–Как поступать, Маду?-его спокойный тон заставляет беситься еще сильнее.
Она оборачивается на него и не может сдержать своего рвущегося наружу гнева, особенно когда видит в ответ веселое, даже забавляющееся выражение лица.– Что из всего произошедшего тебя так вывело? То, что я не позволил тебе разговаривать тет-а- тет с бывшим? То, что обозначил факт своего наличия в твоей жизни как мужчина, а не как подушка из твоей спальни или вернее, вибратор? Или может быть то, что кофе попросил тебя сделать, как подобает женщине?
–Не передергивай,– буркнула она в ответ,– ты прекрасно знаешь, о чем я…
–Вот именно, что знаю. Факт в том, что ты теперь моя женщина, Маду. И со мной эти игрища не пройдут. – снова прижимается, притягивает к себе одним движением, проводит, властно сжимая, по ноге, поднимаясь выше,– когда мы снова встретились и ты разрешила сделать мне так,– его пальцы, пробежавшись по внутренней стороне бедра, резко цепляют край трусиков и проскальзывают внутрь,– я сказал тебе, что с этого момента всё будет по моим правилам. Мои правила в отношении тебя, Маду, это не попытка унизить или подчинить. Это попытка защитить и успокоить… Ты моя женщина. Точка.
Гладит ее, ласкает, а у нее дыхание учащается и сердце вот-вот вырвется из груди.
–Он все-таки мой брат и он мужчина, Мадлен, хоть я и не перевариваю его органически. И у тебя от него двое сыновей. Он имеет право знать, кто рядом с ними и с их матерью, вернее не рядом, а внутри, если мы о тебе.
Сразу два его пальца ныряют внутрь, а ее выгибает, как тетиву лука.
–Прекрати, мальчики могут войти…
–Мальчики играют в новую приставку, которую я им подарил. Расслабься уже… И получай удовольствие. Много удовольствия…
Подхватывает ее, сажает на раковину. На раз расстегивает ширинку, на два – заполняет собой.
Толчок, второй, третий…
–И что…-пытается собрать себя по частям,– поговорили?
–Замолчи, Мадлен,– говорит он сквозь зубы, тут же переходя на стон.
Она обвивает его своими ногами еще плотнее, его движения все более порывисты. Пару минут- и они оба подавляют крики друг друга поцелуями-укусами в губы.
Орхан загребает ее пышные волосы пятерней, откидывая голову назад. Целует в губы. Властно и страстно.
Еще пару толчков- и сладкий взрыв. Она глубоко-глубоко вдыхает его запах. И ей правда спокойно сейчас.
–Подобрела, мегера?-усмехается, сам поправляя ее платье.– Теперь поговорим… Готов ответить на все твои вопросы.
Маду наливает горячий чай себе. С шумом ставит большую чашку на стол, сама плюхается на стул.
– Я считаю, что ты все-таки поспешил…– говорит она, поджимая губы,– Анвар тут же побежит к отцу, а отца надо было подготовить…
– Маду, я сказал, что готов ответить на твои вопросы, а не слушать твое ворчание,– со скрипом отодвигает второй стул напротив,– Ты теперь моя. Я несу за тебя ответственность. И за детей твоих тоже её несу. В конце этой недели мы начнем перевозить твои вещи в мой дом. Съездим сегодня вечером туда, можем с мальчиками, пусть выберут себе по комнате. Надо решить, как обставлять их пространство. Могу вызвать архитектора или спишешься с ними на неделе. С отцом твоим я тоже поговорю в ближайшее время. Я не собираюсь прятаться, как мальчишка.
Она явно ошарашена его прытью. Его напором и…скоростью происходящего.
– Какие мальчики? Какой переезд, Орхан?! Это совершенно исключено. Что я им скажу?
–Не надо ничего говорить. Я уже все сказал. Я вообще- то их дядя… к тому же, прости,– кашлянул он,– как ты себе представляла наш совместный уик- энд? То есть я кем должен был сейчас выступать, когда их к тебе привезли? Твоей комнатной куклой?
Протянул руку к ее лицу, провел собственнически, но нежно костяшками пальцев.
–Ты такая наивная, Маду… как маленькая девочка… Это заводит. И… бесит сильно. О таких вещах стоит хотя бы задумываться заранее… У тебя же все мысли всегда где-то о высоком, в большой политике, на работе. А в жизни ты как была сумасбродной шестнадцатилетней девчонкой-бунтаркой, такой и осталась.
–Я вообще- то рассчитывала, что ты по- тихому ретируешься отсюда, как только они приедут… А ты…
–А я не фокусник, чтобы появляться и исчезать по твоему щелчку. Повторяю, Маду, я сразу обозначал, как будет, когда мы начинали отношения.
Она отпила щедрый глоток обжегшего десну чая.
–И что Анвар? Прям спокойно всё принял? После того, что было? После теракта против Мики? После той нашей поездки в Хомр…
Он снова смотрит на нее- серьезно и пронзительно.
–Твой отец, Маду, едва не был застрелен твоей матерью. Его любимая женщина, которая попала к Кариму Дибу только потому, что ее изначально хотел под него подсунуть твой отец, тоже в него стреляла. Ты была влюблена в Анвара и переспала с ним, хотя знала, что в него влюблена твоя сестра… А сам Анвар, высокоморальный красавец, рожденный в результате адюльтера глубоко привязанного и любящего свою жену Владу Карима, преспокойно переспал с обеими сестрами и даже нисколько не терзался моральными угрызениями совести. Что еще можно вспомнить? Ах, да, пожалуй, связь одного твоего родного брата с женой свекра твоей сестры… Или, например, любовные похождения второго брата, который творил непотребства со своей женой-танцовщицей перед тем, как наречь ее своей суженной… Нечего сказать, высокоморальная семья…
Маду хохотнула.
