Поезд промчался по петле совсем рядом: пассажиры вопили от радости, не подозревая, что прямо по курсу повис мой отмороженный брат.
Я изо всех сил подался вперед, обхватил Квина за пояс и оторвал от направляющих брусьев. Я едва не выпустил его, но все же ухитрился перетащить через перила и втянуть на лестницу. Мы повалились на ступеньки, а в волоске сплошной черно-зеленой полосой прогрохотал «Раптор» и исчез вдали.
Я должен был бы ощутить облегчение, но вытаскивание брата из передряг успело стать настолько привычным времяпрепровождением, что я просто разозлился:
— Мне надоело спасать твою несчастную пятую точку! — Ладно, признаюсь, это была не совсем «несчастная» и не совсем «пятая точка».
Глаза Квина на мгновение остекленели:
— Иногда я как будто куда-то переношусь, — сообщил брат тонким голосом, таким же потусторонним, как и его взгляд. — Не знаю, почему. Просто так получается.
Его слова застали меня врасплох. В последний раз я слышал их, когда ему было около шести. Он прошептал мне это, ложась спать, как признание. Как тайну, слишком сокровенную для дневного света. «Иногда я как будто куда-то переношусь».
Но сегодня я не был лирически настроен:
— В следующий раз, как там окажешься, привези мне футболку.
Квин мгновенно вернулся из неведомых далей, и что-то в нем захлопнулось, как затвор камеры. Брат с вызовом покосился на едва не погубившую его горку, потом перевел взгляд на меня:
— Здорово выручил, братишка. — С этими словами он надел кепку, тем самым послав меня без помощи жестов.
2. Приглашение в парк аттракционов
Мы догнали Расса и Мэгги в опасной близости от входа на новенькие горки, призванные заткнуть за пояс все, что было раньше. Вход украшали горящие останки истребителей «зеро». И, конечно, аттракцион назывался «Камикадзе». Это была адская мешанина зубодробительной тряски старых добрых деревянных горок и новомодных стальных колец и штопоров.
Мне было страшно смотреть на этого монстра, зато я прекрасно видел извивающегося змея очереди, уходящей в сторону таблички: «Отсюда — час ожидания».
— «Ледяные гонки» — для пенсионеров, — проворчал Расс. — Сплошные голубые волосы и зубные протезы.
— Если сейчас не встать в очередь, «Камикадзе» нам уже не светит, — заметила Мэгги.
Расс в своей манере обнял девочку, чудом не переломав ей всех ребер:
— Сейчас или никогда.
Я скучающе посмотрел на него:
— Погляди только на очередь! Потеряем кучу времени. Лучше займемся чем-нибудь другим.
Квин закатил глаза, поправил кепку, но ничего не сказал.
— Издеваешься? — возмутился друг. — Пропустить главное развлечение?
— Ты правда хочешь час здесь стоять?
— Горка открылась всего неделю назад, и, я слышал, на хозяев уже трижды подали в суд. Как можно упустить такой шанс?
Аргумент был хороший, и я знал, что друзья своего не упустят. И, если продолжать спор, кто-нибудь из них посоветует мне самому пойти куда подальше. Я хотел, чтобы это предложение исходило от них, а не от меня.
И тут какой-то прыщавый работник с цыплячьей шеей убрал цепь, закрывавшую второй проход к аттракциону — там не было ни души.
— Невероятно! — воскликнул Квин, только что не истекая слюной.
И вдруг у меня кончились убедительные возражения.
Люди со скоростью пассажиров тонущего «Титаника» устремились в освободившийся проход, а я начал паниковать:
— Что здесь интересного, в конце концов?
Мэгги подозрительно долго меня рассматривала:
— Боишься, Блейк? Не пугайся, будет весело.
— Я? Боюсь? Не смеши мои ботинки! Обожаю американские горки.
— Да уж, конечно, — хмыкнул Квин.
Я бросил на брата недовольный взгляд. Он обещал никому не говорить, но чего стоили его слова?
— Блейк боится горок! — объявил маленький негодник. Я потянул за свисавший из его уха спутник, и голова брата мотнулась в сторону: — Ай!
Расс поглядел на меня, будто видя впервые:
— Это шутка, да?
Я замялся. Никогда не умел врать.
— Блейк не переносит самолетов, американских горок и быстрых машин, — продолжил Квин.
— Неправда!
— Еще какая правда! — Брат обернулся к моим друзьям: — Он просто цыпленок. Желтый, как школьный автобус!
Это решило дело. Не знаю, понял ли сам Квин, что сказал. Я даже не подозревал, что он знает историю о школьном автобусе. Но, намеренно или нет, он заставил меня передумать.
— Ну уж нет, я собираюсь покататься. Сгораю от нетерпения! — Говорить небрежно со стиснутыми зубами было довольно сложно. Я бросился к свободному входу и не замедлял шагу, пока не наткнулся на огромный предупреждающий знак с огненно-красными буквами. Ну, вы поняли: «Воздержитесь от катания, если вы беременны, у вас проблемы со спиной, слабое сердце, геморрой, опухоль колена, бла-бла-бла». Я затормозил, покосился в сторону пожарного выхода… Где-то я это уже видел. Да, здесь я точно еще не был, но это чувство не отпускало.
