— Понял.
Она указывает на сумку, свисающую с бортика.
— Расставь конусы. В паре метров друг от друга, чтобы между ними можно было проехать.
Я отдаю ей честь.
— Есть, миледи.
Она все еще странно смотрит на меня, но спустя секунду слегка качает головой.
— Ну и ладно. Увидимся на льду.
Гребаный сраный ад. Неудивительно, что в последнее время мне не дают. «Миледи»? Если бы Себастьян это услышал — уссался бы от смеха.
Я поднимаю сумку и выезжаю на лед. Прохладный хрустящий воздух касается моих щек над бородой. Я встряхиваю головой. Надо сосредоточиться. Почему тренер не сказал, что придется работать с такой охерительной красоткой? На такую хрень предупреждающие знаки надо вешать.
Я выставляю все конусы, и как раз вовремя, потому что с десяток детей уже готовы выйти на лед.
Может, это будет и не совсем ужасно. По крайней мере, я буду наблюдать Маленькую Мисс Рыжую целый час.
— Привет, — говорит она детям, обнимая одного за другим, когда они выкатываются мимо нее на непослушных ногах. Я был примерно в их возрасте, когда впервые вышел на лед — благодаря папе до этого я знал только футбольные поля, и это основательно кружило голову. Дядя Блейк устроил мне экспресс-курс по основам, но очень скоро я уже самостоятельно летал по стадиону из конца в конец.
— Пенни, — говорит один из детей, указывая на меня. — Кто это?
— Это Купер, — говорит она. — Он будет нам помогать. Он правый защитник в хоккейной команде МакКи. Там, где я учусь, помните?
Я искоса смотрю на нее, но она не оборачивается. Мой желудок не должен так приятно сжиматься, когда я слышу, что она знает, на какой позиции я играю, но я не могу остановиться.
— Он твой парень? — спрашивает другая девочка.
Я фыркаю. Это заставляет ее бросить на меня взгляд — она прикусывает губу так, словно вот-вот готова рассмеяться. На секунду мне кажется, будто что-то вспыхивает в воздухе между нами — дух товарищества, рожденный между двумя единственными взрослыми в этой ситуации. Что иронично, поскольку мы просто парочка студентов из универа. Но потом она выпрямляется и слегка качает головой.
— Нет, — говорит она. — Что ты вообще знаешь о парнях, Мэдисон?
— Многое, — отвечает Мэдисон, скрещивая руки на груди.
Я давлю смех, пока Рыжая — ну, я полагаю, что ее зовут Пенни, но с такими волосами не могу удержаться, чтобы не назвать ее Рыжей, — непринужденно переводит тему, возвращаясь к занятию. Кажется, тренер был прав насчет всего этого. Есть что-то классное в том, чтобы смотреть на кучу детей, увлеченных тем же самым, что и я. Глаза у них круглые, как тарелки, и они все время шепчутся, пока Рыжая объясняет им технику. Они еще учатся кататься, не держась за перила, и я вижу, с какой опаской они толпятся у бортов. По крайней мере, я могу продолжать быть вежливым.
— Ладно! — весело говорит девушка. — Мы сделаем это упражнение вместе, а потом попрактикуетесь самостоятельно. Помните: держите колени полусогнутыми. Нам надо держаться пониже и балансировать руками. Еще раз, как мы падаем?
— Не на спину, — говорит один мальчик. На нем хоккейная кофта Овечкина. Длинные светлые волосы падают ему на глаза.
— Верно, — говорит она. — Нам надо беречь головы. А еще не стоит подставлять руки при падении, потому что можно повредить запястья. Когда вы держите колени согнутыми, то гораздо проще падать на бок.
Она объезжает меня кругом.
— Хочешь показать, Купер?
— Как падать?
Она кивает.
— Даже хоккеисты иногда падают, да?
— Падаем. — Я выезжаю на середину катка. — Вы будете падать, и это нормально. Она права, я до сих пор много падаю.
Обычно от удара, но я этого не добавляю. Я показываю, как падать, приземляясь на плечо, а не на голову или запястья. После этого Рыжая заставляет меня показать детям, как делать простое упражнение с конусами. Я дважды прокатываюсь по волнистой линии от борта к борту, а потом смотрю, как дети выстраиваются в очередь и пробуют сделать это сами.
Я думал, что это будет сплошная тягомотина, но сам быстро вхожу во вкус. Я спасаю одного мальчика от врезания в борт и делаю замечание девочке, у которой все время подламываются колени. Дети — как новорожденные жеребята, выясняющие, как стоять на ногах, но надо отдать им должное: большинство быстро поднимаются после падения.
Когда подходит время практики, я подъезжаю к мальчику в кофте Александра Овечкина. Его пухлые щеки покраснели от холода. Он уже упал три раза подряд и не может проехать от борта до конусов.
Я нагибаюсь, чтобы наши глаза были на одном уровне. Пацан так крепко цепляется за перила, что от кончиков пальцев отлила кровь. Я отгибаю их один за другим и сам удерживаю его в равновесии.
— Знаешь, я встречался с ним.
Он утирает нос тыльной стороной ладони.
— С кем?
— С Овечкиным. Вежливый, как чер… Очень вежливый мужик. Правда классный.
Пацан сияет.
— Он мой любимый игрок.
— Только он или в целом болеешь за «Кэпс»?