–Ты прав, Орхан. Думаю о них-и тошно…
–Не стоит так, Мадлен. С годами я стал терпимее… Именно поэтому я честно отсидел свой срок, вынес свое наказание- и по-мужски извинился перед всеми косвенно и напрямую пострадавшими из-за моей гордыни и обид людьми. Тебе нужно тоже научиться переступать через свои обиды, прощать. Они разрушают прежде всего тебя, Маду. Ты у себя одна. И другой тебя у тебя не будет.
Она молча кивнула.
Накрыла его руку своей.
–Ты успокаиваешь меня, Орхан. Прости за чрезмерную резкость. Просто… Все это слишком стремительно. И… Мне действительно многому нужно учиться с тобой. И я хочу учиться, честно…
–Вот и прекрасно…
–Давай не будем откладывать. Если ты хочешь, начнем переезд прямо со следующего дня. Могу взять пару выходных в издательстве.
Орхан хохотнул и отрицательно покачал головой.
–Боюсь, наш переезд сдвигается на конец недели не по зависящим от нас с тобой обстоятельствам… Тебя ждут в Сирии, Маду. Об этом и приезжал лично доложить Анвар. Надо слетать в Дамаск. Я полечу с тобой, чтобы обозначить себя в твоей жизни перед твоим отцом.
–Что такое?-непонимающе подняла она на него глаза,– какая Сирия? Почему мне никто не позвонил?
–Дело деликатное. Не по телефону…
Она устало, но взволнованно закатила глаза.
–Что такое еще у них могло произойти? Какой еще очередной конец света?
Он усмехнулся в ответ.
–В сущности, ты права… Очередной конец света…
–У тебя, по ходу, теперь есть еще одна сестра, Маду…
–Что?!-ошарашенно-неверяще посмотрела на Орхана девушка.-Влада беременна?
–Нет, Мадлен, Влада не беременна…
Глава 11
Карим
Арафатка (прим.-арабский мужской платок преимущественно черно-белого цвета из шерсти) прикрывала все лицо, оставляя лишь тонкий вырез для глаз. Это только и спасало. Воздух был душным и тяжелым, словно бы наполненным пыльной взвесью- местные знали, это предвестник бури, его первый глашатай, который намекал, что через сутки небо померкнет, а землю накроет песчаная завеса. Хамсин (прим.-в переводе с арабского «пятьдесят»– по количеству дней сезона, когда могло случиться это ненастье)– так в этих краях называли песчаные бури, и пусть до Заевфратья они доходили гораздо более умеренными, чем те, что лютовали в Иракской пустыне, Карим все равно с трудом ее переносил, в отличие от коренных жителей этих краев.
Удивительные люди. Люди солнца. Так называли себя курды, древний загадочный индоевропейский народ Малой Азии, история которых была столь же древней, сколь и земля, которую они считали своей. Вечные борцы за свободу, вечные экзекуторы, вечно экзекутируемые. Век от века они жили под властью иноземцев, но при этом находили в себе силы сохранять уникальную идентичность, выражающуюся не только в уникальном языке- заза-горани, как они называли его сами, но и в самобытной культуре. И правда, их культура разительно отличалась от других народов-соседей, тех же асирийцев, турков, арабов-бедуинов… Курды не только поклонялись своему Богу, танцевали особенные танцы и считали свободу частью своего генокода. Принципиально от других жителей региона их отличало самое главное- образ женщины. На Ближнем Востоке испокон веков жили разные представительницы прекрасного пола- красивые и не очень, свободные, порабощенные, самостоятельные и беспомощные, но только женщины курдов были теми, кого можно было смело назвать амазонками. Они боролись на полях сражений на равных с мужчинами, а их храбрости и отваге бы позавидовали даже мифические героини былин…
Тем сильнее ненавидели их радикальные фанатики, потерпевшие сокрушительное поражение в борьбе за земли курдов, тем сильнее хотели мстить, совершая подлые, недостойные вылазки, целясь в самых беззащитных-детей и стариков… Борьба с террористами в Роджаве продолжалась, пусть теперь она и приобрела форму отдельных стычек, терактов и засад.
Карим взаимодействовал с курдами не первый год. Ему нравился их боевой дух, нравилась железная воля к победе и нацеленность на результат. Их энергетика вдохновляла своей пассионарностью. Заряжала. А еще они, как и он, презирали смерть. Они о ней попросту не думали. Они жили. Каждую секунду проживали не в полутонах, а в самом соке яркого оттенка. На этом они и сошлись. На этом он и стал своим…
Пикап дернулся на очередной кочке так, что машина оторвалась от земли, подпрыгнув.
–Полегче, Халед,– возмутился Карим,– не картофель на рынок везешь.
Тот лишь усмехнулся в ответ.
–Что-то ты совсем разнежился в столице, Каримджи, забыл наши дороги… Надо тебе все-таки найти курдскую жену- вот уж тогда на бездорожье внимание не обратишь, вся жизнь будет в режиме экстремального вождения!