ОдержимыйРассказ о СембииДэйв Гросс
Канализация Селгонта замерла без движения, не считая крысиного шороха и медленной синкопы капающей воды. Зелёный свет из глубоких ниш в стенах плясал с тенями в густеющем над коричневым потоком влажном воздухе. Сточные воды медленно текли на северо-восток, к Селгонтскому заливу, изредка образуя водовороты вокруг груд мусора. У основания одной из таких груд какое-то древнее землетрясение оставило огромную трещину в камнях. По её краям сочилась вода, исчезая в пропасти, извергавшей тёплый, зловонный туман.
Крысы прекратили сновать по своим невидимым тропкам. Они прижали уши от далёкого звука, и их тушки задрожали, пока они прислушивались к промежуткам между ударами капель.
Звук раздался снова, на сей раз громче. Это был медленный, тяжёлый хрип, какой мог бы издать умирающий. Звук был довольно обычным для набережной и вонючих каналов под ней, поскольку нищие заползали в переулки и канализационные норы в поисках тепла. Когда эти несчастные погибали в канализации, крыс ожидал редкий пир. Однако на сей раз они чувствовали что-то кроме звука или запаха, необычное предчувствие – то, что вылезло из дыры, не собирается погибать. Грызуны целыми стаями ринулись прочь от дыры, дальше по тоннелю к солёному воздуху Селгонтского залива.
Из дыры возник зазубренный коготь. Когда-то это могло быть человеческой рукой, но из огрызков, некогда представлявших собой костяшки, торчали голые кости, и гниющая плоть блестела серым, зелёным и чёрным. Парализованные пальцы скользнули по краю дыры, не в силах ухватиться за скользкую поверхность.
Ещё один мучительный хрип, и появилась вторая рука.
Она была бледной, как каракатица, с пальцами столь длинными и тонкими, что любой музыкант заплакал бы от зависти. Она держала зубчатый меч из ярко-багрового железа, которым скребла по камню, пока его зубья не зацепились. С последним стоном обладатель этих разных рук вытащил себя в грязь.
Его лицо было полем боя между холодной красотой и гротескным уродством. Бледная кожа по-прежнему облепляла большую часть его лба, его левый глаз и участки щёк и челюсти. Остальное было мучительным месивом сгоревшей и стёршейся плоти. Острые куски кости – слишком белые и гладкие, чтобы быть его собственными – торчали из щеки прямо под правым глазом. На висках, во впадине щеки и растрескавшихся останках того, что когда-то было губами, сочились слизью зияющие дыры.
Его одежда была измазана адским месивом крови и телесных жидкостей, превратив яркие цвета в оттенки серого. Что-то оторвал правый рукав его бархатного жилета и блузы под ним, оставив лишь паутину чёрных ран на руке. Несмотря на раны, под кожей перекатывались тугие мускулы, когда мужчина приподнялся на руках, затем выбрался в зловонную кучу дерьма и отбросов.
Он отдохнул там, лёжа на спине, положив странный меч на свой плоский живот, и дышал – сначала в такт капающей слизи, затем более медленно.
- Какой триумф! – весёлый голос раздавался только у него под черепом, однако он слышал эхо, как будто тот доносился с другого конца сырого канализационного тоннеля. – Смею заявить, что ты наконец нашёл место в городе, которого заслуживаешь. Прямо в дерьме.
Мужчина не стал тратить силы, чтобы ответить голосу, неустанно насмехавшемуся над ним на протяжении бессчётных дней. Вместо этого он перевернулся и поднялся.
- Приятно видеть тебя на коленях, однако тебе следовало оставаться внизу, - сказал голос. – Там, по крайней мере, ты был наименее отталкивающим среди местных. Боюсь, в Селгонте ты легко станешь победителем любого конкурса уродства – даже того, что проводят у Томаларов. А кроме того, разве ты не пропустишь весь скандал, который с такой заботой приготовил?
Мужчина встал. Его тело дрожало. Он сделал шаг, поскользнулся в грязи, но удержался, использовав меч в качестве опоры. Клинок коснулся воды, взвизгнул и сплюнул.
- Что ж, - провозгласил голос. – Возможно, тебе виднее. Найди где-нибудь котелок, и может быть моряки бросят тебе пару медяков на пиво. Те, кто осмелится приблизиться к такому зловонию, во всяком случае.
Мужчина зашагал на северо-восток с мечом в руке, и постепенно его походка окрепла. Он резко повертел головой, разминая шею, и расправил плечи. Он несколько раз тыкал мечом вперед, чтобы размять запястье и руку. Ускорив шаг, он дошёл до вертикальной шахты, которая поднималась наверх и заканчивалась широкой железной решёткой, запертой на тяжёлый ржавый замок. Сквозь прутья решётки сочился лунный свет, образуя шахматный узор.
Два удара его адского клинка сбили замок с решётки.
- Ты это слышал? – спросил визгливый голос наверху.
- Ага, - ответил другой. – Иди посмотри, что за шум.
- Да ну! Сам иди.
- Это ты хочешь быть городским скипетром. Я просто подметаю пыль.
- Золотарь! – процедил мужчина, поскольку мало было более презираемых профессий, чем работа тех, кто счищал дерьмо с улиц Селгонта и продавал его за медяки местным фермерам.
