Однажды пришла разнарядка – три молодых депутата должны поступить во Всесоюзный юридический заочный институт, ныне – Московская государственная юридическая академия имени Кутафина.
И я поступил. Поначалу относился к учебе расслабленно – после точных наук в Физтехе юриспруденция показалась мне чем-то вроде смеси беллетристики с кабаллистикой.
Но в 1992-м я пошел на повышение – был назначен начальником Управления и потом заместителем председателя Фонда имущества Московской области. И юридические знания оказались как нельзя кстати. Вот тогда я включился в учебу по-настоящему.
Шестилетний курс прошел за три года, честно сдавая по четыре сессии за год. В период сессий по две недели практически не спал. Ночью читал конспекты и законы. Утром сдавал экзамен. А потом ехал на работу. Держался на кофе, сигаретах и на врожденных, как теперь понимаю, запасах здоровья – спасибо предкам за гены!
Институт я окончил с отличием. И окончательно распрощался с физикой.
Впрочем, физика и юриспруденция в моей жизни все-таки пересеклись. Почти двадцать лет я руководил Кафедрой права в Физтехе. Лекции начинались по субботам в девять утра – в другое время я не мог гарантировать, что не назначат важное совещание.
Вершина моей юридической карьеры – помощник Председателя Правительства России по юридическим вопросам. Без моей визы Постановления Правительства не подписывались. За три десятилетия я подготовил десятки Указов Президента, Постановлений Правительства, федеральных и региональных законов.
Забавно, что меня постоянно называли то доктором юридических наук, то профессором права. Но я по-прежнему только кандидат физико-математических наук.
Мало какой сюжет вызывает такое раздражение, как приватизация.
Никто толком не понимал, как ее проводить. Был Закон о приватизации РСФСР 1991 года, но подробностей он не устанавливал. В итоге старт дали Указы президента Ельцина. А «главную роль» получили выходцы из Санкт-Петербурга во главе с Анатолием Чубайсом.
Меня командировали в Питер, где я познакомился с разработчиками указов и скачал нужные для работы файлы. А вернувшись в Долгопрудный, из питерских файлов начал делать подмосковные. Так начиналась приватизация в Московской области, одним из руководителей которой я тогда был.
Фонду имущества выделили помещение на Старой площади, где до путча размещался отдел кадров Обкома КПСС.
Было впечатление, что коммунисты в панике разбежались, побросав все документы. Я мельком их просматривал, прежде чем сложить в мешки и отправить в топку. Много было справок на каких-то неизвестных мне людей. А на некоторых красовалась угрожающая надпись: «Сов. Секретно. Экз. 1».
К сожалению, не пришло в голову сохранить для истории. Сберег только несколько огромных красных конвертов для отправки секретной почты. Потом пугал ими знакомых.
В Фонде имущества я не только не разбогател, а наоборот – проел и пропил остатки былой роскоши, оставшейся от кооператива. Мой шеф, председатель Фонда имущества Николай Игин, был фантастически честным человеком. Он отказывался принимать от директоров приватизируемых предприятий даже невинные подарки типа вискаря или коньяка. И строго следил, чтобы никто из подчиненных не пал жертвой искушения.
С госслужбы вскоре я ушел. Причина была простая – женился. Во второй раз. И денег стало не хватать. Благо к этому моменту уже была репутация юриста и хорошие связи в бизнесе.
У меня голодные времена всегда наступали с очередной женитьбой. Как справедливо заметил Александр Дюма: «Ищите женщину»… Уж он-то знал в этом толк.
В 1995-м я впервые попробовал избраться в Государственную Думу. Это была вековая мечта Надеждиных. Мой прадед Борис Надеждин, тоже юрист, пытался избраться в Госдуму в 1906-м. Он проходил по курии дворян. Поэтому должен был соответствовать имущественному цензу. Но никакого поместья не было. И его тесть, известный деятель русской культуры Иван Барщевский, решил помочь зятю – отписал ему нужное количество десятин. Однако губернатор запретил нотариусу оформить сделку. И прадеду отказали в регистрации.
Борис Николаевич Надеждин. 1900 год
Не жалует власть Надеждиных – уже второй век.
Выборы в Госдуму состоялись 17 декабря 1995-го. Много было встреч с избирателями – соцсети еще не появились. Плакаты, листовки, ролики по ТВ и радио.
В итоге по Долгопрудному я выиграл. Но по всем остальным районам отстал от более сильных конкурентов. И занял пятое место.
Деньги на выборы дали знакомые предприниматели, но их не хватило. К концу кампании все больше тратил свои. А когда они закончились, штаб работал в долг – за мой счет.