— Чего встал? — поинтересовался Расс. — Беременность исподтишка подкралась?
Я посмеялся, но смог оторвать взгляд от таблички только через несколько мучительных секунд. А вот Квин даже не взглянул в ту сторону. Он, как всегда, припустил вперед, видимо, считая осторожность излишней роскошью.
Несколько минут — и мы достигли цели. Брат, естественно, забрался в первый вагончик и улыбнулся мне через плечо:
— Следующая остановка — Уиллоуби! — провозгласил он, процитировав древнюю серию «Сумеречной зоны». — Здесь хватит места для двоих.
Расс и Мэгги сели сзади. Я застыл на месте.
— Давай, Блейк! — подзуживал друг. — Это твой последний шанс развлечься, а потом — плющ!
«Плющ, — промелькнуло в голове, — обычно сажают на могилах».
— Очень смешно, — ответил я и тут же понял: он имел в виду, что Колумбийский университет входит в «Лигу плюща». Черт. Я сел рядом с братом, неудобно скрестив ноги, опустил страховку на колени, проверил ее дважды, потом еще трижды. Квин хихикнул, увидев выражение моего лица:
— Мы уже наслаждаемся?
— Заткнись, ладно?
Поезд рванул вперед и припустил по крутому подъему к первому обрыву.
— Нужно жить этим, братишка! — крикнул Квин. — Живи этим, как я!
«Камикадзе» вознес нас к небесам и подъехал к первому спуску. На мгновение мы замерли на вершине, чтобы секундой позже устремиться в самоубийственное пике. Мой желудок попытался вытечь через глаза, а мозг превратился в блин, поджаренный на стенках черепа. Квин визжал, вопил и явно наслаждался. Он мог жить этим, но с меня хватило бы просто пережить.
Страховка не давала никакой защиты — и внезапно я снова очутился там.
Мне семь лет, и я кручусь. Моя первая поездка…
Нет. Не хочу. Не буду об этом думать. Я так глубоко задавил это воспоминание, что никакой «Камикадзе» его не вытрясет.
Поезд приземлился и круто повернул влево, закручиваясь в двойной штопор. Мой брат не просто вопил от счастья, он вдобавок поднял руки над головой. Я вцепился в поручень и стиснул стучащие зубы.
«Камикадзе» круто развернулся — резкий поворот отозвался у меня в боку, — а мы уже летели к мертвой петле. Центробежная сила вжимала мою голову в переднюю стенку вагончика. Небо и земля поменялись местами, а мгновение спустя повторили маневр. Потом, когда мы миновали петлю, я заметил краем глаза, что от паутины лесов отлетела подпорка. Толстый шест рухнул, как срубленное дерево.
— Нет!
Это уже было не мое разыгравшееся воображение, а действительность. Посыпались поперечины. Поезд загрохотал еще громче. Повернув голову, я увидел поврежденный участок рельсов: мы удалялись от него, под гору и снова вверх. А потом поезд повернул и устремился прямо туда.
Отлетела еще одна балка. На землю посыпались тяжелые белые брусья, по пути сбивая все больше и больше перекладин. Теперь все заметили опасность.
— Видишь? — орал Квин. — Нет, ты только глянь! — Было непонятно, от страха он кричит или от радости. Я оттолкнул страховку, но что я мог сделать? Выпрыгнуть?
Разрушенный участок внезапно оказался прямо перед нами. Последний брус смел все подпорки, и осталась только пара жалких перекладин — рельсы и ничего под ними. Мне на секунду показалось, что мы можем проскочить, но тут обрушился левый рельс, а за ним и правый. Осталась двадцатифутовая пропасть в сотне футов над землей.
Когда «Камикадзе» сорвался и грохот рельсов сменился звенящей тишиной, а потом мы во всю мощь тяготения устремились вниз, я мог только кричать. Все мое лицо стало огромным вопящим ртом, и ветер, фонари — вселенная провалилась туда, когда у мира отвалилось дно и он превратился в темную бездну.
Темнота.
Сплошная темнота.
И вдруг вокруг вспыхнули огни платформы, вагончик резко затормозил, и все страховки взлетели вверх. Катание кончилось, а я остался наедине с выносящим мозг воспоминанием о том, чего не могло случиться.
— Круто! — выдохнул Квин. — Видали, как рельсы обвалились?
— Да уж, — согласилась Мэгги. — Было очень правдоподобно.
— Интересно, как они это делают, — заметил Расс.
Я поднял голову. Леса и перекладины восставали из руин, как разрушающийся мост у “Universal Studios”. Только сейчас я заметил потайной участок рельсов, по которому мы обрушились вниз и подъехали к платформе, когда фальшивая горка обвалилась.
Служитель обратился ко мне:
— Эй, вылезай! Хочешь прокатиться еще раз — становись в очередь.
Я с радостью освободил место.
На выходе нам всем выдали значки с надписью: «Я разбился на „Камикадзе“!».
Когда я попытался выпить колы, руки у меня тряслись. Если бы только друзья не смотрели на меня!
— Мы не хотели тебя пугать, парень, — сказал Расс. — Я думал, все знают, что там происходит. Черт, да они крутили рекламу чуть ли не за полгода до открытия горки!
Мэгги накрыла мою ладонь своей:
— Все в порядке. Если честно, я и сама перепугалась не на шутку.