Но я-то здесь зачем? Что за чувство грызёт меня с того дня, как Кощей женихаться собрался? Звериный нюх подсказывает: не всё ладно с Грёзой. Полудница там, во враждебном лагере. Третьего дня виделись лишь мельком: у русалочьей запруды. Шепнула, что наблюдает за ней кто-то. Как мог, успокоил: свою колдунью в обиду не дам.
А у самого на душе шишиги скребут: тоже временами чую взгляд. Вчера даже в кусты ринулся, показалось – там незримый надзиратель. Принюхался, пригляделся – никого. Ух, попадётся мне шутник – выдранным хвостом не отделается!
– Ну, тебя, отстань. – Отмахиваюсь от назойливой козявки. А она всё равно щекочет нос. Дык, до чего же нахальные стрекозы в этом лесу! Надоедливые и блестящие, как волосы полудницы. Так, стоп! Это не стрекоза, а как есть волос. Пляшет возле меня с мошками.
Я подставил ладонь. Полудница, умница, нашла способ связи, вспоминает, о встрече вздыхает. Во время битвы первым делом её разыщу.
Волос полежал да сложился руной «чур», что значит «берегись». Кого мне бояться, глупышка? Я сам – опасность, я сам – страх, моего оскала хоронятся, мою тень стороной обходят.
На волосок дунул тихонечко, в поясной мешочек определил.
О чём меня предупреждают Иней этот, полудница? Надо бы подумать… Жучок по дереву ползёт…
До чего же солнышко славно пригревает. Лежбище у корней ели, будто под меня сделано. Не помешает вздремнуть чуток, чай, вход в подземную избу не сбежит. Будет ночь – будет пища. Не придумано ещё такой западни, что оборотня удержит.
Тень – не дребедень, выскользнет тенью со всякой круговерти…
*****
До полуночи – полчаса. Речи сказаны. Боевой дух поднят. В центре войска жених на громадном чёрном змее. Кощей в традиционных аспидных доспехах, в чёрном шлеме, под чёрным знаменем, под провалом носа – чёрные усы. Чуть позади личная гвардия – отборные дружинники и мечники, погибшие в бою и принесшие Хозяину клятву верности. Среди них мерцает в лунном свете доспех демона; он окружён верными клыкастыми злыднями.
Упыри, умруны – эти тоже острыми зубами клацают, рады хорошей драке. Колдуны держат наготове глиняные горшки с зельем. Колдунам в помощь определены огневики. От огневиков на расстоянии сучковатая толпа коряг с глазами. Эти корнями опутают, шипами шкуру проткнут, сучьями задушат. Только огня и боятся.
Знаю, в роще спрятались лесовики и лешие. С ними мирные луговики, полевики. Эти после боя выйдут, землю подлечить.
Нас, оборотней, раскидали по войску. Вокруг меня неупокоенные мертвяки на любой вкус, цвет и запах. Глаза светятся всякими оттенками крови. Эта нежить только в виду страшна, а так смертный мужик, ежели не сробеет, мотыгой хлипкую шею враз перерубит.
Сверху шумно вздыхают трое волотов-великанов, переминаются с ноги на ногу, чешут затылки каменными дубинками. Эти драться не любят, земля их плохо держит, хотят обратно в свои горы.
Акридой – саранчой – шныряют мелкие пакостники.
Сбоку от меня мертвяк, видимо, бывший колдун – свеженький, недавно откопался – в ранах гной. Из пасти сбегает струйка голодной слюны. Разит от него, как полагается, падалью.
Через поляну колышется войско Мары Моревны. Сама Мара в кольчуге и шлеме, верхом на Индрике-звере. Могучее заклинание достало огромного зверя из-под земли. Обычно он на земле в тот же миг каменеет. А тут в блестящей попоне перебирает толстыми ногами, гулко трубит в короткий хобот.