- А сам-то что ты делаешь с этими граблями? Рисуешь фреску для нового дома Мальвин?
- Это не смешно, - ответил мужчина. – Ты хоть раз видел, что рисует тот юноша?
- Ну конечно, - сказал его товарищ, пародируя высокомерный говор знати. – Разумеется, мой старый приятель. Мы с супругой как раз недавно восхищались одной из его работ во время нашего последнего визита в галерею Безумного Энди.
В двух ярдах у них под ногами мечник положил свою искалеченную руку на решётку, но пока что не стал её открывать. Он стоял молча, держась за горячий меч в его левой руке и прислушиваясь.
- Тот визгливый прав, знаешь ли, - сказал голос внутри головы мечника. – По сравнению с Малышом Пьетро ты кажешься вполне себе респектабельным. Интересно, как Ласкар ухитряется каждый месяц платить за заклинание исцеления от болезни для своего младшего братика. Их не предоставляют бесплатно вместе с услугами шлюх, знаешь ли. С его аппетитом это наверняка обходится недёшево.
Не обращая внимания на голос, мечник открыл решётку. Шорох прибоя заглушил скрежет ржавого железа, и он незамеченным выбрался на неровную мостовую, чтобы заглянуть за низкую стену, отмечавшую рассыпающийся фундамент дома Мальвин. Только несколько голых каминов и троица колонн из величественного прежде Речного Зала выдавали в этом месте тот величественный особняк, который стоял здесь когда-то. В руинах стояли двое мужчин с лопатами, высокий и худой опирался на свою, а тот, что покрепче – продолжал грузить тележку почерневшими обломками. Четыре фонаря на высоких шестах бросали жёлтый свет на место их работы.
- Я просто говорю, - сказал высокий, визгливый. – Неудивительно, что здесь велись такие сомнительные дела. Знаешь ли, здесь жили люди – до того, как тут сделали склад.
- Не в последнее время, - сказал его товарищ. – Уже многие годы здесь никто не жил. Только крысы, мыши, несчастные нищие и их собаки, кости которых мы выкопали прошлым месяцем. Я слышал, что никто не забрал хотя бы одного из них. И всё же в это время я лучше буду нищим, прикорнувшим в уголке склада, чем аристократом с фамилией Мальвин. Тем, кто не сбежал, пришлось съехать из роскошных жилищ на какие-то съёмные квартиры. Бедные дьяволы всё ещё хотят попытаться, но старый чонсель даже не плюнет на их контракты.
- Слышишь? – визгливый заиграл на воображаемых струнах своей лопаты. – Это звук, с которым моё сердце плачет о том, что им пришлось волноваться о летних домах и лабиринтах из живых изгородей. Пускай хоть под стенами живут, а я перееду в их бедные, жалкие… Что это?
Мечник двигался бесшумно, как туча, пока не вышел на почерневший гравий. Теперь он силуэтом выделялся на фоне Селун и её слёз.
Визгливый завопил, бросил лопату и врезался в тачку. Он тяжело упал на гравий и заскрёб землю, прежде чем броситься прочь, продолжая кричать.
Его партнёр поднял лопату, как оружие, глядя на тёмную фигуру незнакомца.
- Мы не хотим…
Новоприбывший сделал шаг вперёд, и рабочий побежал за своим товарищем.
Мечник стоял один среди развалин. Он не чувствовал едкого запаха горелого дерева. Он едва ощущал его в воздухе. Душная летняя жара ничего не значила для его омертвелых чувств.
- Они словно призрака увидели, - хмыкнул его незримый спутник. Он добавил обвиняющим тоном: - Или чудовище.
Мечник ощетинился, его челюсть упала и задвигалась от возмущения.
- Ты ничего не знаешь о чудовищах.
- Милорд, - сказал дворецкий. – Мастер Раду Мальвин прибыл на встречу с вами.
Тамалон Ускеврен поднялся с место и обошёл свой библиотечный стол. Ему было сорок с небольшим, и несмотря на репутацию скрупулёзного счетовода и коллекционера книг, он выглядел больше похожим на конюха, чем на писаря. Несколько серебряных нитей сверкали в чёрных волосах, но от того он казался не старым, а лишь более импозантным. Его улыбка была хоть и усталой, но дружелюбной, а рукопожатие – твёрдым и тёплым.
Раду ответил на рукопожатие с мужской уверенностью. В его одиннадцать лет мальчик был жилистым и твёрдым, как дубовая ветка. Его чёрные глаза были ясными и честными, если не тёплыми.
- Добро пожаловать в мой дом, - сказал Тамалон.
- Благодарю, милорд, - ответил Раду. – Штормовой Предел – прекрасный особняк, подобающая обитель для благородной семьи.
Тамалон поклонился, принимая комплимент.
- Могу ли я предложить поздравления по случаю рождения вашего третьего ребёнка? С вашего позволения, мы с братьями приобретём молитву Вокин за его здоровье и процветание.
- Очень любезно, - сказал Тамалон. – В свою очередь, могу я поздравить вас с вашим последним триумфом? Весь Селгонт говорит о вашей победе на экзамене фехтования.
- Похвал заслуживает мастер Феррик.
Тамалон хмыкнул.
- Вы победили трёх его лучших студентов, чтобы заслужить венок, и все они начали тренироваться раньше, чем вы научились ходить.