– Куда поедем? – спрашивает Павел.
– А разве мы куда-то собирались?
– Надо поговорить, – он отвечает опять немного нервно. – Тогда на мой вкус. Тут место одно недавно открылось. Вполне приличное. Далековато, зато народу немного.
– Хорошо. – Я киваю.
Так это странно. Особенно странно, что после работы мне больше не надо никуда спешить, и я все никак не могу к этому привыкнуть. Долгое время после работы я забирала Владьку из садика, потом из «продленки» и тащила домой, попутно навьюченная сумками с продуктами. Кстати, муж тогда у меня еще был. Потом, когда муж свалил, я все равно торопилась домой, потому что надо было готовить ужин и кормить кота. Теперь Владька наконец научился кормить кота и при случае сделать себе яичницу с колбасой, хотя он все равно ждет, чтобы я вернулась и что-нибудь ему приготовила.
Между тем мы уже выехали за черту города и движемся, кажется, по направлению к кладбищу. Там бабушка моя похоронена.
– А куда мы вообще-то едем? – немного испуганно спрашиваю я.
– В кафе «Сказка». Я не так давно снимал там свадьбу. Друг женился, поэтому я и согласился. Вообще-то я студийный фотограф.
То есть он попытался сообщить мне, что не разменивается по мелочам. Что он профессионал. Хорошо. Что дальше и при чем тут я? Если он хотел поговорить о маме, вовсе не обязательно было сообщать такие подробности.
– Там уютно и тихо, – добавляет Павел.
Наконец в лесной просеке появляется эта самая «Сказка», к которой ведет дорога, украшенная по обочинам небольшими елочками с праздничной иллюминацией, наверное, еще с Нового года. А возле самого входа в кафе стоит деревянный кот, а может быть, лев и толстой лапой указывает на дверь: вам сюда. Мы входим.
Внутри и правда уютно и очень необычно – под потолком клетка с двумя канарейками, вдоль стены аквариумы, в которых плавают огромные рыбы с выпученными глазами. Они беззвучно открывают рты, будто силясь что-то сказать. Павел помогает мне снять пальто и устраивает его на вешалку. Меня все это немного смущает, хотя он всего лишь сын моей школьной подруги. Я видела его на фото – маленького и голенького, с трогательными «веревочками» на ручках и ножках. Где теперь тот мальчик? Исчез? Или спрятался внутри этого странного парня в слегка помятом шерстяном пиджаке с подвернутыми рукавами?
Пиджак надет прямо на футболку. А рукава подвернуты, наверно, затем, чтобы открыть дорогие часы. Хотя дорогие часы или нет – я в этом совсем ничего не понимаю.
Павел проводит меня за столик в самом углу, и я так понимаю, что он был предварительно заказан.
– У вас хороший вкус, – мимоходом замечает он.
– Это ты о чем?
– Да обо всем вместе, в вас чувствуется стиль и, я бы даже сказал, порода.
– По-моему, ты о маме хотел поговорить, – я намеренно беру ернический тон, потому что больше всего все это походит на обычное свидание. Хотя и хорошо обставленное. Да!
– Тогда я повторю свой вопрос. То есть немного иначе спрошу: насколько хорошо вы знаете маму?
– А то ты сам не разумеешь. Мы с ней школьные подруги. Правда, потом она уехала в Саратов.
– И давно вы снова встретились?
– Нет, недели две назад.
– Вино пьете? – Павел кивком подзывает официанта.
– Вино?
– Красное или белое?
– Красное сухое, – наконец нахожусь я. Однако не хватало надраться на голодный желудок.
– Может быть, вы есть хотите? Все-таки после работы.
– Если только какой-то салатик с креветками.
– На диете?
– Нет, просто уже вечер. А почему ты спрашиваешь, ну, насколько хорошо я знаю твою маму?
– Вы уже договорились о какой-то лекции? – Он не отвечает на мой вопрос.
– Да.
– И отменить нельзя?
– Ну зачем же отменять? Потом, мы сделали афишки, расклеили в библиотеке, университете и училище культуры, дали объявление на сайте, а…
– У мамы весеннее обострение, – резко обрывает Павел.
– Обострение чего?
– Неужели вы ничего странного за ней не заметили?
– Павел, – говорю я. – Марина всегда была очень оригинальной девушкой. А с позиции нынешнего века многие наши поступки кажутся тем более странными, и это еще мягко сказано. – На этих словах я невольно трогаю шею. Она как будто опять побаливает. – Что именно странного в ее поведении? Мне, например, представляется странным, что ты привез меня именно сюда. Можно спросить почему?
– Мне просто так захотелось. Здесь уютно и тихо, лес за окном. От него исходит какое-то умиротворение.
И в этом он прав. Голосок канарейки, заполняющий пространство, усиливает ощущение нереальности. Но вот же знает человек, чего он хочет! – это я про Павлика. И главное, реализует желаемое. А может, у него была изначально простая, вполне достижимая цель – провести вечер в кафе «Сказка». Это же очень просто.
– Хорошо, я приду в библиотеку на всякий случай. – Павел возвращается к исходной теме. – Мама хочет, чтобы было побольше народу и чтобы ей вручили цветы. Я все сделаю, как она хочет.
– Как странно! – невольно восклицаю я.