У стоящих рядом амазонок оружие бряцает. Амазонки, – говорят, отменные воительницы. На свадьбу прибыли издалека, а уж от боя никогда не откажутся. Только у них человеческое оружие: копья, булавы с шипами, арбалеты. Железом нежить не возьмёшь, так, побаловаться. Отрубленная голова упыря потешно ругается в полёте, если пнуть.
По правую руку Мары зелёно-коричневые ряды – то лесавки да лихорадки под начальством Лиха одноглазого. По левую руку – зыбкое марево из полудниц. Между горелых брёвен бывшей деревни торчат лохматые головы шишиг. Река зелена от русалок, утопленниц, прочих водяных жительниц.
В небе шныряют химеры, и птица Гамаюн парит величаво.
Мда, неплохое войско прилетело, приползло, прискакало на свадьбу. Разве среди таких соседей унюхаешь Грёзу! Звериное же чутьё с каждой минутой громче: «Беда!».
Кощей махнул чёрной перчаткой, заревел рожок и битва началась.
Первыми в бой пошли горбатые красноглазые заморские кровососы. В центре поляны вампиров встретили шишиги и растёрли вампиров в пыль. Иноземцев не жалко, назавтра восстанут, как свеженькие.
Кощей вдругоряд даёт отмашку и наш неживой отряд срывается с места. На полном ходу боронит шишиг и врезается в передовой отряд кикимор. Воздух заполнился чавканьем, рычанием. Моментально мне в горло вцепилась злобная фурия. На полном ходу трясу головой, она держится когтями и пытается перегрызть мне горло. Успевая при этом визгливо хохотать! Прижимаю кикимору лапой, дёргаю зубами. Что-то хрустит, обмякшее тело падает. Несусь дальше. Надо лишь пересечь поляну, перескочить лесок. Отпрыгиваю от зубов, горящих факелов, ввинчиваюсь между ног, копыт и когтей.
…бегу напрямик через зелёную полянку и вязну всеми лапами в трясине. Болотницы устроили посреди поляны болото. Засада! Чем сильнее дёргаю лапы, тем больше проваливаюсь. В злыденьсильной злобе клацаю воздух зубами. Вокруг дёргаются мертвяки, пускают из болота удушливый запах.
– Ар-ра-а-а-а! – пронеслось сквозь лязг зубов, взвизги и рычание.
Ага, это лешие и болотники. Через минуту они заполонили болото, – чпок! – выдёргивают за хвост, я резво поскакал по древесным спинам.
Пробежать краем поляны, нырнуть в кустарник. Там, судя по визгам, встретился с карачунами отряд полудниц.
Тут меня подбросило, дважды перевернуло в воздухе и закрутило кубарем по траве.
– Ату его! – Две химеры просвистели, как гигантские шмели. Одна, с птичьей головой и рыбьим телом, просвистела низко, врезала когтистой лапой по ушам.
Вторая химера, смесь змеи и сумасшедшего бурундука, с жабьей головой, описала в небе полукруг и пошла со свистом на второй заход. Подкинул задние лапы, запетлял зайцем. Низко стрелой, разворот, кувырок. Сверху – хохот и улюлюканье. Химеры мастерски берут меня в «клещи». Резкий скок. Прыжок! Вправо-влево, теперь резкий прыжок.
Бух! Едва увернулся от глиняного горшка с зельем. Едкий дым резанул глаза.
Бах! Химеры стреляют острыми иглами. Сколько усилий на одного оборотня!
Ныряю в еле заметную нору и расплющиваюсь брюхом.
Химеры верещат и квакают:
– Упустили собаку!
– Вон он, вон! В кустах!
– Свербигузка, это твоя тень!
– Сама дура, Визгопряха!
Выжидаю. Успокаиваю дыхание. Шерсть возле носа медленно дымится, не обращаю внимания. Считаю медленно до десяти. Потом в обратном порядке.
