Мне требуется секунда, но потом я вспоминаю. Ледовый центр Мурбриджа. Это в центре, рядом с торговой галереей. Мы с Джеймсом ходили туда в прошлом году с его девушкой Бекс — теперь его невестой, — чтобы научить ее кататься на коньках.
— Да.
— Владелице, Никки Родригес, нужна помощь. У них там уроки катания на коньках, что-то типа того.
Мое возбуждение скисает: я вижу, к чему все идет. У всего есть цена, когда это касается тренера Райдера.
— И?
— И я думаю, из тебя выйдет идеальный волонтер. Будешь ходить туда, начиная со среды, помогать на занятиях. Там есть младший класс по ледовому спорту, они собираются каждую неделю.
Я с трудом удерживаюсь от искушения сказать ему, что, по правде, перепих с кем-нибудь куда эффективнее поможет мне сбросить стресс.
— Помогать… детям?
— Ты когда-то был в их возрасте, ты нашел свою страсть к конькам и хоккею. Помоги научить их раскрывать это в себе. Думаю, это поможет тебе обрести некоторое терпение. — Он хлопает меня по плечу. — Которое тебе понадобится, если хочешь быть моим капитаном.
— Я не могу, — говорю я. — Я даже не…
— Сынок, послушай. — Он склоняется над столом и скрещивает руки на груди. Его взгляд полон сочувствия, но это не убавляет напряженности. — Не хочу использовать очевидную метафору, но лед… он тонкий. Либо ты сделаешь это и приведешь голову в порядок, либо в следующий раз, когда ты сорвешься — как бы это ни было оправданно, — ты не оставишь мне иного выбора, кроме как отправить тебя на скамейку запасных.
3
Пенни
Я погружаю игрушку еще глубже, пальцы моих ног зарываются в простыни, а колени разъезжаются. Я тихонько ахаю, когда беру нужный угол. Пусть дилдо — это не теплый член, но хотя бы такой же толстый, и мне проще окунуться в фантазии. Я вставляю его и вынимаю, вжимаясь головой в подушку, пока в мыслях всплывают нужные образы. Сильные татуированные руки обвивают мои ноги, когда я обхватываю ими его узкую талию. Он легонько кусает меня в шею, а потом переворачивает и шлепает по заднице, раздвигая ноги. Его резкий голос шепчет мне на ухо, какая я хорошая девочка, что я пахну как…
Нет. Только не это. Что угодно, но только не это.
Я трясу головой, и фантазия спотыкается. Я изгибаю спину, чтобы дойти до оргазма на ощущениях, но все бесполезно. Мои глаза распахиваются, фантазия исчезает, а образы — очень скверные — заполняют мой разум. Я закусываю губу, тяжело дыша. Полчаса себя разогревала, чтобы опять упереться в стену. Я провожу рукой по лицу.
Это третий раз подряд. Я столько лет трудилась, чтобы не пускать Престона — и любых будущих Престонов — в мою жизнь, но сейчас он пробился в мои фантазии. В мое «хорошее место». Он никогда не мог коснуться двух вещей: моих фантазий — и историй, которые я кропала в тетрадках. Но после этого… Можно сказать, что первое уже пало.
Раньше я могла склепать сценарий хорошей фантазии без проблем. Некоторые девушки не любят мастурбировать, но я наслаждалась этим с тех пор, как поняла, сколько удовольствия могу себе принести. Пару минут подумать про Мэта Барзала или Тайлера Сегина — или, если меня тянуло на сверхъестественное, про сексуального оборотня или орка, — и я была готова кончить. А теперь? Я доходила до момента, когда мой фантазийный парень входит в меня, и, что бы я ни представляла, какой бы ни была поза, обстановка или конкретный вид секса, мой оргазм исчезал, как камень, канувший в середину озера, и не возвращался. Пикантные любовные романы не помогали. Как и хоккейные софиты. И даже возвращение к самым сексуальным отрывкам моего наполовину написанного романа тоже никуда не привело. Что-то напоминает мне о той февральской ночи, о нем — и капля паники отравляет все.
Я прижимаю руку к груди, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и сглатываю эту ложку яда, чтобы нейтрализовать его. Я столько лет работала с доктором Фабер над тем, как оттащить себя от края, пока меня не понесло ко дну. Раздражаться — это нормально. Нельзя давать всему этому управлять собой.
Вот только три раза подряд у него получилось.
Мое возбуждение полностью спало, и его заменил опасный и краткий проблеск беспокойства, от которого крутит под ложечкой. Я сглатываю и пытаюсь расслабить напряженные плечи. Я смотрю на дилдо в моей руке и борюсь с волной отвращения.
— Твою мать!
Я швыряю дилдо через всю комнату.
Врывается моя соседка в полотенце, темные волосы перекинуты через плечо, в глазах дикая паника. У нее что, бритва в руке?
— Что происходит?! — спрашивает она — в ту же секунду, как ей по лицу прилетает моим ярко-синим дилдо.
Знаете, как бывает, когда в реальном времени происходит нечто ужасное, а тебе кажется, что все вокруг замедлилось? Да. Вот так и мой дилдо ударил Мию, как чертова шайба в защитную маску. Он задевает ее по щеке, фальшивые яйца подпрыгивают, и дилдо падает на пол с влажным чвяком.
Мы пялимся друг на друга секунду, которая растягивается примерно на миллион лет. Она крепче сжимает бритву, вытирая щеку.
Я вспоминаю один ужасный момент. Моя лучшая подруга играла в софтбол и была питчером.