Может быть, Маринка в свое время просто недополучила желаемого? Она ведь ушла из гимнастики навсегда, когда родила Павлика. А была чемпионкой республики, ездила на всесоюзные соревнования.
– Ну вот, вы сами говорите, что желание странное.
Павел ловит меня на слове.
– Мне странно другое. – Я наконец решаюсь спросить об этом: – Почему у твоей мамы на руках синяки?
– Синяки?
– Огромные, желтые, вот здесь, чуть выше запястий.
– Синяки? Вы уверены?
– Абсолютно. Она прячет их под длинными рукавами, но я все равно заметила.
– Честное слово, не знаю. – Павел залпом осушает бокал. – А вы что же ничего не пьете?
Я пробую вино. Вино хорошее, терпкое. От него сразу становится тепло, и легкое неудобство исчезает. Мне уже кажется, что мы с Павлом были знакомы почти всегда.
– А вы давно работаете в библиотеке? – спрашивает он.
– Прилично, уже лет десять. До этого учительницей была, потом работала в газете.
– Почему именно библиотека?
– Место подвернулось в свое время.
– Но как вы можете там сидеть целый день? Там же темно и пыльно.
– Зато книжек много. Потом, я иногда выезжаю в дом престарелых. Хотя это тоже не больно-то веселое место. Но ведь твоя мама там работает!
– Давайте больше не будем о ней, по крайней мере сегодня.
А что, разве будет какой-то еще случай?
– Честно говоря, я хотел поближе познакомиться с вами, поэтому мы здесь, – говорит Павел, причем на полном серьезе. И смотрит пристально прямо мне в лицо.
– Какой, к-какой в этом смысл? – Я даже заикаюсь.
– Смысл? Зачем обязательно искать во всем смысл? Есть вещи бессмысленные, есть со скрытыми смыслами, и есть такие смыслы, которые раскрываются только через некоторое время.
– Не уходи от ответа, – строго, по-учительски вопрошаю я. Если бы бокал вина натощак, я бы вообще не знала, как себя вести.
– Хорошо. А если вы мне просто понравились?
– Когда успела?
– Еще в «Свиристелях». Сперва приглянулось ваше лицо, оно, как бы это сказать… Очень умело слеплено. Скулы, подбородок.
– Слушай, я же тебе не лягушка, чтобы меня препарировать.
Я пытаюсь встать, и меня покачивает слегка.
– Анна, я вас не хотел обидеть, не обижайтесь, ради бога!
В его голосе сквозит такое неподдельное отчаяние, что я останавливаюсь и, опершись ладонями на стол, наклоняюсь к нему.
– Слушай, Павлик, – получается грубо и даже вульгарно. – У тебя эдипов комплекс? Или что? Зачем тебе тетка, которая вот именно что в матери годится? Я же однажды видела тебя на фото – маленького, голенького, с такими пухлыми смешными ручонками.
– Ты всегда анализируешь момент? Любую ситуацию? – признаться, он держится гораздо лучше меня.
– А ты нет?
– Нет. Зачем?
Но ведь так именно ведут себя капризные дети, настаивая на сиюминутных желаниях.
– Тебе девочек недостает? – спрашиваю я. – Их вон сколько вокруг.
– С ними же абсолютно не о чем разговаривать!
– Абсолютно со всеми?
– Практически да.
– А мы с тобой разве разговаривали о чем-то? И что я такого особенного могу сказать?
– Давай-ка выйдем погулять, тут озеро недалеко.
И тучи мокрого снега. На ресницы налипнет.
Но я послушно встаю и ныряю внутрь пальто, любезно поданного Павликом. Странно, но в пальто я чувствую себя уверенней, как будто оно некоторым образом меня защищает. Оно мое. Связывает с тем миром, в котором я привыкла обитать.
– Осторожней, тут ступенька. – Павлик ловит меня почти на лету, в шаге от бездны.
Я тяжело, как мешок, падаю на него. И мы в связке так и двигаемся вперед по освещенной тропинке в темноту, в неизвестность. И я успеваю подумать пьяным умом, что вот ведь рядом со мной мужчина, на которого можно опереться. Хотя бы в этой простейшей ситуации. Далеко не мальчик, то есть романтические иллюзии наверняка уже выветрились, а если и не до конца – так это даже и хорошо. Иллюзии с течением времени заменяются цинизмом, а зачем мне это? И чего я теперь действительно хочу, помимо того, чтобы все-таки выйти на пенсию?
Там, где дорожка растворяется в темноте, останавливается такси, из которого вываливает подвыпившая компания, и это меня почему-то настораживает. Пятеро пьяных парней – ну и что? Почему меня это задевает? Когда они успевают поравняться с нами, я понимаю почему: потому что с ними Владька. Куртка распахнута, в разрезе мелькает толстовка с обезьяной. Похоже, что Владька удивляется еще больше:
– Мама?
– Это так у тебя проходит школьная практика? – Я освобождаюсь из объятий Павла, мгновенно превращаясь в мамашу-наседку. Мне очень хочется добавить что-то вроде: «Ты позоришь облик школьного учителя», но язык плохо слушается.
– Мама, что ты тут делаешь?!
– Это Павел, сын тети Марины, помнишь, я тебе рассказывала? – Я невольно начинаю оправдываться. – Мы как раз разговаривали про тетю Марину.
Господи, если Маринка – тетя Марина, то я же для Павлика тетя Аня.