На счёт «три-два-один-пуск» вылетаю из-под земли, как из пращи. Оказывается, могу развить такую скорость, что олень удавился бы от зависти. Бешеные химеры под победные вопли полетели с двух сторон. Резко разворачиваюсь – и – вот оно! То, что надо!
В небе сначала завизжало, следом хлопнуло, вдогонку шмякнуло. Химеры врезались друг в друга на полной скорости и вцепились друг в друга зубами и когтями. Сверху посыпались перья и пух.
– Девушки, спасибо, развлекли. Не провожайте.
Вслед полетела отборная ругань. Милые жабы с куриными ногами.
Бой продолжается. Всюду рвут, трясут, кусают. Волколаки разрывают на куски лихорадок. Полуночницы раскатали упырей: отрубленные головы воют, плюются ядовитой слюной.
Крылатые пакостники сплошь облепили Белую Бабу, объедают плоть. Баба ревёт громче зверя Индрика, отбивается стволом дерева. Ей на выручку тучей рухнула дева-птица Гамаюн, клювом склёвывает назойливых тварей.
Вампирши поймали серого незнакомого оборотня. Тот ещё жив, по траве кишки волочатся. Одна подняла окровавленное лицо и протягивает ко мне длиннющие бледные руки. Цыкнул клыком, вывернулся – и ходу.
В кустарнике мелькнули круглые глаза лесных духов. Проскочил напролом, пискнуть не успели.
Шум боя остался позади. Чутьё привело на поляну с кургузой избой, лопухами и старой берёзой.
Вовремя! Через миг из леса выскакивают оборотни.
Впереди Полночь, за ней – Иней и Сумрак, старые мои одноплеменники-недруги.
На каждом сидит по злыдню. Со спины Полночи свешивается светлая голова, волочится по грязи коса. Грёза! Либо околдована, либо без сознания. Чутьё взорвалось: «Беда! Беда!».
Преграждаю им путь. Упираюсь лапами в землю покрепче. Поднимаю шерсть на загривке. Ощериваюсь:
– Отдай полудницу!
– Это наша добыча!
Мы с Полночью сделали круг, не спуская глаз друг с друга. Вдали зазвенел рожок. Конец битвы. Нечисть победила нечисть.
– Слышала? Конец битвы. Кощей не велит брать в полон. – Иней и Сумрак мне не соперники. Супротив троих тяжко, но слажу.
– Есть и другие хозяева, кроме Кощея.
Рычу. Полночь скалится в ответ. Держится уверенно. Раньше хвост поджимала, с пути сворачивала, а тут осмелела. Но зачем этой волчьей стае полудница? Обычно оборотни с призрачными девами дел не имеют, дорожки не пересекаются.
– Подавись заячьей гузкой, Тень!
Одним глазом слежу за поджарой фигурой Полночи, другим – за Инеем, третьим… хм, жаль, нет запасного глаза – головой ворочаю. Оборотни поджали с трёх сторон. С чётвёртой – холм под лопухами, по запаху – бывшее человеческое подземное лежбище.
Полночь уши подняла, фиолетовыми глазами водит. Изогнула спину, хвостом виляет. Я чуть слюной не подавился: «Заигрывает?»
– Ша! Владыка ждать не любит! – рявкнул злыдень, что верхом на Сумраке. Другой зубастый коротко замахнулся, тут же меня обрушилось небо.
Колдовская цепь, шишиги их раздери! Лапы подкосились, я аж на брюхо рухнул.
Через миг поляна опустела.
Рассветное солнце пригревает спину.
Сначала дёргался в бессильной злобе, сломал два клыка, потом затих. Колдовскую цепь изнутри не порушить.
Есть время подумать, сложить из осколков целый горшок: владыка… Иней… полудница… на оборотнях верхом злыдни. Известно, что рогатые – личные слуги демона Филотануса. Полночь – труслива, с полудницей даже стаей не справятся, без помощи не осмелились бы. Значит, тут демон Филотанус замешен.