— Болею за «Кэпс», — говорит он.
— Дело хорошее. — Я показываю на конусы. — Знаешь, Овечкин тоже учился держаться на коньках, когда был маленьким. И мне тоже пришлось.
— Я хочу играть в хоккей.
Он прикусывает губу и смотрит в ту сторону, где Рыжая показывает паре детей, как разворачиваться. Я слежу за его взглядом и моментально отвлекаюсь на выражение сосредоточенности на ее лице. На полсекунды мы встречаемся взглядом, когда она откидывает волосы с лица.
Я сглатываю.
— Как тебя зовут?
— Райан.
— Райан — а дальше? Что будет написано на спине?
— МакНамара.
Я хлопаю его по плечу.
— Хорошая фамилия. Отлично будет выглядеть на твоей форме. Но сначала надо научиться держаться на коньках, приятель.
Он кивает и снова трет нос.
— Я знаю.
— Я поеду вон туда, — говорю я, показывая на ближайший конус. — Буду ждать тебя там.
Я остаюсь в согнутом положении, раскрываю руки и смотрю на Райана — надеюсь, с ободряющим выражением на лице. Уверен, через пару недель он будет учиться кататься спиной вперед — ему просто надо попробовать и немного набраться уверенности. Через несколько секунд он отталкивается от перил и очень медленно катится ко мне.
Когда я ловлю его, то даю ему пять.
— Молодец. Давай еще раз.
Когда урок заканчивается, Райан обнимает меня, и это точно не отстойно. Он спрашивает, приду ли я на следующее занятие. Сомневаюсь, что тренер решит, будто я за один урок избавлюсь от того, что мой отец считает склонностью к жестокости, — ну и ладно, поскольку мне понравилось, — поэтому я киваю и говорю, что мы увидимся на следующей неделе.
Когда мы остаемся одни на льду, Рыжая подъезжает ко мне. На ее щеках цветет румянец от прохладного воздуха и физической нагрузки. Ее волосы беспорядочным облаком парят вокруг ее головы, как рыжий нимб. Она морщит свой милый носик. Что-то в ней кажется знакомым, но я не знаю, где мог ее видеть. Может, она в команде МакКи по фигурному катанию? У нас она есть, но я мало о ней знаю. Наши пути могли пересекаться в кампусе с десяток раз, хотя, если так, не представляю, почему я с ней не познакомился. Я провожу ладонью по лицу, позволяя хмурому взгляду заменить улыбку, которая царила на моем лице во время урока.
— Все так плохо, да?
Я двигаю челюстью, раздражение на всю ситуацию возвращается, когда мне больше не на чем сосредоточиться.
— Нет, просто… не то чтобы я об этом просил.
— У тебя хорошо получается. — Она толкает меня плечом в руку. — Я думала, что ты будешь ужасен.
— Ты знаешь, что я умею кататься на коньках.
— Я не про коньки, а про работу с детьми. — Она ухмыляется, и — черт возьми — это мило. Я с трудом подавляю стон. Во время занятия я умудрялся игнорировать жар, который бежал по мне от макушки до пальцев ног каждый раз, как я чувствовал ее рядом с собой. Но теперь тело как может напоминает мне, что я не спал ни с кем слишком долго для парня моего возраста. — Это и правда было мило.
Я ковыряю лед носком конька.
— Да ну, скажи это моему тренеру. Он считает, что это поможет моей игре, но, честно говоря…
Я замолкаю, потому что одно дело жаловаться на воздержание моему брату, а совсем другое — делиться этим с незнакомкой.
— Честно говоря — что? — спрашивает она.
Я смотрю на нее. Может, это глаза выглядят так знакомо? Мы вместе ходили на пары на первом курсе или еще что? На хер, я все равно ее не знаю и вряд ли могу выглядеть еще более жалко.
— Честно говоря, мне просто надо с кем-то переспать. Уже прошло несколько месяцев, и я слишком зажался.
Она поднимает бровь.
— Разве у вас, хоккеистов, нет свиты из болельщиц, которые повсюду за вами следуют?
Я пожимаю плечами.
— Я не люблю проводить ночь с одной девушкой дважды.
— Почему?
— У тебя всегда столько вопросов об интимной жизни других людей?
Она поднимает взгляд: не самая низенькая девушка на свете, но я все еще на несколько сантиметров выше и килограммов на пятьдесят тяжелее ее. Наверное, у нее в прошлом все же было фигурное катание — она очень естественно ведет себя на льду, а такие качественные коньки недешевы. Она тянется вперед, ее изящные пальцы застывают в паре сантиметров от моей груди. Ногти у нее — идеальные овалы с оранжевыми кончиками. У меня возникает абсурдное желание взять ее руку в мою и изучить различия: места, где мои ладони грубые, а ее — гладкие, как внутренняя сторона раковины.
Будь я глупее, я бы сказал, что она готова меня поцеловать.
Мое дыхание останавливается.
Мы встречаемся взглядами, и, кажется, она принимает какое-то решение.
А потом она действительно меня целует — в смысле, в щеку. Ее губы легко, как перышки, касаются моей бороды. Вместо того чтобы говорить вслух, она шепчет мне на ухо. И дрожит, но мне еще хуже. Я застываю на месте, пока мое тело и разум стремятся быть ближе к ней.
— Замути со мной.
8
Пенни