— Пенни! — кричит она, яростно полосуя воздух бритвой. Я пригибаюсь, но бритва остается у нее в руках. — Я думала, ты тут умираешь! Что это было?
Я набрасываю одеяло на голову. Унизительный стыд обрушивается на меня как лавина, и если я посмотрю на Мию еще полсекунды, то меня стошнит. У меня щеки, наверное, краснее волос.
— Мне так жаль!
— Господь всемогущий. Ты бросила в меня Игорем?! Да я тебя сейчас убью!
Моя паническая атака захлебывается. Я сжимаюсь в крохотный комок, разрываясь между желанием заорать от досады и рассмеяться. Но если я рассмеюсь, Мия может полоснуть меня бритвой. Она дает имена всем моим секс-игрушкам, и до сих пор я забывала имя большого синего дилдо. Игорь.
Она срывает одеяло с моей головы. Я хватаю его и прикрываю сиськи. Вот почему мне понадобилось раздеваться полностью, а? Убийственное выражение ее лица должно бы обратить меня в бегство, но вместо этого распахивает шлюзы — я складываюсь вдвое в приступе смеха, опасно близкого к слезам. Я чувствую, как она тянет меня за волосы, но только фыркаю.
— Игорь, — говорю я в перерывах между всхлипами. — Он полетел.
— И теперь у меня травма на всю жизнь.
Я бросаю взгляд на Мию: она снова вытирает лицо. Я ее не виню. Пусть я и не кончила, но это не значит, что я ничего не чувствовала. Я держала ей волосы, когда ее рвало в канаву, но это не значит, что ей нужно мое… вот это вот… по всему лицу.
— Тебе лучше вернуться в душ.
— Тебе повезло, что я не убила тебя на месте. — Она ухмыляется, но потом выражение ее лица смягчается. — Ты не смогла? Опять?
— Нет. И теперь не могу перестать думать… о нем. Уф. — Я прижимаю ладони к глазам, когда веселье угасает. — Да ну на хер. Я так устала биться в стену.
Мия садится на край кровати и смотрит на меня своими большими ореховыми глазами. Она гладит меня по ноге.
— Он лишь воспоминание.
Я делаю глубокий вдох и киваю. Она права. Я столько лет не видела Престона, и, если для этого мне придется больше не появляться в Аризоне, я это сделаю. Но дело даже не в нем. Дело во мне. Я почти всегда отлично управляюсь с фантазиями и историями, но девушке нужно больше. Вокруг меня все получают университетский опыт своей мечты, а я застряла в нейтрале, неспособная воплотить свои желания. Когда кончать было легко, я могла притворяться, что мне плевать, но сейчас…
Сейчас мне кажется, я закричу, если у меня не будет оргазма. К черту Престона Биллера. К черту любовь, которая у нас якобы была. Я подтягиваю ноги к груди и обнимаю колени поверх одеяла.
— Ненавижу быть сломанной. Я так больше не могу.
— Не говори так.
Мия берет меня за руку. У нас парный маникюр. Вчера мы ходили в пафосный салон в торговом центре Мурбриджа. Ее ногти — ярко-зеленые с черными кончиками и наклейками в виде призраков, а у меня — белые с оранжевыми кончиками и наклейками в виде тыкв. Идеально для октября, который начнется через пару дней. Мия ободряюще сжимает мою руку.
— Может, тебе нужно добавить немного перчинки.
— Я расширила список горячих парней из своих фантазий до орков, — с готовностью говорю я.
Она закатывает глаза.
— Ты понимаешь, о чем я. Может, уже пора.
В моем желудке разверзается бездна, и сердце ухает прямо в нее.
— Я не знаю.
— Ты в здоровенном универе. Наверняка в общаге есть какой-нибудь парень, с кем тебе захочется замутить.
В целом она права: говоря фактически, потенциальные интрижки можно найти повсюду. Мы учимся в Университете МакКи, в который ходят тысячи студентов, и нельзя сказать, что парни не пытались со мной замутить. Обычно это выливается в мерзкий флирт с вопросом, подходит ли мой ковер к шторам, раз я рыжая, но все равно. Парням из универа не нужно какое-то особое приглашение: только моргни — и за тобой будут увиваться весь вечер.
— Ты знаешь, что дело не в этом.
— Знаю, — мягко говорит Мия. — Но дальше так нельзя.
Она лезет в мою тумбочку, достает мой дневник в ярко-розовой обложке и машет им в воздухе.
— Эй! — Я отбираю его у нее и прижимаю к груди. — Полегче с этим!
Когда я только начала ходить к доктору Фабер, она попросила меня вести дневник. И пусть за три года у меня скопилось много тетрадей, я всегда начинаю новую с одного и того же листа. Это список всего, чем я бы хотела заняться в постели, — всего того, чего я отчаянно хочу, но не испытывала. Престон отобрал у меня первые отношения и испортил их, и я хочу добрать, что смогу, чтобы самой всем управлять. После первой попытки составить Список я несколько раз правила: убирала одни пункты и добавляла другие. Поступив в университет в прошлом году, я обновила Список и решила, что все устрою. Я найду себе приятеля для потрахушек или даже пару парней — и пройдусь с ними по Списку пункт за пунктом. Но каждый раз, когда я уже была совсем близко, я не могла спустить курок. Я отступала в книги и фантазии, каким бы сексуальным и приятным в общении ни был парень. Как можно доверять незнакомцу? Он мог быть вежливым тогда, но кто знает, каким он будет на самом деле, когда останется со мной наедине и сможет мной овладеть?