И я оказался с огромными по тем временам долгами. Начались проблемы в личной жизни. Моя вторая жена Татьяна начала подозревать, что я тайно с кем-то встречаюсь. А я действительно тайно встречался. С Катей – дочерью от первого брака. Ей тогда было уже тринадцать. И мы не виделись два года.
Жена меня выгнала. И я остался в штабе. Жить было негде. Спал, постелив шубу, на железном столе. Питался хлебом и водкой. Постепенно ушел в запой…
Опомнился я только в наступившем 1996 году. Вернули меня к жизни студенты Физтеха. Им надо было сдавать зачет по моему спецкурсу. И они бросились меня искать. Нашли не сразу. Несколько дней подкармливали и отпаивали. Стараясь быть бодрым и в меру строгим, я принял у них зачет.
А чуть позже обнаружил под железным столом, что служил мне кроватью, листочки со стихами. Некоторые, признаюсь, были неплохие. Спустя время они стали песнями.
В январе мы с дочерью поехали на мою родину, в Ташкент. Привели в порядок могилы предков. И я решил жить дальше.
К ухабам жизни я отношусь спокойно. Считаю себя оптимистом. Верю, что «успех, – как говорил Черчилль, – это умение двигаться от одной неудачи к другой, не теряя энтузиазма».
Кто-то всю жизнь вязнет в пятидесяти оттенках серого и злится на судьбу. А кто-то умеет, обуздав нервы, доехать до нужного поворота.
Я вернулся на госслужбу в 1997-м. Причем на высокий федеральный уровень.
В то время набирал мощь крупный холдинг «Интеррос» во главе с Владимиром Потаниным и Михаилом Прохоровым. Тогда они еще были партнерами. Я познакомился с ними в середине 90-х, когда работал в бизнесе. В 1996 году Ельцин назначил Потанина первым вице-премьером, и Потанин позвал меня работать юристом.
Но в марте 1997-го Ельцин уволил Потанина, а первым вице-премьером назначил Бориса Немцова, губернатора Нижегородской области. Я, по рекомендации Потанина, стал помощником Немцова.
Мы с Борисом как-то сразу подружились. Думаю, сыграло роль то, что оба по образованию были физиками и очень похоже понимали накопившиеся в стране проблемы.
Я тогда практически жил на работе. С девяти утра до шести вечера отбивался от потока поручений, писем и посетителей. А потом вплоть до глубокой ночи писал проекты законов, указов и постановлений.
Как говорил Немцов, глядя на мою работоспособность: «Один Надеждин заменяет 2–3 министерства».
Рядом с Немцовым я находился почти одиннадцать лет. С 1997-го по 2008-й. Работал его советником в правительстве. Потом – первым заместителем во фракции «Союз правых сил» в Госдуме. Входил вместе с ним в руководство партии СПС.
С 2009-го наши политические дороги разошлись, но мы остались товарищами. Общались до самой его гибели в 2015-м.
Я очень скучаю по Борису. Он сильно отличался от других российских политиков. У него было редкое сочетание трех качеств – фантастическая харизма, понимание проблем государства и готовность брать на себя ответственность.
Помню, приходит ко мне человек от Березовского и говорит: «Нам известно, что у тебя есть факсимиле Немцова. Мы дадим тебе документ, который утвердил Черномырдин. А ты должен будешь поставить подпись Немцова».
Кстати, у меня до сих пор лежит эта бумага, подписанная Черномырдиным о назначении Березовского председателем совета директоров «Газпрома».
Момент был выбран не случайно. Борис был в Китае с деловым визитом. Я стал срочно звонить ему – как быть? Он отвечает: «Забаррикадируйся, съешь документ и дождись моего приезда».
Я стойко продержался два дня. Чем только мне не угрожали, чего только не сулили… Но я выдержал осаду. А Немцов по возвращении добился у Ельцина, чтобы решение Черномырдина было отменено.
Депутаты от СПС (слева направо) Виктор Похмелкин, Павел Крашенинников, Борис Немцов и Борис Надеждин. 2000 год
Борис не разменивал важные для страны вопросы на выгоду с точки зрения личной карьеры. Он не умел заключать взаимовыгодные союзы, вести чиновничью борьбу, укреплять свои аппаратные позиции и расставлять на важные посты преданных людей.
Он не настолько любил власть, чтобы ради ее сохранения менять конституцию. Совершенно не держался за должности.
Когда после отставки Кириенко в 1998-м новый премьер-министр Евгений Примаков предложил ему остаться в правительстве, он отказался.
Многие меня спрашивают: если бы Ельцин не передумал сделать Немцова своим наследником, и Борис стал бы президентом России, по какому руслу пошла бы наша история?